Читаем без скачивания Что такое Багинот - Светлана Багдерина

– Три часа?.. – недоверчиво нахмурился отряг. – А по-моему, больше… Темнеет, вон… уже…

– Темнеет?! – задетый за живое – свою способность мага чувствовать время – надулся Адалет. – Да какое это такое «темнеет»?! К твоему сведению, мы еще до обеда не до…

– Запад…

Раздраженно надувая щеки, волшебник дернул головой в указанном направлении и замер.

С запада, как и заметил Олаф, сквозь стремительно редеющий туман на них надвигалась ночь.

Продавцы наспех вылепленных фигурок великолепной четверки, шариков из бычьих пузырей, раскрашенных патриотично в цвета багинотского стяга, флажков, раскрашенных под цвет шаров, деревянных мечей и витых из прутьев посохов, надувных топоров, значков с пугающими бандитскими физиономиями героев, еле теплых пирожков, подтаявшего мороженого и горячих прохладительных напитков[25] сновали по толпе, собравшейся для торжественной встречи победителей, как окуни меж камышин.

Фигурки бойко расходились по одному кронеру, атрибуты героев – по два, еда – по пол-кронера за два пирожка, по столько же – за одно маленькое мороженое. Предприимчивые предприниматели, предпринявшие предприятие, преприятно прищурившись, просчитывали предсказанные прибыли.[26]

– Едут, едут!!!..

Особо глазастый мальчишка в переднем ряду ожидающих восторженно подскочил, словно пытаясь выпрыгнуть из собственных коротеньких штанишек, заполошно тыкая пальцем в заклубившийся вдруг, как пар над кастрюлей, туман. Труппа музыкантов багинотского цирка, доселе мирно травившая анекдоты под навесом на пригорке, как один заняла положение по штатному расписанию и вскинула инструменты наизготовку.

– Едут!.. – легкой волнительной рябью прокатилось по морю багинотцев, не столько благодарных, сколько любопытных и падких до зрелищ и сувениров.

– Едут! – приподнялся на своем походном раскладном троне, водруженном на компактный переносной помост Август Второй, вытягивая тонкую, закутанную в кружева, шею.

Другой команды музыкантам не потребовалось. Краснощекий дирижер взмахнул величаво пальмообразным бунчуком со страусовыми перьями, и загрохотали, зазвенели наперебой дробной россыпью полные грома ударные, радостно заголосили трубы, взлетела певучим кружевом к пасмурному небу витая мелодия струнных… Король торопливо выхватил из кармана скомканную шпаргалку, дунул в золотой рупор, пробормотал «раз-раз-раз» и, перекрывая плещущий задором и весельем оркестр, помпезно объявил:

– Внимание, речь!!!

Толпа погомонила еще с полминуты и неохотно притихла.

Монарх удовлетворено кивнул.

– Возлюбленный мной народ Багинота! Верные подданные мои! Сейчас вы станете свидетелями эпохального события – узреете триумфальное возвращение со славной победой над мерзким порождением тумана наших дорогих наемных воинов, могучих героев, обошедшихся нам в умопомрачительную сумму, бесстрашных и хорошо оплачиваемых защитников и спасителей багинотского образа жизни! Как изрек однажды по такому поводу наша ум, честь и совесть, наша гордость и отвага, короче, наше всё – Бруно Багинотский…

Увы, что имел заметить на эту тему фонтанирующий изречениями на все случаи жизни великий молчальник – кумир очень маленькой, но денежной страны, осталось неизвестным широкой публике. Потому что именно в этот момент из как будто поредевшей пелены тумана сносящим с ног галопом вылетел сначала мерин Адалета с притороченным к седлу, но медленно соскальзывающим конунгом наперевес, потом сам Адалет, а за ними – Серафима и Иван. Замыкала колонну запыхавшаяся, ощетинившаяся всем арсеналом отряда кобыла с проводником, прилипшим подобно шестиногому семируку к ее взмыленной шее.

Глаза его были плотно закрыты.

Возлюбленные подданные ахнули и откатились предусмотрительной волной с дороги несущейся как горный обвал конно-пешей кавалькады, оставляя после себя шапки, мороженое, собак и детей. Его же величество – в силу ли убежденной веры во всемогущество иноземцев, или по причине наследственной болезни всех монархов – инерции мышления и восприятия окружающей действительности – упрямо пытался продолжить приветственный спич.

– …Как я сказал, то есть, не я, а наш уникальный Бруно Баги…

И тут стена тумана лопнула еще раз – черной кипенью, затхлым холодом и гнилостным смрадом – и на свет божий вымахнуло нечто, по форме и консистенции больше всего напоминающее облитую смолой сахарную вату, а по размеру – дворцовый каретный сарай.

