Читаем без скачивания Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшина согласно кивнул головой.
– А я вот на дембель собираюсь, увольняют скоро старшие возраста.
– Пора бы уже.
– Подожди, я сейчас.
Старшина ушел на свой склад, назад вернулся с Вовиным карабином. Вместе с оружием отдал Лопухову листок.
– Я тут свой адрес написал, если чего – приезжай. Шоферы везде нужны, к делу тебя пристроим, не сомневайся.
– Да я и не сомневаюсь. Спасибо.
Вова убрал аккуратно сложенный листок в карман. Потом потянулся к своему сидору, вытащил из него трофейный несессер, протянул старшине.
– Держи, Ерофеич, на память.
– А ты?
– Я себе еще найду. Тут этого добра…
Бывший разведчик повертел несессер в руках, открыл, полюбовался содержимым. Потом снял с ремня свой нож и протянул Вове.
– Это тебе. Бери, бери. Не трофейное же барахло со склада тебе дарить.
Вова взял. На прощание они обнялись. Вова надеялся, что расстаются они навсегда, и вовсе не потому, что не хотел больше видеть Ерофеича, как раз наоборот, но обратно, домой, хотелось все-таки сильнее.
Обещание свое Кальман выполнил, Лопухову достался видавший виды «студебеккер». На нем Вова и колесил по всей Германии и Чехии. Хотя танки с места практически не двигались, перевозок все равно хватало. И свое бригадное имущество возили, и оккупационная администрация для своих нужд их частенько припахивала.
Золотое время было, что твой шенген плюс всеобщее переселение народов. От Польши до Испании никаких границ, точнее, границы, конечно, были, но мало кто их замечал. Некоторые, говорят, аж до самого Парижа доезжали. Союзники тоже катались по всей Германии. Отношения еще испортиться не успели, царило всеобщее благодушие победителей и мир, дружба, жвачка!
Пришлось и Вове с ними столкнуться. Дело было на горном перевале между Германией и Чехией. Еще в Германии у него сдохло переднее колесо. Возиться с ремонтом камеры на дороге он не стал, поставил запаску, хреновенькую, надо сказать. Решил дотянуть до расположения и уже там заняться, но не повезло. На самом перевале кончилось одно из задних колес, причем по закону подлости с внутренней стороны. Приткнувшись к краю обрыва, Лопухов затянул ручник, достал домкрат и, матюгнувшись, приступил. Только успел снять оба колеса, как сзади резанул уши рев автомобильного сигнала.
– Чтоб тебя!
На дороге стоял такой же, как у него, «студер», только с тентом и большой белой звездой на дверце, а из кабины вылезал здоровенный негрила, скалившийся белозубой улыбкой. По-английски Вова малость шпрехал, на приветствие ответить сумел.
– Гуд дэй, мистер.
Хотя какой он на хрен добрый. А вот дальше диалог заглох, словарный запас с обеих сторон оказался маловат. Но два профессионала поймут друг друга и без слов. Вова молча ткнул рукой в спущенное колесо. Американец пнул его ногой и кивнул, дескать, все понятно. Потом указал на запаску. Вова махнул рукой. Союзник то ли не понял, то ли не поверил, взял и стащил запасное колесо на дорогу, ругаясь при этом по-американски. А вот дальнейшие его действия повергли Лопухова в ступор. Негрила взял и столкнул колесо с обрыва в пропасть.
– Ты что творишь, козел!
Союзник на Вовины слова не отреагировал, взял проколотое колесо и отправил его туда же. Лопухов окончательно выпал из реальности. Тем временем негр забрался в кузов своей машины и скинул оттуда… Два новеньких, муха не сидела, колеса.
– Гуд вилс! – оскалился союзник.
Вова так расчувствовался, что готов был его обнять. Надо было как-то отблагодарить союзника за такой царский подарок, но, как назло, в кабине, кроме двух банок американской же тушенки, ничего не было. Не ее же американцу дарить. Стоп! Он решительно сорвал с левой руки часы.
– Держи. Презент.
– Оу! – расплылся союзник. – Свис!
Сообразил, что не фуфловую немецкую штамповку ему дарят.
– Самые настоящие, – подтвердил Лопухов.
Посчитав обмен явно неравноценным, американец всучил Вове несколько пачек «Лаки страйк».
– Презент! Презент!
Потом они вдвоем поставили колеса на место, закрутили гайки. От покрышек пованивало давно забытым запахом свежей резины. Расстались довольные друг другом, скрепив американо-советскую дружбу долгим и крепким рукопожатием.
Водителей старших возрастов постепенно демобилизовали, трофейную технику списывали, ну и гайки понемногу закручивали, прежней вольницы уже не было. Все трофейное оружие поотбирали, а тем, кто не сдаст, сроком пригрозили. Патроны строго по счету, танковые шлемы носить запретили, за расположение просто так уже не выйдешь. Невольно вспомнились первые дни в учебном полку, разве что строем ходить и песни орать не заставляли. И окопы копать, у водителей своих забот хватает.
В начале июля Вову наградили второй медалью. «За победу над Германией». Всех наградили и Лопухова тоже. Награда радости не принесла, время шло, а дембель на горизонте не просматривался, между тем четыре года почти истекли. Вова пошел к Кальману, но тот только руками развел.
– Кто бы меня самого демобилизовал. В приказе четко сказано «тринадцать старших возрастов», и точка.
– У меня контузия была, – напомнил Вова.
– Это не ко мне, а к медицине. Принесешь справку, что не годен – поедешь домой.
– Принесу, – пообещал Вова, – обязательно принесу.
И направился к выходу.
– Постой, – окликнул его ротный, – а как же ты, контуженый, машину водишь?
– Нормально вожу, – схамил Вова, – без единой аварии.
– Разгильдяй, – впечаталось в лопуховскую спину.
В казарме Вова собрал свои сокровища, за месяц у него кое-каких трофеев собралось, американские сигареты тоже кстати пришлись, и прикинул, хватит ли этого на получение справки. На следующий день он отправился в гарнизонный госпиталь.
Эпопея получения заветной справки заслуживала отдельной истории. Вова неделю проходил обследование. Он симулировал головокружения и приступы головных болей, чинил машину начальника госпиталя и неудачно пытался обольстить старшую медсестру, подарил ППЖ начальника рулон дорогущего панбархата, угощал сигаретами госпитальных хозяйственников и под конец дал взятку врачу-невропатологу бутылкой французского коньяка какой-то охрененной выдержки. Эту бутылку основательно поддавшая шоферня хотела употребить уже под конец, когда не хватило. Подтянувшийся к концу гулянки Вова выкупил ее за флягу спирта и сохранил до подходящего случая.
Через неделю невропатолог Вовиной осады, ведущейся по всем правилам искусства хорошо известного советским снабженцам всех мастей, не выдержал и коньяк таки взял, не устоял.
– Черт с тобой. В конце концов, контузия у тебя действительно была, хоть и легкая. И война уже закончилась. Но ты же с таким диагнозом ни одну медкомиссию не пройдешь! Подумай.
– Думал уже. Мне бы только до Союза добраться, а там вылечусь. Дома и стены помогают.
– Вылечится он, – скептически хмыкнул майор медицинской службы. – Иди в
