Читаем без скачивания Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры - Мэттью Коллин

На следующий месяц была запланирована вечеринка Sunrise 5000: Once in a Blue Moon, которая должна была состояться в авиационном ангаре в Санта-Под. К этому времени у Колстон-Хейтера уже была сеть членов клуба, он продавал билеты по принципу пирамиды через агентов — как это делалось на светских балах, и его почтовая рассылка включала 6000 человек. Но, опять же, как бы хорошо ни была организована финансовая сторона дела, устройство самой вечеринки было чревато трудностями. Приехав на место, Колстон-Хейтер обнаружил, что в ангаре нет туалетов и электричества, и вынужден был рискнуть и использовать дизельный генератор с паршивой проводкой рядом с легко воспламеняемой кучей газет и всего четыре туалетных кабинки на несколько тысяч человек. И все же рейв Sunrise 5000 действительно собрал 5000 человек, и оба партнера торжествовали. «Больше никто не осмеливался нас тронуть, — улыбается Роберте. — Мы знали, что добились своего».

Sway with the rush, rush with the sway,

It's time to play, hip hip hooray!

Them take cocaine, them blow their brain, them go insane...

I take an E!

I feel irie![77]

Из речитатива MC на рейве «Helter Skelter», 30 сентября 1989 года

Наступило лето 89-го, и каким долгим, каким прекрасным было это лето, самое жаркое за последние десять лет. Дни, казалось, тянутся бесконечно, плавно перетекая в приятные прохладные ночи. Хорошее лето — такая редкость в Великобритании, что, когда оно наконец наступает, кажется, будто поднимается национальный дух англичан и вся страна наполняется неукротимой жаждой удовольствия. Конечно, события 1989 года произошли бы в любом случае, но хорошая погода продлила их и сделала еще более яркими, а может быть, даже была виновата в том, что они произошли именно так, а не как-нибудь по-другому. Сцена прошлого лета была сосредоточена вокруг темных клубов и сырых складских помещений, становившихся местом встреч секретных сообществ с собственным языком и сводом правил, а в этом году все происходило за городом на природе и казалось более открытым и свободным, менее напряженным и не таким эксклюзивным. Каждый мог присоединиться, заплатив за билет и таблетку — тридцать фунтов обеспечивали путешествие в неизведанное и открывали фантасмагорический мир звука и света. В этом году все были участниками «Путешествия на Восток» Германа Гессе, или по крайней мере так им казалось. Возможно, они не очень хорошо представляли себе, куда направляются, но пока они просто отдавались ощущениям этого безумного путешествия.

Терминология тоже изменилась, единственными людьми, говорящими теперь об «эйсид-хаус-вечеринках», были представители прессы. В этом году люди называли большие зрелищные вечеринки рейвами, термином, заимствованным, как и многие другие аспекты эйсид-культуры, из черной соул-музыки (хотя это слово было впервые использовано еще в 1961 году газетой Daily Mail для описания молодых revellers[78] на джазовом фестивале, а журнал об альтернативной культуре International Times в честь своего открытия устроил на лондонской площадке Roundhouse вечеринку с участием Pink Floyd, которую назвал «рейвом на всю ночь», в 1966 году).

Казалось, сборища материализуются из ниоткуда. В воскресенье днем на Клэпхем Коммон можно было увидеть бурлящую цветную массу из оранжевого, зеленого и сиреневого: рейверы собирались тысячами, чтобы насладиться плавным солнечным возвращением с орбиты прошедшей ночи, топая своими Kickers, Timberland и Reebok[79] и мокасинами Wallabee в такт ghetto-blasters[80], потягивая газировку около бара Windmill, вяло забивая косяки и нежась около пруда. Мимо проезжали молодые люди на велосипедах, предлагающие химическую поддержку. Если какой-нибудь из саунд-систем удавалось прорваться через полицейский кордон, вокруг нее собиралась содрогающаяся в странном танце группа людей. Восхитительная спонтанность происходящего заставляла поверить в то, что чудесное может случиться где угодно и когда угодно. Новое настроение отразилось и на том, как рейверы одевались: все ярче, свободнее и безумней — как павлины и пугала, как клоуны и младенцы-переростки в лиловых комбинезонах. Флайеры тоже изменились: светящиеся солнца, сияющие пирамиды, глаза Гора[81] и психоделические фрактальные узоры ослепительно желтого и оранжевого цветов. Танецтоже стал другим: вместо неистового размахивания руками — новые движения: раскачивание бедрами из стороны в сторону, сопровождаемое геометрическими движениями ног по земле. Прошлогодний клич « Эйсииид!» теперь звучал как крик о помощи растерявшегося перед лицом неизвестности. В этом году ему на смену пришло недвусмысленное утверждение: «mental!» [82]. Казалось, это слово позволяет оторваться от обыденности: «mental!» У нас есть миссия, назад ходу нет: «mental, mental, mental!!» Даже музыка как будто бы стала другой, мутировала вместе со сдвигом в коллективном сознании. Величайшими хитами лета были «Strings of life» — волнующая композиция из классики жанра 1987 года коллектива Rhythim is Rhythim и поражающая воображение размеренная мантра Лила Луи «French Kiss», завершающаяся серией стонов оргазма, прежде чем вновь удалиться в электронный космос. Оба трека были инструментальными, но в них было вложено столько душевной энергии, что они приобрели смысл, который было бы невозможно выразить словами. Казалось, нет такой силы, которая могла бы остановить танец. Или все-таки такая сила была?

