Читаем без скачивания Презент от нашего ствола - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Локис спустился с помощью веревки по наклонной стене зиндана. Посветив себе фонариком, он обнаружил три окровавленных тела. Коля Игнатов неподвижно лежал, раскинув руки, с выпущенными из развороченного осколками живота кишками. Тимур Валиахметов лежал ничком на полковнике, видимо, за мгновение до взрыва успев прикрыть Волка.
Локис проверил пульс на шее у своих товарищей. И Тимур и Коля были мертвы, и лишь Волк глухо застонал, когда Володя стянул с него труп Валиахметова.
– Колодей! Волк живой! – крикнул вверх Локис. – Я сейчас его обвяжу, и ты его вытащишь. Только очень осторожно – он сильно изранен.
– А Тимка? А Генсек?
Медведь не ответил, и Игорь понял, что они мертвы.
Вдвоем они подняли полковника наверх. Он был без сознания и только иногда тихо стонал.
Небо на востоке уже было подкрашено бледно-лимонным светом солнца, поднимающегося за темно-синими горами.
Десантники быстро обработали многочисленные раны полковника и перебинтовали его.
Володя сделал две инъекции – антибиотика и обезболивающего в левое бедро лежавшего в беспамятстве командира. На правой ноге у него не было живого места, как, впрочем, и на спине, и на груди.
– Не жилец он, – меланхолично сказал Колодеев, наблюдая за манипуляциями Медведя.
– Не каркай, Колодей, под руку, – с раздражением ответил Локис. – Выживет Волк. Должен выжить. Посмотри лучше, что с джипом.
Колодеев был в их подразделении не только лучшим сапером, но и считался неплохим автомехаником. И это было действительно так. Автомобиль, который душманы, не смогли завести, ожил сразу после того, как Игорь открыл капот и немного покопался в сплетении разноцветных проводов. Торопясь уйти из крепости, душманы не сняли с джипа крупнокалиберный пулемет. В салоне машины лежали два цинка с патронами к пулемету и целый ящик гранат.
Колодеев подъехал к зиндану, и вместе с Локисом они устроили полковника на заднем сиденье.
Надо было спасать Волка. Надо было искать дорогу домой.
23
Последний раз за день слепой муэдзин с минарета в кишлаке Бахоршох призвал правоверных на пятую – ночную молитву. Тьма сгущалась над кишлаком, жители которого уже отошли ко сну, нигде не светилось ни одного огонька. И только в лагере ISAF одиноко желтели в ночи окошки нескольких трейлеров.
– Есть связь? – в который раз спрашивал у радиста уорент-офицер[8] первого класса полковой сержант-майор Болдуин, оставшийся в лагере за старшего. Солдат оторвал глаза от шкалы настройки, поправил указательным пальцем очки и отрицательно покачал головой.
– Нет, сэр! Группа майора Рэдманса не отвечает. Как в воду канули.
– А что сержант Уоллас?
– И его теперь не слышно. Если бы мы были в более цивилизованном месте, а не в этой Богом забытой дыре, можно было бы предположить, что работает глушилка.
– Что за чушь!
– Я тоже так думаю, – сказал радист, виновато пожимая плечами.
– Что могло произойти? Ведь они должны были вернуться засветло.
Радист не стал лезть со своими предположениями, потому что, несмотря на вопросительную интонацию, сержант явно спрашивал у самого себя.
Впрочем, ответ вертелся на языке у обоих. Произошло нечто неожиданное и, скорее всего, неприятное. Скорее всего, отряд нарвался на партизан Талибана. Провинция Герат считалась среди военных ISAF мирной, здесь был почти курорт по сравнению с пуштунским юго-востоком страны, где почти каждый день Международные силы содействия безопасности в Афганистане несли потери, и, случалось, весьма серьезные. Здешнее население, а это были в основном таджики, не поддерживало талибов, командирами у которых были исключительно пуштуны. Однако и тут не стоило бы расслабляться, а вот майор Рэдманс расслабился и, судя по всему, допустил оплошность. Здесь никому нельзя верить, а он повелся на россказни этого афганского юнца. Одной плантацией больше, одной меньше – они все равно будут выращивать мак, который дает здесь урожай три раза в год.
Сержант-майор гнал от себя дурные мысли, зная по жизненному опыту, что нехорошие предчувствия имеют обыкновение сбываться, но ничего не мог с собой поделать.
– Ну что? – опять спросил он у радиста.
– Все то же, сэр. Глухо.
– Ладно. Можешь отдохнуть. Я пойду проверю часовых. Только закрой окно, а то его за километр видно.
– Слушаюсь, сэр.
Уорент-офицер Болдуин вышел из трейлера и сразу поежился. Что за дурацкий климат? Днем жарко, а ночью хоть бараний тулуп на себя напяливай. Но куда подевался часовой? Неужели присел где-нибудь и задремал? Если так, он пожалеет, что на свет появился. Глаза привыкли к темноте и даже стали различать очертания соседних трейлеров, но фигуры часового не было видно.
