Читаем без скачивания Крушение - Анри Труайя

Замолчав, они не проронили ни слова, пока не закончился музыкальный отрывок. Потом Жан-Марк спросил:

— Вот ты так любишь поэзию, а сам не пробовал сочинять?

— Еще бы! — отозвался Жильбер. — Как и все!

— Ты мне покажешь?

— Ну уж нет! Они отвратительные!

— Уверен, что это не так!

Жильбер бросил на него благодарный взгляд и проворчал:

— Ты говоришь это потому, что я много распространяюсь о поэзии? Но разве ты не знаешь, что истинные художники гораздо меньше других рассуждают об искусстве, которому служат.

Произнося эту фразу, Жильбер сцепил пальцы, вытянул вперед обе руки и, вывернув кисти ладонями наружу, потянулся.

— Уже двадцать минут восьмого! — констатировал Жан-Марк, взглянув на часы. — Мне пора идти.

В тот момент, когда он вставал, в гостиную вошла госпожа Крювелье. Не дав ему возможности попрощаться, она сразу же пригласила его остаться на ужин.

— Мы просто поставим еще один прибор.

Жан-Марк принял приглашение и сделал это с легкостью, которой способствовали два обстоятельства. Во-первых, он был голоден, а во-вторых, в его памяти всплыло содержимое шкафчика для провизии: остатки печеночного паштета и небольшой кусочек швейцарского сыра. На лице Жильбера Жан-Марк прочел неподдельную радость, и это было ему приятно. С тех пор как дом отца оказался для него закрытым, он стал как-то особенно нуждаться в человеческом тепле. В гостиную вошел и господин Крювелье. Жан-Марк видел его во второй раз. Серебристые волосы, кожа цвета слоновой кости, тонкая полоска темных усов над верхней губой. Он был очень бодр для своего возраста, ведь ему, должно быть, никак не меньше шестидесяти пяти! Господин Крювелье положил руку на плечо Жильбера, было заметно, что он гордится внуком. Вся его успешная финансовая деятельность была оправдана присутствием под крышей его дома этого утонченного юноши. Крювелье расспросил Жан-Марка о его учебе, о планах на будущее, сообщил, что в свое время у него были деловые контакты с его отцом и тот дал ему весьма ценные советы. Потом он посетовал на новые тенденции в экономической политике Франции. Дал отрицательную оценку постоянно возрастающему влиянию государства на процессы развития рынка и убедительно доказал, что все это мешает созданию равных условий, необходимых, по его мнению, для конкурентной борьбы.

Все перешли в ротонду, где располагалась небольшая столовая с обшитыми светлым деревом стенами и обтянутыми кожей оливкового оттенка старинными стульями. Жан-Марк оценил и дорогое вино, и изысканные легкие блюда, и бесшумную прислугу. Напрасно он, из принципиальных соображений, осуждал стяжание земных богатств, теперь приходилось признать, что для счастья необходима некоторая роскошь. Жан-Марк подумал, что, женившись на Валери, он сможет вновь обрести достойную жизнь. Поначалу эта мысль ужаснула его, но он все-таки задержался на ней. Не странно ли, что атмосфера этого дома каким-то образом склоняла его к браку? Возможно, ностальгия по комфорту мучила бы его не так сильно, если бы он не приходил сюда?

Жан-Марк старался участвовать в общем разговоре, но отвлекался и думал о своем. Жильбер тоже казался рассеянным. В присутствии деда и бабки он несколько стушевался, стал менее раскованным и опять превратился в задумчивого, послушного мальчика, который не перебивает взрослых. После ужина все присутствующие перешли в гостиную. Кофе или травяной чай? По совету госпожи Крювелье Жан-Марк выбрал второе. У напитка был непередаваемый букет, в котором перемешались запахи множества сухих растений. В десять часов Жан-Марк решил, что теперь уже вполне прилично попрощаться и уйти. Господин Крювелье предложил отправить его домой на машине. Жан-Марк не нашел в себе сил отказаться.

Восседая один на заднем сиденье огромного черного «мерседеса», он видел перед собой мясистый затылок шофера, его коротко остриженные волосы под форменной фуражкой. Забавляясь, Жан-Марк по очереди представлял себя банкиром, богатым промышленником, министром, известным адвокатом… Интересно, станет ли когда-нибудь эта игра воображения явью? Жан-Марк не мог в это поверить. С другой стороны, разве все сильные мира сего не были в свои двадцать лет такими же, как сейчас он, переживающий за свое будущее? Шофер, привыкший возить стариков, вел машину медленно и осторожно. Жан-Марк перенесся во времена Первой мировой войны. Вот он кавалер ордена Почетного легиона, член нескольких административных советов, личный друг премьер-министра, потерявший в последние годы многих своих товарищей. Коллекция табакерок, два шедевра Ренуара, один — Утрилло и один — Пикассо. Вполне насыщенная жизнь. Кошмар! Жан-Марк откинулся на спинку сиденья. За стеклом, то погружаясь во мрак, то взрываясь фейерверками огней, неспешно проплывал Париж. На Елисейских полях, не доезжая до площади Согласия, Жан-Марк неожиданно попросил:

— Остановите здесь, пожалуйста.

