Читаем без скачивания Без всяких полномочий - Борис Мегрели

— Чудесное утро, — сказал я и купил еще пять экземпляров газеты.

— Жаркий день обещает, — ответил киоскер.

— Счастливо вам, — сказал я.

— И ты будь счастлив, сынок, — сказал киоскер.

Показался автобус.

Поднимаясь к себе, я был уверен, что не встречу никого из соседей. Дом молча дышал распахнутыми окнами. Притихший, он, казалось, набирался сил, чтобы днем выдержать натиск, шум и гомон своих обитателей. Я услышал знакомый шелест халата и обернулся. Моя квартирная хозяйка шествовала с горшком в руке.

— Доброе утро, — сказал я.

— Доброе утро, — сказала она. — Вы еще не ложились или уже встали?

— Уже встал. За газетой ходил.

Она покосилась на мою папку.

— Что-нибудь сенсационное?

— Да, нет. Мой фельетон.

— Положите на стол. Потом почитаю.

Я положил газету на стол и вручил ей долг за комнату.

— Извините, что задержал.

Она сунула деньги в карман халата и сказала:

— Слушайте, вы теперь каждый раз будете возвращаться под утро с деньгами?

Что за манера кричать на весь дом, подумал я и тихо сказал:

— Все зависит от удачи.

— Ко всему прочему, по ночам вы еще и грабите! Прелестно!

Моя квартирная хозяйка явно была в приподнятом настроении. Кто знает, что ей приснилось. А может, она проснулась с чувством, что жизнь не такая уж скверная штука и что еще не все потеряно.

Вихляя бедрами еще более вызывающе, чем обычно, она продолжила шествие с горшком.

Я улыбнулся, отпер замок и вошел в свою комнату.

ГЛАВА 11

Было начало первого, и я, минуя редакцию, зашел в кафе. Как ни странно, Гарри с товарищами отсутствовал. Зато в углу за столом сидели Лаша и Боб. Я подсел к ним.

Боб вонзил острый подбородочек в сложенные на столе руки. Он походил на обиженного ребенка.

— Что загрустил, Боб? — спросил я.

— Есть причина, — ответил он.

Подошла Маринэ, Бабушка грузинского футбола. Она была чем-то опечалена. Помада сползла к сморщенным углам ее рта, и неровные линии краски делали губы Маринэ недовольно искривленными. Веки она тоже намазала небрежно.

— Что случилось? — спросил я.

— Сам знаешь! Опять наше «Динамо» проиграло. И где? На своем поле. И кому? Ленинградскому «Зениту»! Этот кривоногий Гайоз пять голевых моментов не смог реализовать!

— Четыре, — сказал Боб, не поднимая головы.

— Пять! — сказала Маринэ. — Пять! Пятый был на шестьдесят второй минуте. Ты, наверно, уже спал в это время. Борис Пачайдзе не упустил бы таких возможностей.

— Маринэ, умираю от голода, — взмолился я. — Яичницу и кофе.

— И бутылку коньяка, — сказал Лаша.

От коньяка я отказался, придумав, что мне предстоит встреча с главным редактором.

— Ладно, в другой раз не отвертишься, — пригрозил он. Буфетчица Зоя и молодая официантка Валентина шептались и посмеивались, поглядывая на Маринэ.

— Неисповедимы страсти человеческие, — сказал я, когда Марина отошла.

— Это точно, — согласился Лаша и вытащил из кармана куртки пакет. — Обещанный галстук. Должно быть, помялся. Прогладь его не очень горячим утюгом.

— Я не ношу галстуков.

— Ничего. У приличного человека должен быть хотя бы один приличный галстук.

Я развернул пакет. Галстук был очень красивый, с черными и красными широкими полосками.

— Спасибо, Лаша. Галстук превосходный.

— Плохих не держим, — буркнул Боб, все еще полулежа на столе.

Маринэ принесла яичницу и кофе. Я был настолько голоден, что недожаренная яичница показалась мне божественной. Я с наслаждением закурил первую за день сигарету и сделал глоток крепкого кофе.

— Ну, как дела, Лаша?

— Решил ехать, — ответил он.

— Куда? — не понял я и, когда смысл сказанного дошел до меня, оторопело уставился на него. — Ты с ума сошел!

— Похоже, — произнес он.

— Родину на бабу меняет! — сказал Боб.

Правая рука Лаши взметнулась к Бобу. Боб откинул голову и рухнул со стула.

Я вскочил, чтобы оказать Бобу помощь, но Лаша опередил меня. Маринэ принесла графин с водой.

— Ты что-то стал на руку скор, — сказала она Лаше, брызгая водой на бесчувственное лицо Боба.

— Нервы, — сказал Лаша. — Ну-ну, Боб, хватит притворяться.

— Дурака ты свалял, Лаша, отпустив Симу. — Маринэ вылила воду на голову Боба.

