Читаем без скачивания Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Чтобы наиболее запечатлеть в народе образ этого родного богатыря, эту силу земли русской – на большой сцене шло отдельное былинное представление. Не забыты были и богатыри торговли, давшие народу уроки предприимчивого, честного торга – на одной из картин ярко выделялся перед зрителем Садко – гость новгородский, что на гуслях сладко играл, корабли за море посылал – и новгородскую славу поддерживал. Рядом с ним другой богатырь – богатый Соловей Будимирович изображен был в то время, когда он с расписными кораблями стоял у пристаней Киева-града на Днепре-Крестильнике, куда он приехал для сватания Забавы Путятичны.

Этим исчерпывались отдельные изображения былинных богатырей. Общую картину былинного мира дополняла внешняя декорация большой сцены, изображавшая терема златоверхие Соловья Будимировича в славном граде Киеве у князя Владимира Красного Солнышка.

Для олицетворения новейших богатырей, богатырей мысли, была устроена на самом видном месте манежа вышка, декорированная тропическими растениями и электрическими цветными лампочками, среди которых в хронологическом порядке выставлены были бюсты Пушкина, Достоевского, Лермонтова, Крылова, Грибоедова, Островского, Некрасова, Грановского, Белинского и др.

Для постановки на большой сцене была выбрана комедия А. Н. Островского «Бедность не порок». Причина, почему попечительство о народной трезвости остановилось на этой комедии и выставило на сцене в поучение народу тип пьяницы – Любима Торцова, заключалась в идее этой комедии. Любим Торцов, у которого с юных лет не было Бога в сердце и прочно-воспитанного разума, постепенно дошел до состояния беспросветного пьяницы и бродяги. Жизнь становилась ему не под силу, и вот здесь проснувшаяся воля и сознание, что он гибнет от пьянства, привели его к постепенному раскаянию. Раскаяние его переродило и дало уверенность всем его окружающим, что вся его нравственная сила вернулась, что он сделался человеком, выстрадавшим свое право вернуться в свою среду, и потому все раскрывают свои объятия бывшему блудному сыну, пришедшему со слезами раскаяния в отчий дом. Проснувшаяся воля Любима Торцова, поборовшая в нем пагубный порок пьянства, не только дала ему возможность стать самому счастливым, но и помогла ему устроить счастье других.

В антрактах между действиями, в разных местах манежа на открытых сценах были устроены различные увеселения для народа – как то: хоры песельников, рождественская коляда, качели, елки, скоморохи, дрессированный морж и игры на призы, причем призы состояли из пачек книг, строго подобранных по содержанию; не забыт был и «Петрушка» как традиционное развлечение всяких народных гуляний. Кроме того, граммофон, который исполнял стихотворения, прочитанные исключительно для Московского столичного попечительства о народной трезвости артистами императорских театров М. Н. Ермоловой и А. И. Южиным, а также русские песни, пропетые Ф. И. Шаляпиным.

Буфет без крепких напитков был организован по образцу народных домов и давал возможность за низкую плату получить чай и вполне доброкачественный обед и ужин.

Гуляния в манеже привлекли массу народа, за время рождественских гуляний число посетителей достигло 73 000. К сожалению, во время гуляний все же неоднократно замечалось, что посетители приносили с собой водку в манеж, которую и пытались пить, уходя в проходы около стен, обставленных декорациями. Водка, по возможности, отбиралась администрацией гуляний. Устранить подобного рода явления было трудно, в народе понятие о веселии и празднике всегда было сопряжено с бражничеством. Исходя из того что как монополия на продажу спиртных напитков, так равно и попечительство трезвости вряд ли имели целью полное уничтожение пьянства на Руси, а лишь упорядочение потребления народом алкоголя, казалось, не было бы преступным и не шло бы вразрез с целями попечительства – допустить на народных гуляниях продажу легкой русской браги или легкого пива, которое можно было бы иметь по особому заказу попечительству. Легкий подъем духа казался необходимым народу для возбуждения в нем праздничного настроения, а не имея ничего другого, доступного по его средствам, он брался за водку, и в большинстве случаев из одного желания посидеть с приятелем час, другой – напивался.

Этот вопрос поднимался у нас на заседаниях комитета, но большинством голосов был отклонен, я был в этом большинстве, которое находило, что раньше чем ввести подобные напитки в учреждениях попечительства, необходимо просветить народ, иначе об умеренности питья нечего было и думать.

6 января был обычный Крестный ход на Иордань. Я сопровождал великого князя, погода была чудная.

7-го я обедал у графов Менгден, которые жили в Потешном дворце,[646] а на другой день к моей большой радости приехал ко мне мой друг Зейме, с которым я провел два дня, отдыхая в беседе с ним от массы своих дел.

15 января у великого князя был первый бал в этом сезоне, я, как всегда, дирижировал, но я так устал, что на другой день почувствовал себя совершенно разбитым, а надо было быть на похоронах старушки Стрекаловой. Она, бедная, и года не прожила после своего юбилея, который я описывал в своих воспоминаниях за 1903 год. Скончалась она 13-го января. Хоронили ее на Всехсвятском, на похоронах, несмотря на отдаленность от города, была вся Москва, если так можно выразиться, ее все уважали и страшно любили за ее необыкновенную доброту. А. Н. Стрекалова принимала деятельное участие в Обществах трудолюбия, распространения полезных книг и других, однородных с попечительством трезвости, благотворительных учреждениях, поэтому наш комитет почтил память усопшей возложением венка с надписью: «Незабвенной труженице на благо народа от столичного попечительства о народной трезвости».

В этот день в Москву приехал великий князь Владимир Александрович и вечером с их высочествами был в театре. Я не был дежурным и воспользовался свободным вечером, чтоб остаться дома, занимаясь делами по опеке – подготовки годового отчета, в театр я заехал все же на один акт, хотелось посмотреть Шаляпина в «Демоне». Он был бесподобен.

17-го новый главный врач Иверской общины Н. Л. Богоявленский пригласил меня и всех членов общины к обеду, было очень симпатично, и я рад был на этом обеде с ним короче познакомиться. В это время все взоры с беспокойством и тревогой, обращены были к Дальнему Востоку, где решалась судьба России.

24-го января все с тревогой прочли известие, что Япония прервала свои дипломатические сношения с Россией и отозвала своих представителей. На другой день Россия ответила тем же. Война казалась неминуемой, но мы, русские, почему-то все не теряли надежды, что удастся придти к соглашению мирным путем.