Он вылез из машины, поблагодарил грузного мужчину с красным лицом, который тщетно попытался успеть открыть ему дверцу, и легким шагом направился в сторону дома.

Рефлектор алым пятном светился в углу комнаты. Ночью волна холодного воздуха опустилась на город. Окна покрылись изморозью. Сквозь щели в двери внутрь пробирался ледяной воздух. Жан-Марк, чтобы было теплее, занимался в постели. На пижаму он натянул свитер. Его окоченевшие пальцы перелистывали отпечатанный на ротапринте курс по политэкономии. У соседей громко играло радио. Ничего не поделаешь — воскресное утро, имеют право. Перейдя к новой главе, Жан-Марк услышал приближающиеся шаги.

— Господин Эглетьер! Господин Эглетьер!

Он узнал задыхающийся голос консьержки. Встав, он открыл дверь и спросил:

— Что случилось?

— Вас к телефону!

Меньше месяца назад владелец дома установил у консьержки телефон, но если принимать сообщения та в исключительных случаях еще соглашалась, то подзывать жильцов к телефону отказывалась категорически. Видимо, сегодня у нее были веские причины изменить своим правилам.

— Иду! — сказал Жан-Марк, накидывая домашний халат. — Кто меня спрашивает?

— Откуда я знаю, но это срочно. Очень срочно. Похоже, это вопрос жизни и смерти.

Ужас сковал Жан-Марка. Он подумал об отце, о Франсуазе, Даниэле, Маду, обо всех, кого любил.

Проскочив мимо консьержки, которая после подъема на пятый этаж все еще никак не могла отдышаться, он дрожащим голосом пробормотал «Спасибо, мадам» и выбежал на лестницу. Внизу он схватил трубку и с трудом выдохнул.

— Да, я слушаю…

Искаженный мужской голос откуда-то издалека продекламировал:

— «Разве можно быть серьезным, когда тебе семнадцать и когда на бульваре шумят зеленые липы?»

— Кто говорит? Что случилось? — прошептал Жан-Марк.

— Ничего серьезного, — ответил Жильбер.

— Тогда почему же ты сказал?..

— Она не хотела подниматься к тебе. Чтобы она согласилась, я придумал чрезвычайные обстоятельства.

Успокоившись, Жан-Марк тут же разозлился.

— Тебе не кажется, что это слишком?!

Он не мог припомнить, чтобы вообще давал Жильберу свой телефон.

— Ну как, вчера вечером ты нормально добрался? — спросил Жильбер.

— Превосходно!

— А сегодня во второй половине дня ты, случайно, не свободен?

— К сожалению, нет, старина.

— Жаль, а то у меня какая-то хандра.

— Что-нибудь случилось?

— Да нет, ничего особенного. Просто тоскливо, скучно, неинтересно, ничего не хочется делать, словно навалился тяжелый груз. С тобой когда-нибудь так бывает?

— Бывает, — ответил Жан-Марк, — но я пытаюсь как-то с этим бороться, предпринимаю усилия… — Подумав, он добавил: — Сегодня в два часа я встречаюсь с Валери. Мы собирались пойти в Лувр. Хочешь, пойдем с нами.

— Ну уж нет! — воскликнул Жильбер.

— Почему?

— Не хочу вам мешать.

— Если я тебе это предлагаю, значит, считаю, что ты нам не помешаешь.

— Хорошо! — с неожиданной радостью согласился Жильбер. — Тогда как мы договоримся?

— Я встречаюсь с Валери в два пятнадцать у входа в крыло «Денон», рядом с кассой. Тебе это удобно?

Консьержка с трагическим лицом входила в свои апартаменты. Увидев ее, Жан-Марк едва успел соответственно случаю скорчить печальную мину. С похоронным видом он опустил трубку на рычаг.

— Ну, что там? — полюбопытствовала она.

— Мой дядя Эрнест очень плох, — ответил Жан-Марк, — спасибо, что предупредили. — Закаменев в горе, в котором невозможно было усомниться, он вышел за порог.

Вернувшись в комнату, Жан-Марк подумал, что Валери, вероятно, разозлится, узнав, что он пригласил Жильбера. Тем хуже для нее! В конце концов, он достаточно часто проводит с ней время наедине. Пусть же хоть иногда с ними будет кто-нибудь третий. Всего десять минут назад предстоящая встреча не сулила ничего необычного, и вдруг все изменилось, словно перед ним открылась сияющая перспектива. Лувр, прекрасные полотна, желчные замечания Валери, приятная, интеллигентная беседа с Жильбером. Жан-Марка охватило нетерпение, он хотел поскорее оказаться там. Еще немного, и он начал бы собираться, но было всего десять утра, а бриться заранее он не хотел — у него слишком быстро отрастала щетина.