Читаем без скачивания Клятвопреступник - Мишель Пейвер

По зеленым повязкам на головах ее пленителей и амулетам из рога она догадалась, что это люди Зубра, но в ее голове они были древесными людьми. Их одежда была желтовато-бурого цвета из луба, и колечки коры были продеты в мочки ушей. Их бритые черепа были обмазаны желтой глиной, которая засохла и напоминала древесную кору, а бороды мужчин были спутаны с глиной, превратившись в крючковатые корни деревьев. Но, в отличие от людей Зубра, которых она видела на встречах племен, эти не остановились на маскировке. Они и собственную плоть изрезали, словно кору, изуродовав свои руки и лица грубыми, неровными шрамами.

Ренн немного знала о таких шрамах. Некоторые члены ее родного племени, в том числе Фин-Кединн, носили перевернутую молнию на каждой руке, чтобы отпугивать демонов. Делать такие было очень больно. Разрезав кожу осколком кремня, они втирали пасту из пепла и лишайника в рану, а потом рана крепко перевязывалась. Ренн представила, каково это — рассечь себе лицо, и ей стало дурно.

Они дошли до следующего ручья, и вновь она умоляла позволить ей попить. Охотники смотрели на нее ничего не выражающими глазами. Не пить.

Свет уже мерк, когда они наконец добрались до стоянки. К тому моменту у девушки уже голова кружилась от жажды.

Стоянка племени Зубра располагалась в лощине, вход в которую сторожила бдительная ель. Смолящие в кострище сосновые сучья освещали все рыжеватым светом, который пробивался сквозь дымку, и наполняли все резким запахом древесной смолы, от которого резало глаза. Приземистые укрытия из березовой коры окружали центральную сосну. Снаружи каждого укрытия, словно гнездо огромных жуков, лежала горка деревянных щитов и находилось кострище, окруженное камнями. Со ствола сосны свисал рогатый череп Зубра.

Под ним стайка молчаливых детей сплетала из размятой еловой древесины веревки. Все уставились на Ренн невыразительными лицами. Как и у взрослых, их лица были обезображены шрамами, на многих еще была запекшаяся кровь.

Ренн не видела никого похожего на вождя или колдуна, но она заметила, что не все, присутствующие здесь, — люди Зубра. Были члены и другого племени. Их темные волосы были заплетены в две тугие косы у женщин, одну у мужчин, и на лицах не было шрамов, но они были припудрены рыжей трухой от нижней коры сосен. Если приглядеться, рыжим было все: губы, пробор волос, даже ногти. Женщины были одеты в простые оленьи шкуры, но на мужчинах были превосходные пояса из черного и золотого меха. Племя Рыси.

Зубр или Рысь, все смотрели одинаково равнодушно. Они не знали жалости.

Когда стражи Ренн приблизились к кострам, они присели под столб дыма, окуривая себя им. Они и Ренн втолкнули в дым, словно чтобы очистить ее, затем оттащили ее к сосне и заставили опуститься на колени.

Из укрытий вышли женщины. Как и у мужчин, их лица напоминали кору, загрубев от шрамов, но их намазанные глиной головы были утыканы маленькими ольховыми шишечками, и они носили юбки вместо штанов.

Одна несла бурдюк с водой.

— Пожалуйста, — протянула Ренн. — Я так хочу пить.

Женщина сурово посмотрела на нее.

Ренн слабо ударила по земле кулаками:

— Пожалуйста!

Какой-то старик сгорбился над Ренн и пристально посмотрел на нее. Это был самый уродливый, обросший мужчина из всех, что ей доводилось видеть. И хотя он был из племени Зубра, его череп не был выбрит, но его шевелюра и борода были вымазаны глиной, которая свисала клоками. Из его ушей и ноздрей торчала щетина, и его спутанные брови, словно корни деревьев, свисали над глазницами.

Узловатым пальцем он потрогал ее браслет-оберег из зеленого сланца. Ренн отпрянула от старика. Он сплюнул с отвращением и поковылял прочь.

Из укрытия вышел мужчина помоложе. Его лицо было покрыто паутиной шрамов. Ренн указала ему на бурдюк с водой.

— Пожалуйста, — умоляла она.

На языке жестов мужчина отдал приказ, и женщина поставила бурдюк перед Ренн. Девушка набросилась на него и стала жадно пить. Почти мгновенно пульсирующая боль в голове утихла, и сила снова разлилась по телу.

— Благодарю, — произнесла она.

Другая женщина принесла большую лубяную плошку и поставила ее перед охотниками. Ренн ощутила прилив надежды. Еда пахла хорошо. От этого люди Зубра стали казаться чуть более человечными.

