Читаем без скачивания Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кукан сделаю.
Сергей срезал подходящую лозину, очистил от веток и листьев и нанизал на прут свой небогатый улов. Кукан выглядел позорно ничтожным.
— Да, такому улову никто не позавидует. Ну-ка, дай мне твой прут, попросил Иван Егорыч.
Ничего не подозревая, Сергей отдал. А Иван Егорыч подошел к озерцу, где все еще плавала пойманная им рыба, одну за другой вытащил несколько трепыхающихся рыб покрупнее, нанизал на прут и протянул его Сергею. Тот даже растерялся.
— Зачем вы, Иван Егорыч! Не надо…
— Бери, бери! Нехорошо, ежели люди вдвоем рыбачили, и один придет с уловом, а другой с пустыми руками. Не по-товарищески. В другой раз, очень даже возможно, что ты со мной поделишься.
Домой шли вместе. Иван Егорыч жил ближе к центру Потоцкого, и Сергей проводил его почти до дому. Прощаясь, старик пригласил мальчика снова порыбачить вдвоем.
— Сегодня отправляюсь в поездку на два дня, вернусь послезавтра, вот и давай вместе посидим, если, конечно, у тебя время позволит.
Сергей уверенно заявил, что бабка, пожалуй, отпустит, ну, а насчет колхоза — как тут угадаешь. Может, еще и не уедут к этому времени.
Увидев Сергея с хорошей добычей, Манефа Семеновна обрадовалась, посветлела.
— Гляди-ка ты, чем нас бог порадовал. Выходит, нашел своих? приветливо спросила она.
— Наших не было. Дедушку незнакомого встретил. Иваном Егорычем зовут. Он и принял в компанию. Удочку дал. — Сергею не хотелось сознаваться, что не вся рыба выловлена им самим, но его тянуло поведать Манефе Семеновне, какой хороший человек Иван Егорыч. — Вот эти большие рыбы он мне дал.
— Он? Это как же так? — удивилась Манефа Семеновна.
— У него улов побольше, вот и отдал. Говорит, надо поровну, по-товарищески.
— Это тебе, Сережа, бог послал! Я вчера сердцем почуяла — надо пойти на рыбалку. Оно так и вышло. — И Манефа Семеновна засуетилась с завтраком.
— Баб Манефа, а знаете, кто такой Силыч? Кулак.
— Че-го? — вскинулась старуха.
— Да, кулак. И в тюрьме сидел.
— Кто это тебе насказал?
— Человек там один… проходил. И я слышал, — сам не зная зачем, соврал Сергей.
— Искушение дьявольское! А ты уши развесил. За правду Христову в темнице сидел Степан Силыч.
Сергей опешил: он думал, Манефа Семеновна будет возражать, а оказывается, она знала, что Силыч был в ссылке?
Наскоро позавтракав и переодевшись, Сергей пошел в школу.
— Если снова зайдет речь насчет колхоза, не забывай, что тебе сказано. Придумай чего-нибудь, — напутствовала его Манефа Семеновна.
«ПОМОГИТЕ, РЕБЯТА!»
В шестом «Б» классе шло собрание.
Учебный год остался позади. Промелькнули тревожные дни весенних испытаний. И вот наступил долгожданный час, когда классный руководитель Павел Иванович Храбрецов стал зачитывать по журналу переводные отметки и поздравлять учеников с переходом в седьмой класс.
Неожиданно открылась дверь, и в класс вошла Антонина Петровна Семибратова. Она была в праздничном платье, с непокрытой головой. Увидев ее, ребята дружно встали.
В селе все от мала до велика знали Антонину Петровну. До начала войны председателем колхоза был ее муж — Андрей Семибратов, а когда он ушел на фронт, колхозники избрали Антонину Петровну, работавшую до того на молочнотоварной ферме. Был у нее и сын Степа. Один-единственный… Тоже ушел биться с фашистами. И погиб. Недавно с фронта пришел маленький листочек-извещение. «Погиб смертью храбрых…» А муж, Андрей Семибратов, весь израненный, долго лежал в госпитале и теперь снова был на фронте.
— Здравствуйте, дорогие школьники! — заговорила Антонина Петровна. Директор мне уже сказал, что вы хорошо закончили учебный год, и я поздравляю вас от всей души. По тому, как было раньше, словом до войны, отдыхать бы вам, ребятки, все лето, гулять беззаботно! Да не такие сейчас времена…
— А мы и не устали, Антонина Петровна, — отозвался кто-то с места.
Антонина Петровна внимательно посмотрела на говорившего.
— Ну, что же, Витюша, если так, то к лучшему, потому что с отдыхом, пожалуй, придется повременить. Я пришла просить, чтобы вы помогли колхозу.