«В эти выходные состоялась самая большая вечеринка в истории эйсид-хауса, и наркокультура приняла новый, тревожный оборот, — писала газета Daily Mail 26 июня. — Когда 11 000 молодых людей прибыли посреди ночи на тихий аэродром, наркоторговцы уже поджидали их со своим зловещим товаром».

Вечеринка Sunrise «Midsummer Night's Dream» («Сон в летнюю ночь»), которая проводилась на аэродроме Уайт-Уолтхэма в Беркшире, стала последней каплей в чаше терпения общества и первым рейвом этого долгого лета, заслужившим официальное осуждение. Все начиналось как обычно: охранники аэродрома были подкуплены, чтобы не было шума, специальное патрульное подразделение полиции пировало в соседнем здании, сообщения по поводу места проведения вечеринки каждый час обновлялись на 70 линиях, каждая из которых могла одновременно принимать 10 звонков, местным полицейским было сказано, что на аэродроме проходят съемки нового клипа Майкла Джексона, а местные жители пытались задержать потоки рейверов, наводнивших их спящую деревенскую улицу. Самолетный ангар был на редкость хорош, самый большой в стране, как сказали Колстон-Хейтеру, и всего за полторы тысячи фунтов. Его команда наполнила помещение зеленым дымом, свесила с крыши шары, на которые проецировались огромные лица, с помощью компьютерных технологий превращающиеся в глазные яблоки. Присутствие полиции было минимальным, снаружи молодой полицейский пытался согреться, разучивая танцевальные па эйсид-хауса. И хотя Колстон-Хейтер признается, что уже тогда знал, что «живет на время, взятое взаймы», но вот чего он не осознавал, так это того, что среди 11 000 обладателей билетов была целая свора репортеров желтых газет.

В понедельник с утра The Sun задала общий тон. Под заголовком «Аэропорт Экстази» была опубликована мрачная история о замученных, «отключенных» девочках («некоторым из них не больше двенадцати лет»), тусующихся бок о бок с прожженными дилерами, в то время как обалдевшие молодые люди дергаются под инопланетные ритмы, в остервенении отрывая головы голубям, и шестеро полицейских беспомощно наблюдают за происходящим. В 10 утра, когда вечеринка закончилась, на земле валялись «тысячи оберток от экстази» (на самом деле «обертками» были кусочки серебряной фольги с декораций на потолке, и никаких обезглавленных птиц на поле не наблюдалось). Истерику подхватила газета Daily Mail, напечатавшая жесткую редакционную статью под названием «Новая угроза британской молодежи»:

«Эйсид-хаус — это прикрытие для массовой торговли самыми тяжелыми наркотиками. Циничная попытка ввести молодых людей в наркотическую зависимость, оформленная как дружелюбные поп-вечеринки. На самом деле эти вечеринки являются высокоорганизованными центрами распространения наркотиков — марихуаны, амфетамина, галлюциногенного наркотика ЛСД и его более опасной формы под названием экстази. Виновные в создании этого гигантского механизма, пытающиеся пристрастить нашу молодежь к наркотикам, должны быть призваны к ответственности и понести строжайшее наказание».

На вечеринке никого не арестовали за хранение наркотиков, и, естественно, Колстон-Хейтер все отрицал. «Я не употребляю наркотики, я не продаю их, и их нет на наших вечеринках», — утверждал двадцатидвухлетний Колстон-Хейтер, хотя мало кто поверил последнему утверждению (Daily Mail, июнь 1985). Министр внутренних дел Дуглас Херд распорядился провести расследование по делу о несанкционированных вечеринках и получил поддержку своего коллеги из либеральной партии Роя Хаттерсли. Колстон-Хейтер был напуган. Он сидел в своей дыре на Кэмден-Хай-стрит и подумывал о том, как бы извлечь пользу из такого внимания к своей персоне. По словам Дэйва Робертса, «он был очень возбужден происходящим и не понимал, во что ввязался». Дэйв Роберте, в свою очередь, прекрасно понимал, что правые журналисты быстро разделаются с молодым черным с сомнительным прошлым, и старался держаться подальше от объективов и блокнотов. « The Sun написала: "Вы меня никогда не остановите, говорит Колстон-Хейтер полиции". Ну что за хрень! Из-за таких вот вещей полицейские при виде Тони будут думать: "Мы никогда не возьмем его, давайте его пришьем" ».