Читаем без скачивания Кража в Венеции - Донна Леон

– Похоже на то.

Контесса издала звук, который, не будь она титулованной особой, можно было бы назвать фырканьем, и произнесла:

– Я полагала, в библиотеке книгам ничего не грозит.

Брунетти благоразумно промолчал.

– Этот человек посещал библиотеку три недели, – продолжала контесса, – и никто ничего не заметил?

Вопрос прозвучал довольно резко, однако комиссар продолжал хранить молчание.

– Синьора Фаббиани сказала, что этот человек – американец, – проговорила контесса и добавила: – Впрочем, это ничего не меняет.

Брунетти наклонился и взял из портфеля папку с документами.

– Его зовут Джозеф Никерсон, – произнес он и посмотрел на графиню.

Может, это имя ей о чем-то говорит? Нет, вряд ли…

Он сообщил ей то немногое, что сам знал о Никерсоне: об Университете Канзаса, о курсе «История мореплавания и средиземноморской торговли», о рекомендательном письме и паспорте.

– У вас есть его фото? – спросила контесса.

– Да, – ответил Брунетти, протягивая ей ксерокопию паспортных страниц.

– Похож на американца, – заметила она с легким пренебрежением.

– Так он представился в библиотеке.

Брунетти взял у нее из рук ксерокопию и снова внимательно всмотрелся в текст. Сотрудники Мерулы общались с Никерсоном по-итальянски, и он говорил с акцентом. Он вполне может быть англичанином или выходцем из любой другой страны. На итальянском он изъяснялся бегло. Что, если приобретенным был именно акцент, а не язык? И злоумышленник на самом деле итальянец? Если паспорт поддельный, стоит ли верить всему остальному, что он говорил о себе?

Комиссар посмотрел на фотографию, представил Никерсона с более темными и длинными волосами. Да, это вполне вероятно. Жаль, что нет образца его почерка, хотя бы пары-тройки слов: по почерку определить национальность проще, нежели по акценту или внешности.

Контесса довольно долго молчала, пока Брунетти обдумывал идею с образцами почерка. Разве не написал в свое время Набоков, что, переехав в Америку, он сознательно перестал пририсовывать к цифре семь горизонтальную черточку – своеобразная публичная декларация того, что Старый Свет остался в прошлом? Но каким образом Никерсон заказывал книги? Разве при этом не нужно заполнять формуляр? Или теперь и это компьютеризировано?

Контесса нарушила ход его мыслей вопросом:

– Кстати, как мне к вам обращаться? Комиссарио? Дотторе? Синьор?

– Мужа Паолы зовут Гвидо, – ответил Брунетти. – Не будет ли слишком самонадеянно с моей стороны предложить вам такой вариант?

Чуть склонив голову набок, графиня посмотрела на него так пристально, испытующе, что комиссару стало не по себе. Невзирая на то что он и теперь, фигурально выражаясь, находился под крылом семьи Фальер, Брунетти сомневался, что, глядя на него, графиня это понимает.

– Да, я припоминаю… Но что именно вы хотели узнать о книгах? – спросила она, не использовав никакого обращения, помимо формального lei[83] – так же, как и он по отношению к ней.

Пару мгновений у Брунетти ушло на то, чтобы переварить ее отказ от более доверительного общения, выраженный в столь ясной грамматической форме, и снова сосредоточиться на преступлении. Cui bono?[84] Кто выиграет от кражи и как измерить эту выгоду? Если вор и будущий владелец не одно и то же лицо, то что получит каждый из них? Оба хотят завладеть книгой или отдельными страницами, но мотивация у них разная. У одного – чистый меркантилизм, у другого… Тут оказалось сложнее подобрать правильное слово. Может, потому, что ему был непонятен мотив?

Контесса снова отвлекла Брунетти. Деликатно кашлянув, графиня дала понять, что пауза затянулась.

– Я слышал, что вы тоже коллекционер, – начал комиссар. – Коллекционер-интеллектуал.

Он немного помолчал. Интересно, отреагирует ли она на его комплимент? Но графиня с непроницаемым лицом ожидала продолжения. Что ж, пришлось добавить:

– Мне непонятно желание обладать редкими фолиантами. – И Брунетти тут же пояснил: – То есть когда эта тяга настолько сильна, что люди крадут книги или находят кого-то, кто сделает это для них.

– И?..

– И я прошу вас помочь мне понять, зачем кому-то это делать. И что должен представлять собой этот кто-то.

Графиня улыбнулась, чем удивила его.

– Донателла немного рассказывала мне о вас, – произнесла она, обращаясь к комиссару все в той же формальной манере.

– Мне уже начинать волноваться? – иронично отозвался Брунетти.

Улыбка не исчезла с лица контессы.

– Нет, не стоит. По ее словам, для вас важно понять все: события, людей, их поступки. – Прежде чем комиссар успел поблагодарить за комплимент – а ее слова он воспринял именно так, – графиня продолжила: – Но в данном случае вам это не поможет. Здесь нечего понимать. Люди крадут книги ради денег.

– Но… – начал было Брунетти, однако графиня перебила его:

– Это единственное, что будоражит вора. Забудьте все эти статьи, в которых говорится о людях с нездоровой тягой к географическим картам, фолиантам и рукописям. Все это – романтическая чушь. Теория Фрейда применимо к библиотеке… – Она наклонилась вперед и подняла руку, хотя нужды привлекать его внимание не было. – Люди крадут книги, карты и рукописи, вырезают отдельные страницы и целые главы, потому что хотят их продать.

Брунетти не нужно было убеждать, что алчность – мотив для многих преступлений, поэтому он спокойно спросил:

– А кто все это покупает?

– До меня доходили слухи… Издатели, галеристы, владельцы аукционных домов – все они охотно, и без лишних вопросов, приобретают подобные вещи.

– А по заказу воры работают?

– Если на страницах нет библиотечного штампа и издание довольно редкое, его можно продать. – И с куда большим ожесточением, чем прежде, контесса добавила: – Клиентам рангом повыше!

Брунетти какое-то время молчал, потом спросил:

– И кто эти люди?

Она смерила его долгим взглядом, словно оценивая, много ли ему можно сказать.

– Те, кто хочет обладать прекрасными вещами, но так, чтобы не платить за них полную цену.

– Вы говорите о людях, которых знаете?

– Может статься, я говорю о людях, которых знаете вы, – ответила контесса.

10

– Что вы можете рассказать об этом рынке? – спросил Брунетти.

– Книг и страниц? – уточнила контесса таким тоном, словно верила, что эти два слова не дадут ее гневу угаснуть. И более спокойным голосом продолжила: – Не думаю, что мне есть еще о чем рассказывать. – Тон графини стал нейтральным. – Профессиональные воры похищают их, иногда – по заказу.

– Кто покупает украденное?

– Особо ценные экспонаты приобретают коллекционеры, – сказала она и осеклась. – Прошу вас, поймите, я всего лишь высказываю свое мнение, которое составила из того, что слышала на протяжении многих лет.

– А остальное?

– Вещи помельче – отдельные страницы из книг о птицах или цветах, или млекопитающих – можно продать в маленьких магазинах. – Контесса посмотрела в сторону окон, выходивших на ка́лле[85]. – Вероятно, и даже скорее всего, человек, который покупает их для своего магазина, не знает наверняка, краденые они или нет.

Прозвучало это так, словно графиня сама до конца не была уверена в том, что говорит. У Брунетти, впрочем, тоже особой уверенности не было. Ему ли не знать, как легко люди убеждают себя в том, во что хотят верить? Но уточнять он