Читаем без скачивания Признание Альбины Кристаль - Людмила Бояджиева

Танцевальные ритмы могут встряхивать, заряжать, разряжать, быть чувственными, спортивными, беснующимися. А иногда они наделены таким высоким колдовством, что чувствуешь как судьба проходит сквозь тебя, вроде рентгена. Френк Синатра, Адамо, Битлз, Элтон Джон… Музейная антиквариат, привязанность к которому выдает пуще морщин.

Тебе, бесконечно юная, даю ценный совет. Ума не приложу, от чего будут балдеть твои дети лет через тридцать, но умоляю, молчи о том, что торчали от Децла, Эминема или Киркорова. Тебя не поймут.

Не поймут, отчего вы яростно худели и выматывались на тренажерах, сражаясь за мальчишескую узость бедер, округлую крепость икр. Не думаю, конечно, что повинуясь закону контраста, предметом восхищения станут коротконогие толстухи. Но внимание переключится на иную часть тела. Может, в моду вновь войдет талия?

В пору моего первого бала без талии ловить было нечего. То есть, прямо-таки на людях не появишься. Эталон фигуры — молоденькая актриса Людмила Гурченко и дамы света в фильмах с корсетно-стройным Жаном Маре. Блестящие аристократки и дерзкие куртизанки, осиный стан которых был почти прозрачен, почти не мешал рассматривать камины, букеты, позолоту умопомрачительных покоев эпохи Монте-Кристо. Девчонки затягивались до обморока. В широкий пояс для жесткости всовывали рентгеновскую пленку, накрепко пришивали крючки сантиметров на пяти дальше реальной возможности, выдыхали и… Талия должна была вместиться в обхват мужских рук.

Как славно, что этой проблемы у тебя нет, есть голенький животик, выглядывающий между топом и поясом. Поздравляю.

Ну что, скажи, путного может вырасти из особи женского пола, десять школьных лет носившей форму? Обвислое коричневое платьице, робко скопированное с облачения дореволюционных гимназисток. Фартук, белые манжеты, воротничок обязательны. Девиз: скромность, усердие, невинность. Проблемы: ожидание принца, прыщи, борьба за аромат чистоты и свежести даже после урока физкультуры. Да не было тогда тональной пудры и дезодорантов не было! Разумеется тот, с цыганистым чубом, шел не ко мне. Он покачивался с другой в сверкающей метели затемненного зала, не ведая, как стенает от боли моя душа, измученная обидой и тисками пыточного пояса.

Потом талии и невинность потеряли актуальность. Важнее стали колени и понятие «чувственность». Произошла важнейшая революция — впервые в новой истории женщина решилась задрать подол выше колен и тем самым без обиняков заявить о своей привлекательности! Сколько горячих диспутов сотрясало воздух, сколько родительских оплеух ждало дерзких защитниц мини. Но какое наслаждение вышагивать загорелыми длинными ногами по летним тротуарам под магнетическими взглядами ошеломленных джентльменов. Не прогулка, а акция протеста и самоутверждения. Это ж страшное дело — показать всем запрещенную к демонстрации часть тела! На экране телека голые ноги можно было увидеть лишь раз в год в передаче «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» в семь часов новогоднего утра. Выдерживали, высиживали и были вознаграждены — офигенно заграничный Карел Гоот фонтанировал шлягерами в окружении голенастого кордебалета! На страницах прессы голые ноги «носили» только наши чемпионки по легкой атлетике. Метательницы ядра в сатиновых трусах с мускулатурой мощного качка, конечно, давали представление об идеале, но не волновали воображение. К счастью, прорвалось в эпицентр культурной жизни фигурное катание. Страшно международное, страшно праздничное и чувственное зрелище. Полагаешь, бывает и круче? Тогда мы не знали этого. Смутно слышали что-то про «Мулен руж», Недели высокой моды, конкурсы красоты, не пробовали гамбургеры, кетчуп, чипсы, не ведали о голых пляжах, секс-шопах и молчали, как партизаны, о «трудных днях».

Знаете чем красили ресницы мы с твоей мамой? Мыльной ваксой, купленной в подземном переходе у цыган, которые делали «импортную» тушь из гуталина для обуви. Не приведи господи пустить слезу, утонишь в едких потоках. Вообще, усилия по совершенствованию внешности принято было скрывать, врожденные достоинства ценились особенно высоко. А потому все блондинки были только «натуральными» — о применении обесцвечивания не признались бы и на эшафоте.

Помню затылки дам в автобусе — все сплошь природного мышиного цвета. Моя отчаянная молодая мама решилась придать своим русым волосам манящий рыжеватый отсвет и с этой целью заперлась в ванной с таблетками красного стрептоцида. Названное лекарство помогало справиться с инфекционными заболеваниями и обладало побочным красящим эффектом. Применения таблеток в области парикмахерского дела относилось к области смелого эксперимента. Мама не выходила до вечера, приникшим к дверям домочадцам слышались горестные всхлипы. Она рискнула предстать перед нами в сумраках — огненная как Милла Йовович в «Пятом элементе». Все обмерли, к дедушке вызывали неотложку — он тяжело перенес случившееся с дочерью несчастье. Ведь показавшаяся в таком цвете на улице женщина имела веский шанс загреметь в дурдом с серьезным диагнозом. Такие были дикие времена.

Любить было принято возвышенно, отрываясь от повседневной прозы, читать стихи, дарить тюльпаны, водить в Консерваторию или театр оперы и балета. Продвинутые девушки предпочитали физиков, укрощающих атом и геологов, поющих у костров про «солнышко лесное». Ориентировались на романтизм и внутреннее содержание. А на что еще? Зарплата совслужащих в любом случае не радовала. Секса, как известно, в стране победившего социализма вообще не было.

На государственном уровне, замалчивались все вопросы, связанные с интимом и отношением полов. Скрываемое от глаз общественности женское тело, как и все потаенное, вызывало нездоровый интерес. Когда туристическая группа театральных работников оказалась в Италии, ночами все дружно приникли к телевизорам. Надежда отведать некий запретный плод под кодовым названием «эротика» лишала нас сна. Но все каналы оказали на редкость благопристойными. Оттянулись на рекламе: сидели всей группой — заслуженные, народные, Клеопатры, Джульетты, Цезари, Отелло и обмирали от стелющейся по шоколадному батончику патоки, от соблазнительницы, балдеющей в айсбергах искристой пены, и — о, дивное мгновенье — сладострастно примеривающей нижнее белье! Я решила тогда, что готова смотреть всю жизнь по «ящику» только рекламу — показательный вернисаж достижений иной, недоступной нам цивилизации. Реклама на Центральном телевидении — уму непостижимо! До такого мог бы додуматься лишь циничнейший агент ЦРУ. Как шарахнули бы эти отвязные девочки в кружевах по трансляции съездов с затяжными речами генсеков, как ударили бы прокладки с крылышками по «вестям с полей», отчетам свинарок и свекловодов, бойким комсомолкам, берущих повышенные соцобязательства!