Читаем без скачивания И пришел сгрозой военной... - Константин Калбанов

— Дистанция до замыкающего.

— Восемь кабельтовых

Что и требовалось доказать. Идут строем пеленга, причем ближе к 'Страшному' идет замыкающий. Странно, уж больно тесное построение. Может они начали сходиться после того как обнаружили 'Страшного'? Не суть. Сейчас главное сделать так, чтобы они ненавязчиво подставились под мины. Тихонько так, аккуратно, прикинувшись ветошью. В идеале конечно лучше бы, чтобы просвет вовсе пропал, но даже незначительное его уменьшение, значительно увеличит шансы попадания торпед.

— Машина, уменьшить ход до семнадцати. — Вот так вот, тихонько, тихонько.

Казалось бы ничего не произошло, но вскоре Петр Афанасьевич начал замечать, что головной все же слегка отдалился, переменили свое положение относительно 'Страшного' и остальные. Вот они уже идут вровень не со вторым, а с третьим миноносцем. Головной сбрасывает ход, второй замешкался и зазор заметно сокращается, третий так же реагирует с запозданием, о четвертом и говорить не приходится. Науменко видит только силуэты кораблей, что творится на палубе не рассмотреть, так что скорее всего и японцы не видят их приготовлений, но на всякий случай маскировка не помешает.

Командир бросает взгляд в сторону аппаратов. Малеев и Акинфиев замерли на местах наводчиков, на аппараты наброшены куски брезента, придав им несуразную форму, так что если японцы что и видят, то им ничего не разобрать. Хотя, что они могут увидеть. Ага, запасные мины уже готовы к заряжанию, только поверни аппарат и можно заряжать. Вот только мины все еще в трубах, ну да это мы мигом.

— Ермий, готовы?

— Готовы, командир.

— С богом!

Брезент сдернут. Первый, пошел. Хлопок, эсминец мелко вздрогнул выталкивая длинную сигарообразную тушу, которая с всплеском падает в воду и быстро набирая максимальную сорокаузловую скорость устремляется к кораблям противника. Второй, пошел. Вновь хлопок, дрожь, всплеск и пенный след устремившийся к своей цели. Аппараты быстро разворачивают и начинают перезаряжать, люди работают молча и слажено, как на многократных и тренировках, никто не суетится, не путается друг у друга под ногами, каждый знает, что ему следует делать. Для того и слито семь потов на эту палубу, чтобы сейчас все работало как часы.

Часы. Науменко смотрит на секундомер, тут же переводит взгляд на японцев. Нет, вроде ничего не изменилось, ничего не заподозрили. Взгляд на орудийную платформу, возле которой пригнулся расчет. Все верно, нечего отсвечивать, бог весть какая у них там оптика и насколько глазастые сигнальщики, с их хваленым кошачьим зрением. Отдавать приказ им рано, так как сразу после атаки, Петр Афанасьевич планирует отворачивать на сто восемьдесят градусов и прикрывшись дымами. Если кто и успеет сделать выстрел, так это кормовое орудие, ну еще с правого борта. По одному не больше, потому как после все заволочет дымом. Снова взгляд на секундомер. Медленно. Как все же медленно течет время. Японцы. Вроде уровняли скорость, начинают приводить в порядок строй, но зазор между кораблями сократился еще больше.

— Серегин, дымы!

— Есть дымы! — слышится отдаленный голос, а затем над кормой начинает вспухать черный столб дыма, пока он еще не набрал силу, но облако растет с каждой секундой.

Отворачивать? Рано. Время. Почему нет взрыва? Промазали? Обеими минами? Черт, нужно было сблизиться, вот сейчас они уже должны заметить прошедшие мимо пенные следы от мин и откроют огонь. Господи, прости меня грешного.

Взрыв. Белопенный фонтан взметается вверх, выше мачт. Второй с головы миноносец словно норовистая лошадь взбрыкнул, корма сначала подпрыгнула, а затем резко осела в воду.

Взрыв. Такой же фонтан в носовой части четвертого в строю, все же промазали по третьему, но достали последнего. Из-за фонтана не видно чуть не треть корабля, видно, что его слегка подбрасывает, словно наскочил на какую-то неровность и с секундной задержкой, фонтан еще не начал опадать, еще один взрыв, они словно наложились один на другой, второй разметал белопенный султан воды. Никак сдетонировала мина в носовом аппарате. Миноносец словно нырнул в пучину. Вот он был, а вот только мелькнула в воздухе корма и все.

— Лево на борт!

— Есть лево на борт!

— Машина, полный ход! Самый полный!

Эсминец кренит на правый борт, люди хватаются кто за что, чтобы не слететь в холодное море. С кормы звучит выстрел сорока семи миллиметровой пушки, ей вторит бортовая. Запоздало рявкает носовое орудие, стреляет уже на предельном углу, снаряд понятное дело падает с большим упреждением по курсу японцев.