Боб открыл глаза, поморгал, а потом тряхнул головой, как собачка, которая вылезла из воды, и встал.

— Этого я тебе никогда не прощу, — сказал он Лаше и неуверенной походкой направился к лестнице.

— Извини, — бросил Лаша мне и побежал за Бобом.

Я расплатился за завтрак и собрался уходить.

По лестнице поднимались Гарри и Мераб.

— Мои красавцы! — воскликнула Маринэ. — Зоя, кофе! Двойные! Мальчики, опять мы вчера проиграли!

— Не береди раны, Маринэ, — сказал Мераб. Он пожал мне руку. — Поздравляю, фельетон что надо.

Гарри обнял меня и больно похлопал по спине.

— Тебе грузчиком бы работать! — поморщился я.

— Работал, юноша. Был и такой эпизод в моей жизни. Ты у меня молодчага! Рад за тебя. Очень рад!

— Не надо слез, Гарри, — сказал Мераб. — Отпусти его. Нана сбилась с ног. Хочет прижать его к своей шикарной груди.

— Иди, юноша, и поскорее возвращайся к нам, — сказал Гарри.

— Что это он такое сделал? — спросила Маринэ, протирая чистый стол.

— Так я и признался, пока ты кофе не принесла, — сказал Мераб.

Ашот подстригал ножницами собственные усы и, как художник перед незаконченной картиной, то склонялся к зеркалу, то отходил от него. Я рассмеялся.

— Сам себе платить будешь?

— Привет, фельетонист! Ну и насмешил ты меня! Неужели все так и было?

— Было еще хуже. В конце просмотра манекенщицы выступали голыми.

— Совсем голыми?

— В чем мать родила.

Я вошел в кабину лифта и закрыл двери.

— Не успел человеком стать, уже издевается! Стричь больше не буду! — услышал я.

Я заглянул в отдел пропаганды. Мне сказали, что Нана у главного. Я прикрыл дверь и столкнулся с Леваном.

— Извините. Здравствуйте.

— Здравствуйте, гражданин изменник. Вы полностью продались отделу пропаганды или частично?

— Я никому не продавался.

— Ну-ну! — Леван двинулся дальше. — Ваш фельетон уже имеет отклик. Загляните к главному. Он как раз интересовался вами.

Элисо испуганно взглянула на меня, потом на дверь кабинета главного редактора и прошептала:

— Уходи, уходи быстрее!

Я не успел уйти. Дверь кабинета распахнулась, и появилась Венера. Меня бросило в жар. Жалобы на корреспондентов, тем более на внештатных, в редакциях не любят.

Во взгляде Венеры я уловил презрение и торжество. Она не сводила с меня глаз. Я посторонился, но ей все равно не хватало места, и, задев меня, она победоносно вынесла себя из приемной.

— А, терять все равно нечего, — сказал я и вошел в кабинет.

Главный поднял на меня удивленные глаза.

— Это и есть Серго Бакурадзе, Георгий Галактионович, — сказала Нана. Она сидела за столом заседаний и курила.

Я видел главного впервые. Немного полноватый, но холеный. Тщательно выбритый и аккуратно причесанный. Ашот постарался, мелькнуло в голове. Темный, хорошо сшитый костюм. Белая рубашка. Галстук с какими-то фигурами, кажется, драконами.

Я смущенно поправил расстегнутый ворот своей рубахи. На мне, как обычно, был потертый вельветовый пиджак и полосатая рубашка без галстука. Мой вид, должно быть, не внушал доверия. Человек, пишущий о модах, пусть даже фельетоны, наверно, должен выглядеть лучше.

Главный отвел от меня глаза и встал. Он подошел к окну и зашторил его. В кабинете как будто погасли стосвечовые лампы. Потом главный придвинул к столу напротив Наны стул, на котором, очевидно, восседала Венера.

— Что скажете в свое оправдание? — наконец произнес он тихим голосом.

Нана курила, вперив взгляд в потолок.

— В чем моя вина? — спросил я главного.

— Вы высмеяли большую работу коллектива Дома моделей, — ответил он.

— Никому не противопоказано выражать свое мнение, — сказал я и торопливо добавил: — О модах.

Главный с любопытством уставился на меня.

— Но ваше мнение, попав на полосу, становится мнением газеты.

— Разве наша газета имеет другое мнение о просмотре? — сказал я.

— Нет! — заявила Нана. — Не имеет. Георгий Галактионович, я свое отношение к делу высказала.

— Я хочу узнать и отношение этого молодого человека, — сказал главный.

— Этот молодой человек выполнял мое задание. Ответственность целиком несет мой отдел, конкретно я.

— Вот и объявим тебе выговор, — сказал главный.

Нана вскочила и, ткнув сигарету в пепельницу, сказала:

— Ах, так! Выговор!

— А ты как думала? Я буду терпеть жалобы?

— Не терпите! Я сейчас же подам заявление об уходе! Идем, Серго!