Читаем без скачивания Черный дембель. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянул на зажатую в моей руке сигарету, удивлённо вскинул брови и сказал:
— Землячок! Так я чего пришёл-то!
Помахал сигаретой.
Указал сигаретой на лицо мужчины, будто прицелился в него волшебной палочкой.
— Землячок! — сказал я. — Огоньком меня угости, будь другом! Кто-то спички у меня спёр! Какой-то гад…
Пожал плечами и сообщил:
— Наверное, я у Варьки их оставил.
Белобрысый постучал себя по карманам, мазнул взглядом по салону. Покачал головой.
— Прости, земляк, — сказал он. — Спичек у меня нет. Не курю.
Я развёл руками, чуть присел и выдохнул:
— Оба-на!
Наклонился, заглянул в салон через водительское окно.
— Земеля, да ты гонишь! — сказал я. — На машине и без спичек⁈ Так не бывает. За слона меня принял?
Положил руку на горячую крышу «Запорожца».
— Ты пошарь по карманам, зёма! — потребовал я. — Хорошенько пошарь! Зажимать для дембеля огонь — это ж западло!
Я заметил, как вздулись у водителя мышцы на лице под скулами.
Белобрысый упёрся взглядом в мою тельняшку, нахмурился.
— Нет у меня спичек, парень, — сказал он. — Говорю тебе: я не курю. Так что иди своей дорогой, земляк. Не задерживайся.
— Ха! Вот те раз! Приехали!
Я ударил ладонью по крыше автомобиля и заявил:
— Не зёма ты мне, мужик! Понял⁈
И снова саданул рукой по автомобилю — будто стукнул по металлическому тазу.
Водитель вздрогнул.
— Ты чмо, а не зёма! — заявил я. — Самое настоящее чмо! Понял⁈
Выронил из руки сигарету, смял тельняшку на своей груди, спросил:
— Ты десантуру не уважаешь, чмо⁈ Плюнуть в полосатую душу хотел⁈
Я склонился влево, с громким звуком смачно харкнул на ветровое стекло — струя слюны перечеркнула лобовуху наискосок, от неё вниз потекли похожие на пену капли.
— Вот так-то! — сказал я.
Белобрысый встрепенулся.
— Ты что творишь, пацан⁈ — сказал он.
— Не уважаешь десантуру, да⁈ — повторил я. — А если вот так⁈
Картинно замахнулся и будто молот опустил кулак на капот. «Запорожец» отозвался на издевательство глухим жалобным стоном. С ветвей ближайших деревьев вспорхнули стайки мелких птиц.
— Как тебе такое⁈ — сказал я. — Нравится, чмо⁈ Да⁈
Рукавом стёр с губ слюну.
Водитель среагировал на жалобы автомобиля цветастым матерным выражением. Он впился в мою переносицу взглядом. Блеснул золотой коронкой.
— … Рамсы попутал, балетный⁈ — завершил свою тираду мужчина. — Вали отсюда, чушкан!
На пустырь за моей спиной приземлилась стая ворон. Птицы громким карканьем будто спародировали возмущённый голос белобрысого водителя «Запорожца».
Я усмехнулся и выдохнул:
— Чё⁈
Сунул руку в салон и схватил мужика за воротник, потянул его вверх.
— Чё ты сказал, чмошник⁈ — спросил я.
Приподнять водителя не сумел — поэтому я толкнул белобрысого.
Тот едва не повалился на пассажирское сидение, вцепился в рулевое колесо.
Я попятился от «Запорожца» на слегка согнутых ногах. Будто случайно споткнулся о камень — пошатнулся, но устоял. Жестом поманил к себе сверкавшего глазами и золотым зубом водителя.
— Выбирайся из коробочки, чмо! — потребовал я. — Никто, кроме нас! Слышал о таком⁈ Сейчас я тебе это объясню!
Я заметил на земле свою сигарету — неуклюже поднял её, сдул с неё пыль и сунул сигарету за ухо. Засучил рукава, сквозь зубы сплюнул на переднее колесо автомобиля.
Сжал кулаки, потребовал:
— Выходи, чмо синюшное! Накажу тебя! Узнаешь, что такое советская десантура!
Белобрысый покачал головой. Он тихо выругался, стиснул зубы. Из-под бровей взглянул через грязное лобовое стекло в направлении поворота к посёлку. Со стороны Верхнего кладбища донеслось рычание мотоциклетного двигателя и громкие щелчки. Я повернул голову; вскоре увидел уже знакомый мне «ИЖ-56» с коляской и восседавшего на нём Степана Кондратьевича. Мужчина ехал неторопливо; без мотошлема и без очков. Почти не пылил. Степан Кондратьевич заметил меня. Но не махнул рукой и не просигналил. Коляска дребезжала, двигатель мотоцикла рычал и щёлкал, будто отмерял пройденное расстояние. Мотоциклист свернул в посёлок — рычание и щелчки стали тише.
Я снова взглянул на белобрысого; стукнул себя кулаком по груди и крикнул:
— Выходи, чмо! Я тебя щас на карантин отправлю! Или ты уже обоссался от страха⁈
Моё требование громким карканьем поддержали оккупировавшие пустырь вороны. Я взмахнул согнутой ногой: изобразил карикатурное карате. Топнул сандалией по дороге, поднял облако пыли.
Белобрысый шумно выдохнул. Произнёс красивую фразу, которая в переводе с матерного на литературный язык прозвучала бы как: «Сударь, вы сами меня вынудили вас жестоко наказать». Он распахнул дверцу.
«Кар!» — среагировали на появление водителя «Запорожца» вороны. Две крупные чёрные птицы уселись на большой камень, будто заняли места в зрительном зале. Пристально рассматривали меня и моего соперника.
«Согласен с вами, — мысленно ответил я птицам. — В машине он выглядел… поменьше». Расставил локти, перешагнул с ноги на ногу. Двумя руками подтянул почти до пупка штаны.
Белобрысый выпрямил спину, расправил плечи. Я отметил: ростом он мне заметно уступал, но был шире в плечах и на десяток килограмм тяжелее. «Это плохо», — подумал я.
Водитель сунул руку в карман брюк. Угрожающе ухмыльнулся. «Нож или кастет?» — прикинул я. Шагнул белобрысому навстречу. «Двоечка»: в лоб, в челюсть.
Мужчина взмахнул руками, ударился об автомобиль и повалился на землю. Рядом с ним о придорожные камни звякнул металлический кастет. «Это плохо, — снова подумал я. — Как же я тебя понесу?»
— Ничего, Сергей Леонидович, — пробормотал я. — В этой жизни тебе не только тощих девиц придётся на себе носить.
Я взял белобрысого за грудки, усадил его, прислонил спиной к «Запорожцу». Изо рта водителя потекла подкрашенная кровью слюна. Я брезгливо скривил губы, но всё же забросил мужчину себе на плечо.
— Да, уж. Это не Котова…
«Кар!» — обиженно прокричали вороны.
— Ну, а что вы хотели? — ответил я им. — Всё. Цирк уехал. У клоунов закончился рабочий день.
Подбросил свою ношу, чтобы та удобнее расположилась на моём плече; шагнул на дорогу и произнёс коронную фразу волка из старого советского мульфильма про козлят:
— Баста, карапузики, кончилися танцы.
* * *
Я занёс водителя «Запорожца» во двор Прохоровых. Белобрысый ещё не шевелился, помечал наш путь тонкими прерывистыми струйками красноватой слюны. Врезал я ему не
