Читаем без скачивания Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо плакать, голубушка, — мягко произнес Харшоу, — редкое тело стоит слез. Доркас, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте ее.
Харшоу заглянул на заднее сидение, поднял одеяло. Джилл вырвалась из рук Мириам и резко сказала:
— Да послушайте же меня, наконец! Он не умер! Не должен был умереть! Он… Господи! — она снова заплакала. — Я такая грязная… и устала…
— Похоже, что это все-таки труп, — вслух рассуждал Харшоу. — Температура тела приближается к температуре окружающей среды, типичное трупное окоченение. Когда он умер?
— Он не умер! Вытащите его оттуда! У меня больше нет сил его таскать.
— Конечно. Ларри, помоги мне. Фу, какой ты зеленый! Отойди в сторонку и сунь два пальца в рот — полегчает.
Мужчины вынули Валентайна Майкла Смита из машины и положили его на траву; он так и лежал согнутый. Доркас принесла стетоскоп, включила его и настроила. Харшоу надел наушники, послушал.
— Боюсь, вы ошиблись, — мягко обратился он к Джилл. — Я не смогу ему помочь. Кто это был?
Джилл вздохнула. Ни в ее лице, ни в голосе не было жизни.
— Человек с Марса. Я так старалась…
— Я не сомневаюсь… Человек с Марса?!
— Да. Бен, Бен Кэкстон… сказал, что к вам можно обратиться.
— Бен Кэкстон? Я польщен доверием… Т-с-с! — Харшоу жестом приказал всем молчать. Удивление все сильнее проступало на его лице. — Сердце! Ну и горилла же я! Доркас, живо наверх! Третий ящик в запертой части холодильника. Пароль — «сладкий сон». Принесешь весь ящик и шприц на кубик.
— Иду!
— Доктор, никакой стимуляции!
Харшоу обернулся к Джилл:
— Что?
— Простите, сэр, я всего лишь медсестра, но это особый случай. Я знаю, что нужно делать.
— Г-м… сорок лет назад мне стало ясно, что я не Господь Бог, десять лет спустя — что я не Эскулап. Что же нужно делать?
— Нужно попробовать его разбудить. Иначе, что бы вы ни делали, он будет уходить все глубже и глубже.
— Вперед! Только не топором. А потом попробуем мои методы.
— Хорошо, сэр, — Джилл опустилась на колени и принялась выпрямлять конечности Смита.
Это ей удалось; брови Харшоу поползли вверх. Джилл положила голову Смита к себе на колени и нежно позвала:
— Проснись! Это я, твой брат по воде.
Его грудь медленно поднялась. Смит глубоко вздохнул, открыл глаза, увидел Джилл и улыбнулся детской улыбкой. Потом он посмотрел вокруг, и его улыбка погасла.
— Не волнуйся, — успокоила его Джилл, — это друзья.
— Друзья?
— Да. Все они — твои друзья. Не волнуйся и не уходи больше. Все хорошо.
Смит лежал, глядя на мир широко открытыми глазами, и был доволен, как кот у камина.
Через полчаса и его, и Джилл отправили в постель. Прежде чем подействовала таблетка, которую дал Харшоу, Джилл рассказала ему, в чем дело.
Харшоу осмотрел машину, в которой приехала Джилл. Она была взята напрокат на станции в Ридинге.
— Ларри, ты пустил ток по ограде?
— Нет.
— Пусти. Сотри с этой колымаги все отпечатки пальцев, отгони ее, когда стемнеет, в противоположную от Ридинга сторону, вот, скажем, в Ланкастер, и оставь в кювете. Потом езжай в Филадельфию, оттуда — в Скрэнтон, а оттуда можно и домой.
— Будет сделано, Джабл. Скажите, он действительно Человек с Марса?
— К сожалению, да. Поэтому, если тебя поймают в этой вагонетке, то будут допрашивать с большим пристрастием.
— То есть лучше ограбить банк, чем связываться с ним?
— Вот именно.
— Босс, вы не будете возражать, если я останусь ночевать в Филли?
— Как хочешь. Я только не понимаю, что можно ночью делать в Филадельфии? — Харшоу отвернулся. — Ближняя!
Джилл проспала до обеда и проснулась в отличном настроении. Она вдохнула запах жареного мяса и подумала, что доктор дал ей не успокаивающее, а снотворное. Пока она спала, кто-то унес ее рваную, грязную одежду и повесил на стул вечернее платье. Платье оказалось Джилл впору, и она решила, что оно, должно быть, принадлежит Мириам. Джилл умылась, накрасилась, причесалась и спустилась в гостиную, ощущая себя совсем иначе, чем вчера.
Доркас, свернувшись в кресле калачиком, вязала кружево; она кивнула Джилл, как члену семьи, и вновь углубилась в работу. Харшоу смешивал что-то в матовом графине.
— Выпьешь? — спросил он.
— Да, спасибо.
Харшоу до краев наполнил большие стаканы и подал один из них Джилл.
— Что это? — спросила она.
— Мое фирменное блюдо: треть водки, треть соляной кислоты, треть раствора для батареек, две щепотки соли и прошлогодняя муха.
— Выпейте виски с содовой, — посоветовала Доркас.
— Занимайся своим делом, — отверг ее совет Харшоу. — Соляная кислота способствует пищеварению, а муха — это белки.
Он поднял стакан и торжественно произнес:
— За наши благородные души! Нас так мало осталось! — и осушил стакан.
Джилл сделала глоток, потом еще один. Чем бы ни было это зелье — это было как раз то, что ей требовалось. По телу Джилл разлилось тепло. Она выпила половину, Харшоу долил доверху.
— Видела своего приятеля?
— Нет, я не знаю где он.
— Я к нему только что заглядывал. Спит, как младенец. Его надо назвать Лазарем — он так охотно воскрес… Он станет с нами обедать?
— Не знаю, доктор.
— Ладно, проснется — спрошу. Не захочет сидеть с нами — принесем ему персональный обед. У нас здесь остров свободы, дорогая. Каждый поступает, как хочет… а если поступает не так, как хочу я, то я его выгоняю к чертям собачьим. Кстати, я не люблю, когда меня называют доктором.
— Но, сэр!..
— Мне не нужен этот титул. Вот если бы меня называли доктором народного танца или рыбалки — другое дело! А официальные звания — все равно, что разбавленное виски, которого я в рот не беру. Называй меня просто Джабл.
— Хорошо, но медицинская степень много значит…
— Будет значить, когда для нее придумают такое слово, чтобы люди не путали врача со спортивным судьей. Девочка, какие у тебя отношения с этим парнем?
— Я рассказывала вам, док… Джабл.
— Ты мне рассказывала, что произошло, но не рассказала,