Корму заволакивает черным дымом. Петр Афанасьевич еще успевает увидеть вспышки на японских кораблях, несколько снарядов падает по правому борту с недолетом, не ожидали такой прыти. Один ухает с левого поблизости от борта, взметнув водяной султан, обдавая людей и палубу водой и осколками. Но пока бог миловал, вроде все на ногах. Нет, вон один из матросов хватается за предплечье, зло выматерившись, но затем смотрит на руку и в очередной раз чертыхнувшись сквозь зубы, продолжает заряжать аппарат, на рукаве появляется темное пятно. Понятно. Царапина, но обожгло чувствительно.

Снаряды падают часто и густо, вздымая фонтаны воды, но пока огонь противника идет в холостую, за черными клубами дымовой завесы рассмотреть русский корабль не получается, поэтому они просто садят по стелющемуся над водой черному облаку. 'Страшный', все время идет в повороте, угрожающе кренясь на правый борт, но послушен воле рулевого. Дым спрятал эсминец, но он так же укрыл и японцев. Не суть. В планы Науменко вовсе не входит вступать в бой даже с двумя не поврежденными эсминцами, силы все одно неравны, у них вооружение посерьезнее будет. Кстати, что там со вторым эсминцем, тонет, или мина угодила в комовой отсек, тогда может и выстоит, кормовой отсек не так уж и велик. Ничего не видно. Но это и хорошо. Значит и японцы их не видят. До рассвета еще больше часа, видимость после дождя конечно улучшилась, но ночь все еще не собирается уступать свои права, а значит можно оторваться и затеряться.

Хорошо бы, второй миноносец только серьезно повредило. Бросить товарища они не смогут, так что с ним останется хотя бы один, а вот ринется ли вдогонку за русским один эсминец сомнительно. Хотя может. Самурайский дух и все такое. Вполне может. Но если это случится, то лучше уж подальше, все же меньше шансов, что второй вмешается в единоборство. А потому уходить. Уходить как можно дальше.

Шашки догорают. Хорошая придумка. Вот ведь, не военные и не моряки, а какую ладную вещь придумали, эдак можно и днем в прядки играть. Жаль только недолго, всего-то три минуты горит шашка. Ага, стало быть пора.

— Серегин, поджигай вторую пару!

— Слушаюсь, ваш бродь!

Взгляд на лаг. Двадцать семь узлов. Это максимум и даже больше. Дмитриев сейчас выжимает из машины все, что только возможно, так как максимум что им удавалось до этого выжать из машин это двадцать шесть узлов. Так долго продолжаться не может, машины работают уже за пределами своих возможностей. До Порт-Артура еще примерно двадцать миль. Час ходу и даже чуть меньше, но это если скорость останется прежней, а это увы, невозможно. К тому же над трубами уже видны факелы. Сейчас, пока шашки прогорают, это не имеет значения, но позже, когда дым рассеется они как маяк укажут японцам в какой стороне искать миноносец. Нет, нам этого не надо. Науменко склоняется над переговорной трубой.

— Павел Михайлович, уменьшите ход до двадцати узлов и придумайте что-нибудь с факелами, нетто они как путеводная звезда.

— Понял. — Голос механика звучит как из преисподней, Петр Афанасьевич, даже сомневается, все ли тот расслышал, но ход заметно падает, а вскоре и факелы пропадают.

Дым начинает рассеиваться, шашки выдохлись. Науменко вместе с сигнальщиками всматривается в горизонт, силясь хоть что-то рассмотреть. Ничего. Это хорошо. Оно конечно возможно японцы где-то рядом, но никого не видно, а значит и они скорее всего ничего не замечают. Очень может быть, что они сейчас движутся в разных направлениях. Вот лучше бы так. Хватит с них на сегодня геройств.

Взгляд на палубу. Аппараты уже заканчивают перезаряжать. Вот и ладушки, негоже иметь неготовое к бою оружие, тем более главное оружие этого кораблика. Что не говори, а роль истребителя минных катеров и миноносок, охрана броненосцев и крейсеров от минных атак, она только второстепенная, главная это минная атака вражеских кораблей и желательно как можно большего тоннажа.

Рассвет. Хорошо то как. Воздух чистый и свежий. Понятно, что позади бессонная можно сказать ночь, те пара часов, что ему удалось урвать, назвать сном язык не поворачивался, только раззадорил. Но рассвет словно вселяет новые силы, плечи сами собой расправляются навстречу свету, все же человек дитя солнца, а не луны, потому и предпочитает день ночи. Усталость еще навалится, потом, а вот сейчас ощущается прямо таки прилив сил. Хорошо.