Читаем без скачивания Сын президента - Фэй Уэлдон

— Дэнди считает, что кого угодно затмит, — сказал Гарри Максуэйн.

— Сэр, — сказали Пит и Джо, — вы можете представить ее в Белом доме? Можете представить ее в качестве Первой Леди?

— Кто говорит о браке? — спросил Гарри.

— Дэнди, — сказал Пит.

— Я побеседую с ним, — сказал Гарри, откладывая книгу.

14

Переход от этого состояния благодати — от любви к отсутствию любви, от доверия к страху был быстрым. Стоит закрасться сомнению, доктор Грегори, и все здание — твоя вера в себя — тут же рассыплется до основания. То, что ты считала замком, построенным на вечные времена, с башенками, стягами и трубными звуками, откуда взгляду открывается прекрасный вид до самого горизонта, оказывается горкой песка на морском берегу, детской фантазией, всего лишь не новым в природе опытом, конечная цель которого — разрушение. Стоит первой волне проникнуть в крепостной ров и устремиться вперед, окружая замок, до конца — один шаг. Скоро берег снова станет плоским, и отлив, идя на убыль, оставит позади лишь гладкий пляж. И все же замок стоял там, — само великолепие, доктор Грегори. Я не могу поверить, что берег ничуть не изменился. Я не хочу этому верить.

— Почему он перестал меня любить? Вы можете мне это объяснить? Мне легче понять, почему кто-то кого-то полюбил, чем почему кто-то кого-то разлюбил. Безумие понятней благоразумия. В том ли дело, что постепенно верх берет здравый смысл, желание сделать то, что советуют друзья и родные, и заслужить их похвалу, быть тем, чем они советуют быть, или в том, что тело, душа и ум просто не в силах долго выдержать такой накал, такое слияние воедино, превращение в общий сплав, и вновь должны распасться на привычные составные части, которые можно держать под контролем?

Когда-то давно я баловалась ЛСД. Передо мной расстилалась вся Вселенная, и я сама была Вселенной, на пользу или во вред, большей частью во вред, но поверьте, когда ты влюблен, это совсем другое. Мне нечего было волноваться о нравственности. Я была сама нравственность.

Я не принимала противозачаточных пилюль, доктор Грегори. У меня не было спирали. Правда, у меня был колпачок, но он остался в Эдинбурге на грязной полочке в ванной довольно сомнительной гостиницы. Как бы то ни было, я никогда не любила им пользоваться. Полагаю, Джо и Питу и в голову не приходило, что я не предохранялась, как они называют это. Такие девушки, как я, — другими словами, согласно их классификации, испорченные девушки, видали виды и знают, что к чему.

Что вам сказать? То ли я была не так испорчена, как они думали, то ли предпочла забыть то, что знала, — второе куда ближе к истине. Я хотела ребенка от Дэнди, хотела страстно. Я хотела иметь реальное, плоть от плоти, кровь от крови, растущее, думающее, сознательное свидетельство и доказательство нашей любви. Я хотела иметь физическое воплощение духовной истины. Ведь этим-то и должен быть ребенок — хотя так редко бывает, — творением мужчины и женщины, их противоположной природы, соединившихся, пусть временно, и не без участия Всевышнего, в изумительном, головокружительном танце страсти и любви. Не просто повторение скучающей женщины, которая хочет заполнить пустое место в комнате и иметь цель существования, желательно очень на нее похожее, кроткое, послушное, у нее на поводу, но нечто новое, отличное от нее, способное подтолкнуть весь мир чуть-чуть вперед.

— Я любила Дэнди, другими словами, я хотела от него ребенка.

Я была готова отказаться от всего, что имела, ради нашей любви. А все, что я имела, естественно, было мое прошлое и мое будущее. У меня не было имущества, я не занимала особого места в обществе. Я полагала, я ждала, что Дэнди поступит так же. Что в переплетении наших тел была магия, которая заставит его тоже отказаться от всего.

— Мне кажется, Иисус имел в виду то же самое, говоря ученикам: Оставьте все, что у вас есть, и следуйте за мной. Так они и сделали: оставили несколько сетей и парочку жен. Петр, без сомнения, пошел вслед за Ним, и на этом фундаменте и построена Его Церковь, с ее богатством и мирской властью, золотой утварью, блудом и продажностью, жирными аббатами и тощими инквизиторами. Чем больше надежда, чем выше мы возносимся духом, тем печальней и глубже падение.

— Возможно, я ждала от Дэнди слишком многого. Возможно, матери моих школьных подружек были правы: «Стоит тебе уступить, — говорили они, — стоит мужчине добиться того, чего он хочет, и он перестает тебя уважать. Не думай, что он женится на тебе, этого не будет».

Старая мудрость тех времен, когда девушки хранили девственность до замужества и не тратили попусту жизнь, чтобы утолить любовную жажду — что может быть непрактичней? — и восхищались мужчинами, и хотели иметь от них детей как доказательство любви. Когда мужчины действительно дарили женам детей, а не просто избавлялись от спермы. Тогда мужчины на самом деле презирали девушек, которые с ними спали, которые не могли сдержать вожделение. Возможно, Дэнди все еще принадлежал старому миру, верил в старую мудрость. С такими девушками, как я, делят постель, какое-то время делят кров, но, разумеется, не женятся на них, и, уж конечно, не делятся с ними мыслями. А когда желание исчезало — с мужчинами это случается раньше, чем с женщинами, — что ж, пора было двигаться дальше и пригласить к обеду какую-нибудь добропорядочную, кокетливую, глупенькую девственницу. Понятно, речь шла о духовной девственности: в наши дни только сумасшедший будет настаивать на физической девственности.

Если это так, доктор Грегори, я ненавижу Дэнди Айвела от лица миллионов обиженных и отвергнутых девушек.

Он не возил меня в гости к родителям. Я не встречалась с его друзьями, он не выводил меня на люди, лишь изредка — Пит и Джо в ярости шептали что-то друг другу за соседним столиком — мы спускались в ресторан съесть бифштекс со спаржей. Я думала, он не хочет ни с кем меня делить, я думала, он хочет оставить мир снаружи, а меня — внутри; я думала, это мерило его любви, а не ее нехватки.

Он любил меня. Я знаю, что любил. Сперва это действительно было мерилом его любви. Только позднее, когда Джо и Пит, и его политические друзья взялись за Дэнди, то, что он держал меня в четырех стенах, превратилось в разумную и полезную меру.

— Мужчины любят держать женщин в четырех стенах. В миллионах миллионов пригородных домиков женщин все еще держат в их стенах любовь, верность и кружевные занавеси. Это не такая уж ужасная участь. Любая участь ужасна.

— В спальне Дэнди и я по-прежнему трудились в поте лица, со стонами взбираясь на гору любви, чей высочайший пик — мы знали это — сиял в божественном свете. В соседней комнате Джо и Пит читали финансовые отчеты и политическую хронику, играли в карты, курили, старались перещеголять друг друга в терпении — смотрели, кто Дольше продержит палец в пламени зажигалки — и пили минеральную воду. Глаза у них покраснели от дыма сигарет. Пальцы были в шрамах. Жабы в моих райских кущах, где, как я верила, я буду жить вечно.