Болдуин сделал несколько шагов в темноту и вдруг увидел небо с мерцающими звездами, и почувствовал, как горло ему сдавила какая-то чужая непреодолимая сила. Он стал задыхаться и потерял сознание.
– Где этот рыжий? – этот вопрос на ломаном английском языке услышал сержант-майор через мгновение и почувствовал, как кто-то хлещет его по щекам. Придя в себя, Болдуин понял, что пребывал в беспамятстве не мгновение, а гораздо больше, потому что он был уже не на улице, а сидел на своей койке в ярко освещенном трейлере со связанными за спиной руками.
Над ним стоял какой-то афганец в полосатом халате с десантным советским автоматом на груди. Из-за его спины выглядывали бородатые личности, всем своим видом демонстрировавшие отнюдь не миролюбивые намерения.
– Где этот рыжий? – опять повторил свой вопрос афганец, судя по властному выражению лица привыкший повелевать, и сунул ему распечатанный на цветном лазерном принтере портрет лейтенанта Томми.
Сержант не ответил, пытаясь понять, что же произошло. Пока ясно было одно – он оказался в плену в собственном трейлере, и моджахеды, захватившие его, требуют сказать, где находится лейтенант.
– Я уорент-офицер армии Ее Величества Ральф Болдуин, – представился сержант-майор. – Кто вы такие?
– Ты не понял вопроса? Где этот рыжий? – еще раз спросил афганец и коротко, без размаха, но весьма чувствительно ударил сержанта-майора по щеке. В голове у Болдуина зазвенело.
– Я не знаю, о ком вы спрашиваете, – твердо ответил разозленный оскорбительным ударом сержант-майор. – Я требую относиться ко мне с подобающим уважением. Иначе я вообще не буду с вами разговаривать.
– Ты хочешь нас напугать?
– Я всего лишь требую к себе должного уважения.
– Ты делаешь ошибку. Ты все равно скажешь, где этот рыжий, но я буду злой. Ты хочешь, чтобы я был злой?
– Я только требую к себе уважения.
– Мы вас уважаем. Мы вас уважаем больше, чем вы нас. Покажите этому барану, как мы их уважаем. Мы уважаем вас, как баранов.
Афганец отдал несколько команд на своем языке, и в трейлер втащили тело часового, которого и выходил проверить Болдуин. Солдат был весь в крови, но был еще жив. Несколькими пощечинами его привели в чувство.
– Твой командир этот? – спросил афганец у солдата, указывая на сержанта-майора. – Ты меня слышишь?
– Да, – с трудом открыв рот, ответил солдат.
– Этот?
– Да, – подтвердил солдат.
– А ты знаешь, где этот рыжий офицер? – Афаганец показал фотографию лейтенанта Томми Уэльса.
– Он ушел с отрядом майора.
– Куда?
– Я не знаю, честное слово, я не знаю. Я все сказал, все, что знаю. Не бейте меня. Мне очень больно.
– Я не верю тебе! – строго сказал афганец. – Ты говоришь неправду. И ты будешь наказан.
Он повелительно кивнул в сторону солдата, и тотчас один из головорезов, громадный таджик с лохматой темно-каштановой бородой, вытащил из-за пояса широкий слегка изогнутый нож.
– Что вы делаете?! – крикнул Болдуин. – Вы ответите за это!
– Что мы делаем? – с притворным удивлением спросил афганец. – Сейчас увидишь.
Моджахед взял левой рукой израненного часового за нос, как иногда делают брадобреи, когда сбривают у клиента усы, и легко, одним движением, отрезал солдату кончик носа. Солдат закричал диким голосом, но тут же захлебнулся хлынувшей кровью и стал мучительно кашлять, выплевывая кровавые сгустки, а затем потерял сознание.
– Убрать падаль, – распорядился афганец и повернулся к сержанту-майору. – Так куда ушел этот рыжий?
«Брадобрей» вытащил часового за ноги из трейлера и тут же вернулся.
Уорент-офицер молчал. Ему было очень страшно, но он давал присягу и решил молчать.
– То, что не знает простой солдат, должен знать его командир, – сказал главарь афганцев, приказы которого выполнялись без промедления. – Но ты ведь не хочешь с нами говорить?
– Нет, – нашел в себе силы ответить Болдуин. – Я не буду с вами говорить.
– Тогда ты будешь кричать, – спокойно отреагировал главарь. – Очень громко кричать и сожалеть о том, что не хотел с нами говорить. Ты командир – мы не будем тебе отрезать нос. Мы отрежем тебе что-нибудь другое.
Афганец вновь кивнул головой, произнеся несколько слов на своем языке. К Болдуину подскочили двое моджахедов и бросили его на пол, а третий, тот самый брадобрей с окровавленным ножом, стал стягивать с сержанта-майора штаны.