Читаем без скачивания Летчик испытатель - Джимми Коллинз

— Скверно, — крикнул я назад, — вы рывком давали газ. При старте вы плутали по полю как пьяный. Что, у вас не хватает сил выжать педаль? Вы скользили на поворотах. Поднимитесь снова и повторите. Посмотрим, выйдет ли у вас что-нибудь на этот раз…

В то утро я говорил ему это примерно в двадцатый раз.

Я почувствовал, как рычаг под моей левой рукой дернулся вперед. Я отвел его назад.

— Чорт возьми, давайте газ медленней и…

Меня прервал голос из задней кабинки.

— Лейтенант, я думаю, что у вас никогда больше не будет такого тупого ученика, как я.

Голос дрожал. Парень плакал.

— Эй, послушайте, — сказал я, — я задал вам такую гонку потому, что хочу не меньше вашего, чтобы вы одолели эту премудрость. Я бы не стал этого делать, если бы считал вас безнадежным. А теперь, сядьте-ка свободнее, успокойтесь и не думайте об этом. Завтра ваши дела пойдут лучше.

Ученик только было собрался открыть рот, но я быстро отвернулся, уселся на место и дал полный газ. Мотор взревел. Я не слышал, что сказал ученик.

Я взлетел по крутой спирали. Затем, пикируя, дошел почти до земли и пролетел под какими-то проводами высокого напряжения. Выйдя из пике, я нацелился на пасущуюся на лугу корову. Корова весьма забавно подпрыгнула. Поднявшись, я сделал мертвую петлю, окончив ее у самой земли. Все это противоречило военным правилам и делалось только для забавы. Я снова поднялся на значительную высоту и неторопливо пролетел над Брукским аэродромом. Выключив мотор для посадки, я обернулся назад, чтобы взглянуть на ученика. Он смеялся. На его покрытом пылью лице виднелись светлые полоски, — следы слез.

Через континент

1.45 ночи. Огни объединенного аэропорта в Бербенке (Калифорния), откуда я вылетел пятнадцать минут тому назад, исчезли. Я знал, что подо мной лежат невысокие горы, но не видел их. Я знал, что в нескольких милях к востоку от меня находятся другие, высокие горы, но не видел их. Передо мной на доске светились циферблаты приборов. К югу от меня простиралось море огней Лос-Анджелоса и его окрестностей. Над собой я видел звезды в безоблачном, безлунном небе. Я делал круги, чтобы набрать высоту и оставить под собой высокие горы.

На тринадцати тысячах футов я выровнялся и взял курс по компасу на Вичиту (Канзас). Я пролетел над высокими горами, даже не увидев их. Там, где должны были быть горы, я различал в темноте только случайные огоньки. Я знал по карте, что за хребтом лежат невысокие горы и пустынные долины.

Долины промелькнули, впереди неясно вырисовывается горный хребет Санге де Кристо. Двенадцать тысяч футов. Я прохожу над хребтом и лечу над волнистой низкой местностью. Вскоре подо мной расстилаются плодородные равнины западного Канзаса.

В аэропорте Вичиты меня ожидали цистерны с горючим. Репортеры задавали мне вопросы и щелкали фотоаппаратами. Мне сказали, что я по времени отстаю от Линдберга. Из толпы выскочила женщина, она взобралась на край самолета и поцеловала меня. Через пятнадцать минут после посадки я отделился от земли, держа курс на Нью-Йорк.

Было очень тяжко. Было жарко. Я чувствовал себя несчастным в меховом летном костюме. Было дьявольски больно сидеть на твердом чехле парашюта и хотелось встать хотя бы на минутку. В Вичите мне не удалось выйти из самолета.

Облака исчезли. Города теснятся друг к другу. Они становятся больше, а фермы меньше. Больше железных дорог и шоссе. Индустриальные города. Подо мной катится восточная часть Огайо.

Питсбург был окутан дымом. Аллеганские горы едва виднелись во мгле. Сумерки сгущались.

Горы подо мной проплывают в сумерках как сновидения. В ясном небе загораются звезды. В городах и на фермах зажигаются огни.

Стемнело. Слева видны мерцающие аэромаяки почтовой трассы Кливленд — Нью-Йорк.

Нью-Йорк. Подо мной во тьме плещет необъятный океан света. За ним тянется Лонг-Айленд. Я знаю, где должен находиться Рузвельтовский аэродром. Мне кажется, я вижу его аэромаяк. Он ли это? Что это там за маяк? Маяки повсюду. Они мерцают всеми цветами радуги. Я вспоминаю, что сегодня четвертое июля и поэтому мне придется потратить уйму времени, чтобы найти аэродром. Наконец, я отличил огни Рузвельтовского аэродрома от фейерверков и начал снижаться.

Прожектора приближались. Мой «Локхид Сириус» с окрашенными в белый и красный цвет крыльями выскользнул из темноты. Он низко пролетел над краем поля, засверкал в лучах прожекторов, приземлился, покатился по аэродрому и остановился.

На поле была толпа. Вечернее празднество на аэродроме.

Люди из толпы бросились ко мне. Джордж вспрыгнул на крыло и наклонился над краем кабинки. Я рулил к ангару.

— Поздравляю, — крикнул Пик, стараясь перекричать шум мотора.

— С чем? — крикнул я в ответ.

— Побил рекорд, мальчик!

— Ты спятил, — ответил я. Мне понадобилось шестнадцать с половиной часов. Линдберг сделал это в четырнадцать сорок пять.

Летчик добирается домой

Как-то днем я слонялся по Рузвельтовскому аэродрому, не имея в виду ничего интересного. Ко мне подошли знакомые и сказали, что они сейчас летят на юг. Это были летчики-любители.

Южнее стояла скверная погода, а они имели мало опыта в слепых и ночных полетах. Я сказал, что полечу с ними до Вашингтона, а к тому времени, может быть, прояснится.

Когда мы добрались до Вашингтона, погода совсем испортилась. Мне не хотелось отпустить их одних в пелену тумана на ночь глядя, поэтому я вызвался лететь до Гринсборо. Туман сгущался. Нас прижимало к земле. Мы имели уже не больше двухсот футов и все время продолжали снижаться. Когда мы сели в Гринсборо, мне не оставалось ничего иного, как следовать дальше, пробивая туман.

После скудного ужина мы снялись курсом на Джексонвилль. Был час ночи. Я едва различал огни аэромаяков. Обернувшись к девушке, сидевшей сзади меня, я сказал ей, что если мы потеряем маяк позади нас, прежде чем увидим другой впереди, нам придется возвратиться. В этот момент исчезли оба маяка. Я начал поворачивать обратно. Внезапно все небо осветилось. Казалось, что огромная метла счистила все тучи.

Мы сели в Джексонвилле в пять часов утра без всяких приключений. Я распрощался с самолетом и пассажирами, а затем стал соображать, как добраться до Нью-Йорка. Я решил проситься на попутные автомобили и таким образом сэкономить проездную плату. Это отняло у меня три дня. Когда я явился домой, весь потрепанный, с соломой в волосах, моя жена решила, что я сошел с ума.

Доброта убила

У Эрла Саути было столь мягкое сердце, что он убил одного парня. Я не хочу сказать, что Эрл действительно убил его, но из нижеследующего рассказа вы можете убедиться, что это именно так.