Читаем без скачивания Любовь дракона - Миранда Мартин

Его хвост движется быстрее, а крылья шелестят. Только на мгновение я задаюсь вопросом, возможно он понял меня, но это безумие. Он не говорит на общем. Я говорю на змайском только из-за машины, которая внедрила этот язык в мой разум. Кроме того, кто научит его говорить на Общем? Когда у него было бы время? Он всегда со мной. Проклятье.

Жара сбивает с толку. Мне так жарко, что я перестала потеть, что уже нехорошо. Ещё шаг, ещё один. Сосредоточься, женщина! Одна нога впереди другой. Чертовы песчаные оползни. Песок уходит из-под ног, когда я в очередной раз опускаю ногу, пока мы взбираемся на ещё одну долбанную дюну. Вся эта планета — ничто иное, как нереальное количество дюн кошмарного песка, который проникает во все щели. У меня песок в сапогах, под штанами, чёрт возьми, у меня песок даже в нижнем белье.

У меня раскалывается голова, ещё один признак того, что жара берет своё. Моё зрение удваивается, и когда я нажимаю на ногу для следующего шага, песок скользит быстрее, чем обычно. Меня бросает вперед. Вытянув руки, чтобы поймать себя, я ударяюсь о землю, уткнувшись лицом в песок. Воздух выталкивается из моих легких, когда я резко падаю. Я не могу дышать. Я толкаюсь, пытаюсь подняться, но песок убегает, и я не могу этого сделать. Внезапно меня поднимает в воздух.

— Отпусти меня! — кричу я, пиная ногами в воздухе.

Он склоняет голову набок, и его лицо медленно расплывается в улыбке. Моё лицо краснеет, когда гнев вспыхивает добела

— Конечно, Лютик, — говорит он, ставя меня на ноги.

— Мне не нужна была твоя помощь, — бормочу я, стряхивая песок.

— Как пожелаешь.

Я сердито смотрю на него, но это не останавливает его. Я лгу. Я знаю это, и я думаю, что он тоже это знает. Мне нужна была его помощь. Хуже всего, я все ещё нуждаюсь в помощи. Я не могу сделать ничего сама. Он скрещивает руки на груди, ожидая, пока я закончу, и я не могу не заметить, как выпячиваются его бицепсы. Ранний утренний свет искрится на его обнаженной чешуе, заставляя его выглядеть сияющим. Почему он должен быть таким чертовски привлекательным?

— Перестань так на меня смотреть, — ворчу я.

— Как пожелаешь, Лютик.

— Перестань называть меня так!

Гнев разгорается, и я не могу его остановить. Он берёт верх, и я лечу на всех порах. Набрасываясь на него со сжатыми кулаками, я бью его в грудь. Он отступает под моим натиском, принимая мои удары, и я чертовски хорошо знаю, что они не причиняют ему вреда. Это ещё больше меня бесит.

— Мне не нужна твоя помощь! — я кричу. — Я могу сделать всё сама. Мне никто не нужен!

Голова раскалывается, горло пересохло и першит, а крики нисколько не помогают. Каждая мышца болит глубоко внутри, словно нервы пробили костный мозг. Я замолкаю от истощения.

— Когда ты принимала эпис в последний раз? — спрашивает Шидан, его голос мягкий, нежный и гораздо более приятный, чем я того заслуживаю.

— Перед нашим уходом.

Он качает головой и берёт у меня рюкзак. Я слишком устала, чтобы сопротивляться, и какая-то часть меня благодарна ему. Я не знаю, как показать ему это, потому что если я это сделаю, я буду казаться слабой. Это пугает меня больше всего, с чем мне приходилось сталкиваться в жизни. Это странно? Страх. Под всеми моими покровами он глядит на меня, ждёт и разжигает мою ярость.

Что если он мне всё-таки нужен?

Шидан роется в моём рюкзаке и вытаскивает пакет в кожаном переплёте, который он вскрывает. Несколько прядей эписа выглядывают из свертка. Их цвет уже тускнеет, верный признак того, что они теряют свою силу. Он предлагает прядь, и я беру её, радуясь, что он ничего не говорит. Положив прядь в рот, я закрываю глаза и смакую растение. Знакомая кислинка взрывается на моём языке, сопровождаемая пряным послевкусием. Он теряет силу. Я не любитель острого, от пряного вкуса эписа у меня слезятся глаза. Вкус ненамного сильнее, чем у слабого красного перца.

Тем не менее, эпис делает своё дело. Я держу глаза закрытыми, пока не почувствую, как его эффект распространяются по всему моему телу. Срабатывает быстро. Наконец чувство облегчения. Это лучший способ описать эпис. Когда ты умираешь от жажды, а я нахожусь здесь, в этой адской дыре, эпис — тот холодный глоток воды, о котором ты молилась всю дорогу сквозь пустыню. Чувство благодарности исходит из моего желудка, сияющий шар света, который сжигает всё плохое.

Боль в мышцах утихает, когда они расслабляются, а напряжение спадает. Моё першение и сухость в горле успокаивается. Глаза, которые горели от сухости и у которые не могли сфокусироваться, расслабились. Наконец эпис достигает моей головы, и головная боль ослабевает, а затем исчезает. Я делаю глубокий вдох, затем выдыхаю.

— Тебе лучше? — спрашивает Шидан.

— Да, спасибо.

Шидан кивает и поднимает мой рюкзак. Я поворачиваюсь и просовываю руки в лямки, позволяя ему помочь мне снова надеть его. Я могу это сделать сама. Но всё нормально. Это не значит, что я слаба, просто, так легче. Нет ничего плохого в том, чтобы быть милой с ним.

— Неподалеку есть оазис, о котором Сверре рассказал мне, — говорит он. — Если мы сможем добраться туда, мы сможем разбить лагерь и пополнить запасы воды.

Я хочу с ним поспорить, но не могу. Мы шли всю ночь и весь день. Я задолбалась. Неважно, как сильно я хочу продолжить путь, моё тело достигло предела своих возможностей.

— Хорошо, — говорю я. — Моих запасов эписа хватит ненадолго. Он уже теряет силу. Нам нужно спешить, не говоря уже о том, что мы нужны Калисте.

— Знаю, — говорит он, его губы сжались в жесткую линию.

Больше нечего добавить поэтому мы идём дальше. Неподалеку для него, для меня оказалось диаметрально противоположное понятие. Я поняла это только спустя час ходьбы. И никакого намёка на оазис. Кругом только красный песок, иногда прерываемый каменными скалами. Это место отстой. Полный отстой.

— Сколько ещё? — спрашиваю.

— Ещё немного, Лютик, — говорит он через плечо.

Я закатываю глаза. Сколько бы раз я ни просила его не называть меня так, он всё равно называет. Я не знаю, что это значит на его языке. Я никогда не слышала, чтобы другой змай говорил это слово, и его нет во встроенном словаре в моей голове. Он не имеет аналога на общем языке. Он милый, нереально мил, а