Она помолчала, грустно оглядела класс. Почти каждый мальчик или девочка были знакомы ей со дня их рождения. Вот коренастый, большелобый Витя Петров — их в семье было пятеро братьев. Старший убит под Минском, двое на фронте… А вот черноголовый Ваня Пырьев, с быстрым взглядом серых, широко открытых глаз. С этой зимы он стал сиротой… Вон у окна сидит шустрый, непоседливый Володя Селедцов. Когда создавался колхоз, отец Володи первым подал заявление и затем так трудился в колхозе, что был примером для многих. Где он сейчас? Жив ли?..
Антонина Петровна с трудом подавила вздох.
— Подоспел сенокос, ребята, нагрянула прополка. Дел в колхозе невпроворот, а рабочих рук не хватает. Сами знаете — и отцы, и братья на фронте. На хозяйстве остались, почитай, одни женщины да старики. Да что тут расписывать, вы уже не маленькие, сами все видите и понимаете. Нам без вас не обойтись. Я от всего колхоза пришла просить — помогите, ребята!
— А мы уже говорили на сборе!..
— С Павлом Ивановичем вместе!
— Будем работать все лето!
— До самой осени! — раздались голоса.
— Все лето не позволим, — улыбнулась Антонина Петровна, — а вот сейчас, в самую горячую пору, очень прошу. Прямо завтра надо бы выходить. Как, Павел Иванович, можно? И на сколько человек нам рассчитывать?
Гул голосов наполнил класс. Все хотели ехать в поле немедленно, хоть сейчас.
— А дети неколхозников у вас ведь тоже есть. Как они? поинтересовалась Антонина Петровна.
— Есть несколько человек. На сборе мы договорились, чтобы ребята посоветовались дома. Вот и можно сейчас уточнить. Ребята, кто будет работать в колхозе, поднимите руку. Хорошо. А кто не сможет? Есть такие?
Поднялась одна рука.
Класс затих.
— Зотов? — удивился Павел Иванович. — Почему? Или бабушка не отпускает?
— Она отпускает, — глядя в парту, пробормотал Сергей. Лицо его пылало. Ведь предстояло отказаться от работы и не ссылаться при этом на Манефу Семеновну. Ему было стыдно перед товарищами, и особенно перед Таней Ломовой.
— Павел Иванович, он просто симулянт, если так.
— Подожди, Селедцов, — прервал Павел Иванович. — Не разобравшись, нельзя бросаться такими обидными словами. Может, у человека действительно есть серьезные причины.
— Они, Павел Иванович, с бабкой как кулаки живут, — поддержал Селедцова Витя Петров, но, поняв, что сказал очень резко, немного поправился: — Как единоличники. Вы их еще не знаете!
— Зотов, может, объяснишь нам причину отказа? — попросил Павел Иванович.
Сергей стоял, чуть привалившись к стенке, и, не зная, что сказать, молчал.
— Сережка, что же ты молчишь? — не выдержала Таня, не спускавшая с него глаз.
— Я в город поеду, — вдруг решительно заявил Сергей.
— В город? Зачем? — удивилась Таня. Ничего подобного от Сергея раньше она не слышала.
«Что же сказать? Что ответить? Все смотрят, ждут…»
— Родня там у нас… Папина. Зовут меня. По делу. Вот и поеду.
— Если человеку надо по делу, то пускай едет. И нечего тут шуметь, сказал Ваня Пырьев.
— Крутит он, Павел Иванович! — крикнули с первой парты.
— Почему это «крутит»? Почему? И вообще, что вы все накинулись на человека! — загорячилась Таня. — А тебя, Петров, за кулака и единоличника подтянуть надо! У Зотова папа орден имел и погиб геройски…
— А мой папа где? — не выдержал Витя Петров.
— Так тебя никто и не обзывает! — крикнула Таня.
Павел Иванович постучал по столу карандашом. Шум стих.
— Ребята, не надо ссориться, — вмешалась Антонина Петровна. — Ни к чему это. Я тоже помню Сережкиного отца. Хороший был человек. Настоящий коммунист. Много забрала война хороших людей. — Она помолчала, потом снова взглянула на Зотова. — А ты, Сережа, скажи нам все как есть. Думаю, твое дело не секретное. Так ведь?
— Так, — согласился Сергей и вдруг придумал: — Бабушка к врачу посылает. У меня голова часто болит. — В этом была доля правды. Действительно, он часто жаловался на головную боль. — Мы давно собирались. У родни знакомый врач есть. По нервным болезням.
— Выходит, ты нервный? — фыркнул Селедцов.
— А смеяться не надо, — с упреком сказала Антонина Петровна. Болезнь — несчастье для человека.
Сергей готов был провалиться сквозь землю… Ну зачем, зачем это вранье?.. Вон как все хвалят его отца, а он учил Сергея не врать, всегда говорить людям правду. Взять бы сейчас, да так просто и сказать: «Не пускает бабушка Манефа». Разве скажешь? Хочешь, а не скажешь.
— Надо — значит, надо. Ничего не поделаешь, — согласилась Семибратова.
— Только я не скоро поеду, — неожиданно для себя сообщил Сергей, может, недели через две. А насчет работы — разве я против? Как все, так и я. О поездке сказал, чтоб знали. И потом не придирались.