Читаем без скачивания Исторические силуэты - Станислав Отв. ред. Васильевич Тютюкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убийство П. А. Столыпина в сентябре 1911 гл ознаменовало по сути дела крах иллюзий. Выстрел Д. Богрова положил конец не только жизни «сильного премьера», но и развеял надежды на возможное реформирование самодержавия, упустившего свой последний исторический шанс. Октябристы оказались «партией потерянной грамоты». Их распад был предрешен, что и показали уже выборы в IV Думу, на которых они потерпели серьезное поражение (в III Думу прошло около 170 октябристов-депутатов, а в IV — менее 100). Бывшие «соратники» начали разбегаться кто куда: большинство вправо (к националистам и черносотенцам); некоторые влево (к прогрессистам и кадетам). «Адамантовая твердость взглядов»{259} и воля А. И. Гучкова какое-то время придавали октябристскому объединению разнородных элементов видимость единства, хотя склоки и дрязги за этим фасадом по сути дела никогда не прекращались. Сам лидер имел весьма невысокое мнение о «партийном контингенте» и в минуту откровения признал, что «в Союзе 17 Октября девять десятых сволочь, ничего общего с целью союза не имеющая»{260}.
Уже в эмиграции, в 1927 г., прочитав книгу одного из лидеров партии эсеров, Б. В. Савинкова, «Воспоминания террориста», с грустью восклицал в письме к П. Б. Струве: «Зависть берет! Каким первоклассным человеческим материалом располагала революция в своей борьбе против власти… А почему же мы в нашей борьбе за правое дело и в нашей защите этого правого дела так беспомощно-немощны, почему мы не можем найти в нашей среде того идейного горения и той жертвенной готовности (жертвенной готовности во всех формах), которыми были так богаты те?»{261} Вопрос этот можно назвать риторическим. Главная причина поражения состояла в том, что время ставило другие задачи, чем те, которые могли решить умные и честные либералы. Образно говоря, они хотя и чувствовали «пульс страны» и часто ставили правильный диагноз, но предложить рецепт радикального лечения тяжелобольному обществу не могли. Старая дилемма — «ответственность имущих — радикализм неимущих» — многое объясняет в стратегии и тактике политических деятелей и тех социальных сил, интересы которых они выражают.
Насколько был богат А. И. Гучков? Влиятельный петербургский журналист и издатель А. С. Суворин записал в 1907 г. в дневнике: «В. IL Боткин умер 80 лет. Завещал 10 миллионов двум своим дочерям, одна за Н. И. Гучковым… Гучковы были бедные, а Боткины импомогали»{262}. Это суждение отражает представления, циркулировавшие в обществе, и нуждается в пояснении: В 1907 г. умер не В. П., а Петр Петрович Боткин, глава и распорядитель крупного чаеторгового и сахаропромышленного дела. Его дочь Вера вышла замуж в 1887 г. за Н. И. Гучкова (вторая дочь, Надежда, была женой художника и коллекционера И. С. Остроухова). Заметим попутно, что эта ветвь гучковского рода породнилась с известными московскими купеческими кланами: в 1910 г. Вера Николаевна «была повенчана» с дворянином Г. Г. Карповым (племянник С. Т. Морозова), а Надежда Николаевна в том же году вступила в брак с потомственным почетным гражданином И. Н. Прохоровым (наследник и руководитель Трехгорпой мануфактуры в Москве){263}. Самым богатым среди четырех братьев Гучковых несомненно был Николай Иванович (московский городской голова в 1905–1913 гг.). Однако состояние его тестя, часть которого он наследовал, хотя и было действительно большим, но намного меньше того, о котором поведал А. С. Суворин. После смерти общее имущество оценивалось в 2,1 млн руб.{264}
Александр Иванович в начале века занимал весьма доходную должность директора в Московском учетном банке (с 1902 по 1908 г.). После смерти отца в январе 1904 г. он получил свою часть наследства: четырем сыновьям Ивана Ефимовича в равных долях переходило имущества на 291 502 руб. 91 коп. (в эту сумму входила и стоимость недвижимости в Лефортовской части){265}.Обзаведясь семьей, А. И. Гучков довольно долго не. имел-собственного дома: жили или у родственников, или в наемных квартирах. (В «родовом гнезде» на Генеральной улице обосновались Ф. Е. и Ф. И. Гучковы с домочадцами). «Бесприютность» угнетала даже такую непоседливую натуру. «Уж очень надоело скитаться да жить на биваке», — писал он жене летом 1906 г.{266} Став депутатом Государственной думы и проводя значительную часть времени в Петербурге, лидер октябристов приобретает в 1908 г. собственный особняк в престижном районе столицы (Фурштадтская, 36). Стоимость этой покупки неизвестна, но можно с большой долей вероятности утверждать, что она измерялась шестизначной цифрой. Здесь он и прожил около десяти лет вплоть до своего окончательного отъезда из Петрограда осенью 1917 г.
Перебравшись на жительство в имперскую столицу, А. И. Гучков не прерывает предпринимательски^ занятий: становится членом совета Петербургского учетного и ссудного банка, членом правления страхового общества «Россия» и «Товарищества А. С. Суворина» — «Новое время». Согласно данным на конец марта 1916 г., на его счету в Учетном и ссудном банке было 353 тыс. руб.{267}Он получил в 1915 г. и часть суммы от продажи семейной недвижимости по Генеральной улице в Москве, реализованной более чем за 1 млн. руб.{268} Не будет преувеличением считать, что к 1917 г. этот политик «стоил» примерно 600–700 тыс. руб. Это было в условиях России много, хотя воротилы делового мира и крупнейшие латифундисты имели значительно больше.
Для понимания характера эволюции мировоззрения этого либерального деятеля во многом примечательна его речь, произнесенная на петербургском совещании октябристов в ноябре 1913 г. В ней был дан анализ тактики октябристов за предыдущие годы и признано фактическое поражение попыток реформировать царский режим. Оценивая политическую ситуацию в стране, он, в частности, сказал: «Иссякло государственное творчество. Глубокий паралич сковал правительственную власть: ни государственных целей, ни широко задуманного плана, ни общей воли. На их место выступили борьба личных интриг и домогательств, личные счеты, ведомственные трения. Государственный корабль потерял свой курс, потерял всякий курс, зря болтаясь по волнам». Свой мрачный анализ он завершил неутешительным выводом:
