Читаем без скачивания Прерия - Джеймс Купер

— Уж не желаете ли вы, чтобы я тащил на себе повозку по этой пустыне в продолжение целых недель, а то и месяцев? — возразил Измаил. Как все люди подобного типа, он мог проявлять необыкновенную энергию только в крайних случаях. Свойственная ему апатия, нарушавшаяся слишком редко, мешала ему быть довольным предложением, требовавшим много труда. — Людям вашего сорта, живущим в поселениях, принято торопиться в свои жилища. Но моя ферма слишком обширна, чтобы у ее хозяина не хватило места, где отдохнуть.

— Ну, так если вам нравится эта плантация, то остается только собирать жатву.

— В такой стране это легче сказать, чем сделать. Но, Абирам, нам нужно идти дальше, и по многим причинам. Вы меня знаете; знаете, что если я и редко вступаю в договоры, то зато исполняю их лучше всех ваших кропателей актов и контрактов, нацарапанных на клочках бумаги. Может быть, чтобы достигнуть места, куда я обещался довезти вас, нам придется сделать еще тысячу миль, а может быть, и ни одной.

Говоря это, Измаил взглянул на палатку, венчавшую вершину его крепости на утесе. Товарищ понял этот взгляд и ответил еще более выразительным взглядом. Благодаря какой-то тайной силе, действовавшей на их чувства и интересы, этого было достаточно, чтобы восстановить чуть было не нарушенную гармонию.

— Я знаю это и чувствую до мозга костей; но я слишком хорошо понимаю причину, заставившую меня предпринять это проклятое путешествие, чтобы забыть, как мы далеки от конца. Ни для вас, ни для меня не окажется выгодным, если мы не завершим так хорошо начатого дела. Да, это, кажется, закон всего мира. Когда-то — это было на берегах Огайо — я слышал, как один бродячий проповедник говорил, что если человек проживет по вере даже сто лет и потом согрешит хоть один раз, его счет будет сведен, смотря по тому, как он окончил свое дело. И на весы будет положено все зло, а все добро не будет принято во внимание.

— И вы поверили тому, что вам говорил голодный лицемер?

— Кто говорит, что поверил? — возразил Абирам с напускным презрительным видом, плохо прикрывавшим страх, который внушали ему размышления на этот счет. — Уж не потому ли, что повторяю слова плута?..

— Ну, Абирам, будьте мужчиной и бросьте эти причитания, — насмешливо сказал переселенец. — Слушайте, друг мой, я неважный работник, но знаю по себе, что для того, чтобы получить богатую жатву, даже на самой плодородной почве, надо работать много и прилежно; и все ваши гнусливые проповедники, прекрасные слова которых вы так хорошо запоминаете, часто сравнивают землю с полем пшеницы, а людей, живущих на ней, с произведениями полей. Ну, так я скажу вам, Абирам, что вы стоите не больше волчца или плевел. Да, вы из того слишком жидкого дерева, которое не годится даже для костра.

На одно мгновение выражение гнева, появилось на мрачном лице Абирама. Было ясно, что он вне себя от ярости; но твердая, неподвижная осанка Измаила заставила его прийти в себя — мужество шурина, по-видимому, имело сильную власть над трусливой натурой Абирама.

Измаил, довольный сознанием своей власти, которую он слишком часто выказывал, чтобы усомниться в ее силе, холодно продолжал разговор и развил более подробно свои планы на будущее.

— Как бы то ни было, — сказал он, — а вы признаете справедливым платить каждому по заслугам. У меня украли имущество, но у меня есть план, как вознаградить себя за это: если человек является посредником между двумя сторонами, то было бы очень глупо, если бы он не взял себе кое-что за комиссию.

В то время, как старый переселенец объявил свое решение твердым тоном, становившимся громче по мере того, как он разгорячался, четверо его сыновей, до тех пор стоявших у подножия утеса, подошли к отцу свойственной всей семьей тяжелой походкой.

— Вот уже целый час я зову Эллен Уэд, которая что-то сторожит на утесе, спрашиваю ее, не видит ли она чего, — сказал старший из сыновей, — а она только качает головой в ответ. Эллен слишком скупа на слова для женщины и могла бы быть повежливее: красоты ее от этого не убавилось бы.

Измаил поднял глаза вверх, где молодая девушка, бессознательно вызвавшая эту вспышку, сторожила так внимательно. Она сидела на самом высоком краю утеса, рядом с маленькой палаткой, по крайней мере на высоте ста футов над уровнем равнины. Можно было рассмотреть только очертания ее фигуры, белокурые волосы, развевавшиеся от ветра по ее плечам, и пристальный, казавшийся неподвижным взгляд, устремленный на какую-то отдаленную точку в прерии.

— Что там такое, Нелли? — крикнул Измаил. Его могучий голос раздался среди шума разбушевавшейся стихии. — Ты видишь что-нибудь, кроме буйвола, бродящего по прерии?

Губы внимательно вглядывавшейся Эллен полуоткрылись; она встала во весь свой маленький рост, по-видимому, продолжая смотреть на какой-то незнакомый предмет; но если она и сказала что-нибудь, то ее голос был слишком слаб, чтобы его можно было расслышать среди шума ветра.

— Девочка, наверное, видит что-то необыкновенное! — вскрикнул Измаил. — Ну что же, Нелли? Глуха ты? Нелли, слышишь? Хотелось бы мне, чтобы у нее перед глазами была армия краснокожих, потому что мне было бы очень приятно отплатить им под прикрытием этих скал и баррикад.

Измаил сопровождал эти слова такими энергичными жестами, что привлек на себя внимание своих сыновей, сосредоточенное до тех пор на Эллен. Когда он окончил говорить и все повернулись к утесу, чтобы наблюдать за движениями молодой девушки, место, на котором она была за минуту, оказалось пустым.

— Это так же верно, как то, что я грешник! — вскрикнул Аза с горячностью, тем более заметной, что он был самым флегматичным из детей Измаила. — Ветер унес бедную девушку!

По внезапному волнению его братьев ясно было видно, что, несмотря на свою медлительность и врожденную апатию, они не остались равнодушными к влиянию голубых, глаз, белокурых волос и румяных щек Эллен.

Выражение глупого удивления, смешанного с каким-то иным чувством, появилось на их лицах в то время, как все они смотрели на утес, покинутый молодой девушкой.

— Может быть, — прибавил один из братьев, — она сидела слишком близко к краю; я уже целый час думал о том, чтобы сказать ей, как это опасно.

— Не ее ли лента развевается там? — сказал Измаил. — А! Кто это вошел в палатку? Не говорил ли я вам…

— Эллен! Это Эллен! — перебили его молодые люди все сразу.

В эту минуту она снова показалась, положив таким образом конец их предположениям и беспокойству, которого, казалось, нельзя было бы предположить в таких тяжелых на подъем людях. Эллен вышла из палатки легкими, решительными шагами и снова заняла свое опасное место. Протянув руку в сторону прерии, она, казалось, с оживлением говорила что-то невидимому существу.