Оркестр сбился с «парада-алле» и принялся играть «какофония до-минор-галоп». Зеваки от ленивого отступления в одно мгновенье перешли к бодрому спринту.[27] Король откусил и почти успешно попробовал проглотить раструб рупора. Кабинет министров в полном составе забился под помост размером с просторную собачью будку и тут же возмущенно загомонил, пытаясь разобраться, кто чьей ногой наступил кому на чье дворянское достоинство…

– Бегите, Хель вас раздери!!!.. – долетело с мерина давно запоздалое предупреждение, не нашедшее ни единого адресата,[28] и черная смоляная туча, трепеща плотоядно длинными щупальцами, как черная комета понеслась к месту несостоявшегося торжества, золотому помосту, жалкому, беспомощному, замершему в попытке спрятаться за надкусанным рупором монарху…

Не увидев – спинами почуяв неладное, Адалет, Иван и Сенька затормозили у оркестрового навеса, оставляя глубокие борозды в утоптанной земле, развернулись и опрометью кинулись на выручку недальновидному самовлюбленному и очень глупому королю.

Усталый маг споткнулся на ходу о брошенный кем-то костыль, потерял равновесие, в последний момент был подхвачен Иванушкой, и неожиданно ощутил – сразу и всё – как долго он скакал, бродил, носился и воевал этим утром, а также сколько ему лет, и как давно он не был в отпуске, настоящем, славном, хорошем отпуске длиной лет в сто-двести…

– Быстрей!!! – яростно и непререкаемо рванула его за рукав Сенька, и старый волшебник со стоном встрепенулся, мучительно собрал в пухлый кулачок остатки воли, магии и упрямства, и вскинул посох, выпуская наугад огненный шар…

Нет, не шар.

Бледно-розовый, едва теплый клубок размером с дешевое яблоко.

Нежно свистя, сморщенный комочек цвета молодого поросенка дотянул до помоста, на излете ударился в спинку трона, повалил его и рассыпался безвредными искрами.

Дрожащие в предвкушении королевской трапезы нити наткнулись на позолоченное дерево, отдернулись, и зашарили сердито в поисках пропавшего обеда.

Лукоморцы ахнули и удвоили прыть, волоча за обе руки почти не сопротивляющегося чародея к месту последнего противостояния.

– Успеем!

– Не успеем!

– Успеем!

Трон отлетел в сторону, как оторванная половинка раковины устрицы, и к бездвижному бледному венценосцу ласково протянулись тонкие щупальца.

– Не успеем!!!..

Адалет жалобно замычал, зажмурился, посох в его руках завибрировал, вспыхнул слепящим белым светом…

Дунул ветер. Застигнутые врасплох облака на небе метнулись в разные стороны, выпуская из своего пушистого плена заскучавшее солнце… И вдруг тварь над королем визгливо вздохнула, надулась, задрожала, стала разъезжаться на клочья, как сгнившая тряпка и, наконец, взорвалась зловонным вихрем рваных сажных хлопьев.

Замершая в отдаленной безопасности толпа вскипела овациями и, несвязно, но весело вопя, ринулась назад.

– Ура чародею!!!..

– Ура колдуну!!!..

– Ура героям!!!..

– А им-то за что?!..

– За компанию!!!..

– Да здравствует!!!..

– Победа!!!..

– Мы ее одолели!!!..

– Нет, мы!!!..

– Сам дурак!!!..

– Холодные пирожки!!!..

– Горячее мороженое!!!..

– Фигурки мага!!! Настоящие фигурки мага!!! Даром!!! За так!!! За спасибо!!! Всего за десять кронеров!!!..

И только четверка бледных от пережитого героев заметила, что белесая стена тумана в том месте, откуда выскочила и попала под солнечные лучи вторая тварь, снова необъяснимо потемнела и стала мутно-серой.

Маг-хранитель, заложив одну руку за спину и сжимая в другой подаренный каким-то торговцем от чистого сердца пирожок со сливовым повидлом,[29] гневно метался по опочивальне его величества, звонко топоча подкованными сапожками по мраморным плитам пола даже сквозь ковер.

Сенька, Иван и Олаф сидели у окна за накрытым столиком с золотыми гербами по белому лакированному фону и за обе щеки дегустировали дворцовую кухню,[30] стараясь не смотреть в расположившееся напротив них зеркало в человеческий рост, дабы лицезрением своих замурзанных личностей не портить самим себе же аппетит. Сам Август Второй, наряженный в шелковую ночную сорочку цвета растаявшего мороженого и такой же колпак, отлеживался от пережитого ужаса и временного паралича, в изнеможении откинувшись на взбитые, как сливки на клубнике, подушки.