Женщина отсыпала немного в плошку поменьше и поставила ее в развилку на сосне в качестве подношения. Затем она отсыпала еще и поставила плошку перед Ренн.

Это была аппетитная похлебка из крапивы и кусочков мяса, возможно беличьего, и живот Ренн свело от голода.

Женщина приложила сведенные вместе пальцы ко рту и кивнула. Ешь.

Мужчина, что позволил ей напиться, прочистил горло.

— Ты, — сказал он Ренн, и его голос звучал хрипло, так редко он им пользовался. — Ты должна отдохнуть. И поесть.

Ренн перевела взгляд с него на плошку, затем обратно.

«Они сказали мне отдохнуть, — говорил Гауп. — Они дали мне еды. А потом они отрезали мне руку».

Глава двадцать третья

Страх — самое одинокое чувство из всех. Ты можешь находиться в толпе людей, но, если тебе страшно, ты — сам по себе.

Ренн почувствовала себя зверем, уготованным для жертвоприношения. Когда она отказалась есть, ее отвели к пруду и заставили вымыться, пока женщины клочками мха стирали сажу с ее одежды. Укрывшись в тростнике, она спрятала от их глаз свой нож из зуба бобра, прикрепленный к ноге, и свисток из косточки глухаря на шее, но, когда они вернули ей ее одежду, перьев хранителя на ней не было.

В стоянке голод все же пересилил Ренн, и она заставила себя проглотить немного похлебки под пристальным наблюдением обоих племен. Покрытые шрамами руки замелькали в беззвучном разговоре, и молодой мужчина, чей рот напоминал трещину в сланце, стал натачивать топор, взглядом оценивая запястья девушки.

Обросший старик сидел, скрестив ноги, и выравнивал горку деревянных заготовок для стрел. Ренн наблюдала, как он проводит каждой палочкой через желобок в кусочке рога. Ее родное племя пользовалось тем же способом. Время от времени он шлепал по одной волосатой руке пучком крапивы, чтобы болью расшевелить деревенеющие мышцы. Старые люди племени Ворона тоже так делали.

Она подвинулась ближе к нему.

— Что они сделают со мной? — спросила она тихо.

Старик нахмурился и склонился над своими стрелами. Она спросила, не он ли — вождь племени. Он потряс головой и указал древком стрелы в сторону мужчины, повелевшего дать ей воды.

— Тогда ты колдун?

Он снова потряс головой.

— Я делаю лучшие луки во всем Сердце Леса, — прохрипел он.

— Не разговаривай с ней, — предостерег молодой мужчина с топором. Затем хлопнул себя ладонью по губам. — Она обманом вынудила меня заговорить! Ее заслали к нам люди Лесной Лошади!

— Я даже никогда не встречала людей Лесной Лошади, — возразила Ренн.

— Мы ненавидим их, — пробормотал молодой мужчина.

— Но за что? — спросила она. — Вы же все следуете Обычаю.

— Мы лучше следуем ему, — отрезал он. — Они используют лук, чтобы развести огонь. Мы используем палки. Вот доказательство.

— Только мы следуем Истинному Обычаю, — сказала женщина с покрытой глиной головой. — Потому мы носим шрамы. Чтобы наказать себя за то, что когда-то отступили от него.

— Все прочие племена порочны, — объявил молодой мужчина, насыпая песок на свой точильный камень.

Ренн подумала, что, если ей удастся разговорить их, может быть, они ничего ей не сделают. Она спросила мужчину, почему он так считает. Он хмуро уставился на нее.

— Племена Гор порочны, потому что используют камень, чтобы разводить огонь, и поклоняются духу огня. Но духа огня не существует, есть одно лишь дерево! Племена Льда и Моря порочны потому, что живут в ужасных землях, где не растут деревья, и разводят поддельный огонь из жира рыб. Но вы из Открытого Леса хуже всех, потому что вы знали Обычай, но отвернулись от него.

Женщина из племени Зубра бросила на него укоряющий взгляд:

— Не разговаривай с ней, она нечистая. Она выкрала моего ребенка!

— Нет, я не делала этого, — сказала Ренн.

— Никаких разговоров! — приказал вождь племени Зубра.

А затем они заставили ее заползти в нишу между корнями сосны. Мужчины угрюмо смотрели на Ренн. Маленькая девочка плюнула ей в лицо. Рука Ренн потянулась к свистку из косточки глухаря, но она увидела, что молодой мужчина наблюдает за ней, и заткнула его обратно под безрукавку.

В стоянке снова повисла тишина, но руки мелькали, сплетая вместе слова, смысл которых она не понимала. Ренн вспомнила стоянку племени Ворона, где вечно шумно играли дети и собаки рыскали по сторонам в поисках объедков, а Фин-Кединн рассказывал свои истории у костра. Ее сердце сжалось от тоски.