Читаем без скачивания Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Энтони Берджесс

Искусное объединение профессионализма с лукавым расчетом характерно для этой пьесы. Насколько такая комбинация вдохнула жизнь в «Генриха VI», можно оценить, если вспомнить о двух обстоятельствах: в какое время жил Шекспир и в каком состоянии находилась в те годы драма. «Генрих VI» — история далекого прошлого, но она рассказана так, что события, происходящие в ней, кажутся относящимися к 1590-м годам. Речь идет о враждующих группировках, которые раздирали Англию после смерти Генриха V, и о восхождении на трон юного короля, что привело к развязыванию войн между Розами. В пьесе также говорится о восстании Франции против английских правителей, коронации дофина в Реймском кафедральном соборе, необыкновенном военном успехе Жанны д’Арк, или La Pucelle. Героем исторической хроники является сэр Джон Толбот, который обращает в бегство войско Жанны, но умирает, когда Сомерсет и Йорк, которые не доверяют друг другу, отказываются объединиться и предоставить ему поддержку. Толбот — подлинный патриот, стоящий над эгоистичными группировками Алой и Белой розы, и его речи, хотя они не лишены остроумных каламбуров, от которых Уиллу никогда не удавалось избавиться, предвосхищают огнедышащее красноречие короля, которому, хоть он и умер в начале этой пьесы, предстоит вернуться к жизни позднее, в пьесе, целиком посвященной ему:

В военном оплошали мы искусстве! —Оленей наших маленькое стадоВ ограду загнано, окруженоСобак французских лающею сворой!…Пусть каждый жизнь свою продаст, как я, —Найдут, что стоят дорого олени, —Святой Георгий, Толбот, Бог и право!Да осенит знамена наши слава![20]

Антифранцузские настроения соответствовали духу времени, и дух противоборства, столь характерный для 1588 года, только усилил их. В 1589 году, после поражения Армады, угроза вторжения испанцев не исчезла, они готовы были предпринять новую попытку, если бы им удалось собрать флот у побережья Британии. Величественной сценой религиозной войны стала Франция, где Генрих Наваррский боролся против католической лиги, чтобы овладеть троном. Англичане поддерживали его деньгами и войском, направляя во Францию одну экспедицию за другой, в том числе и под командованием юного графа Эссекса, хотя им не удавалось добиться решительного результата. Каков бы ни был исход этой борьбы, католическая Франция была для драматурга превосходной, заимствованной у современности темой, особенно выигрышным было сожжение Жанны, как ведьмы, на костре. Уилл изучил кассовые ценности секса и садизма.

Он также научился писать великолепные речи. Томас Кид успешно подражал Сенеке в «Испанской трагедии» с большим-чем-в-жизни трагическим героем Иеронимо, одной из самых успешных ролей Аллена, и его западающими в память строками. Большинство культурных людей знали наизусть следующий отрывок:

Что за громкие крики срывают меня с жесткой постели,И замирает мое трепещущее сердце от охватившего его страха,Хотя еще никогда оно не боялось опасности?Кто зовет Иеронима? Говори, вот я.

А также эти, где Иеронимо кричит убийце своего сына:

О очи! Нет, не очи — слез фонтаны,О жизнь! Не жизнь — живущий облик смерти.О мир! Не мир, но груда зол людских,Сплетение убийств и злодеяний.

Доходчиво, но Уилл нуждался в большей утонченности, равно как и в эффектном выходе за пределы допустимого, ибо он уже способен оценить свои силы. И лучшим учителем для него был драматург Кристофер Марло.

Марло был того же возраста, что и Шекспир, но он раньше заявил о себе как в поэзии, так и в драме, и обладал уже определенной репутацией, и не только литературной. Он родился в Кентербери в семье сапожника, так что его окружение во многом напоминало то, в котором вырос Уилл, хотя семья Марло обошлась без дворянского вливания помещичьей крови каких-нибудь Арденов. Но Марло был достаточно состоятелен, чтобы отправиться в Кембридж, где вместе с другими способными студентами его завербовали в шпионы. Доказательства этого скудны, но нам так нравится думать. Прежде всего можно предположить, что Марло, будучи верным сыном Кентербери, имел честолюбивые помыслы, связанные с принятием духовного сана. Как часто случалось, во второй год его обучения в университете он был завербован агентами католицизма. Его заставили служить единственно истинной церкви и продолжать свои теологические занятия в Английском колледже в Дуэ или в Риме. Затем на сцене, вероятно, появились агенты секретной службы ее величества, под началом Уолсингема, и посоветовали ему продолжать слушать католические проповеди, собирая, таким образом, информацию в Риме или Дуэ о том, кого из католических ниспровергателей собираются переправить в Англию. Вероятно, это было патриотическое и благочестивое деяние, хотя, к несчастью, ее величество королева не выделяла крупных денежных пособий на эту ценную шпионскую работу, такого рода деятельность щедро не вознаграждалась.

Марло не принял духовного сана, но, как мы полагаем, продолжал шпионить. В Лондоне он пил, курил, выступал в защиту гомосексуализма (он как-то заявил, что только дураки не любят мальчиков и табак) и, более того, богохульствовал, утверждая, что Моисей был всего лишь плутом, чудеса Христа — чепуха, и, более того, что сам Христос был сексуальным извращенцем, который не отказывал себе в удовольствии побаловаться с любимым учеником Иоанном. Как ни странно, а, возможно, в этом нет ничего странного, Марло не посадили в тюрьму за его атеистические разговоры и за его пьяную жестокость (стражи порядка говорили, что они боятся его). Возможно, громогласное злопыхательство над священными предметами использовалось, чтобы скрыть другой вид деятельности, и Тайный совет, зная об этой деятельности, не трогал его. И человек, который писал пьесы и поэмы, был, конечно, не рядовым спившимся распутником, ожидавшим правосудия, или нытиком, разрушавшим свою печень.

Он был скорее лирическим, чем драматическим гением, и достоинство таких пьес, как «Тамерлан» или «Доктор Фауст», состоит скорее в оркестровом пространстве словесной музыки, и классический реквизит, покрытый толстым слоем пыли в руках рифмоплетов, которых научили только использовать его, у Марло превращается в воздух, огонь и горный хрусталь. Строки вложены в уста героев, переполненных жизненной силой, но едва ли они похожи на людей. Тамерлан, скифский пастух, становится покорителем Азии и совершает чудовищно жестокие поступки, в сравнении с которыми деяния маркиза де Сада весьма прозаически понятны. Тамерлан убивает всех девушек в Дамаске, заставляет турецкого султана служить ему скамеечкой для ног, потом сажает его в клетку, пока тот не разбивает себе голову об ее прутья, сжигает город, в котором умирает его любовница Зенократа, убивает своих собственных сыновей из-за якобы проявленной ими трусости, запрягает двух царей в свою колесницу и кричит: