Читаем без скачивания Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А жестокая правда аппарата власти скрывается за личиной политкорректности.) Фортуна благоволит смелым. Однако «сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени». Это означает, что правитель должен уметь в зависимости от обстоятельств менять политику. Твердое следование определенным принципам неизбежно приведет его к провалу. Государь не должен также зависеть от друзей. Государь «должен полагаться только на себя, свою силу и доблесть». Государь «всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие». Макиавелли делает следующий вывод: «Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе сами, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику, который будет принимать за него решения. Но хотя подобное положение и возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем».
Макиавелли по-прежнему придерживается пессимистичного взгляда на человеческую природу.
«О людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к зависти, лицемерию и обману, что их пугает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь добро, они твои всей душой, обещают ничего ради тебя не пощадить: ни крови, ни жизни, ни детей. Но как только ты перестаешь расточать милости и удовлетворять их желания, они превратятся в твоих врагов». Макиавелли дает этому психологическое объяснение: «Люди ненасытны в своих желаниях.
Природа людей заставляет их желать все большего и большего, но судьба не дарует им всего того, чего они жаждут иметь».
Философы более раннего периода, от Платона до Святого Августина, тоже говорили о темной стороне человеческой натуры. Но их пессимизм был скрашен идеей о спасении (через идеализм или христианство). Однако став свидетелем поступков папы и церкви, Макиавелли расстался с такими иллюзиями.
Государь всегда должен быть настороже, потому что, как заметил Макиавелли, «безоружного пророка ждет погибель». Макиавелли имел это в виду буквально. Но в то же время он вложил в эту фразу и метафору (государь должен быть вооружен и в умственном плане), и в этой фразе содержится намек на Савонаролу и постигшую его участь. Отношение Макиавелли к Савонароле было двойственным. С одной стороны, циничный греховодник и иконоборец Макиавелли противился пуританскому и теократическому правлению Савонаролы; но с другой стороны, Макиавелли отмечал, что «о таком великом человеке, как Савонарола, нужно говорить с уважением».
Савонарола был духовным человеком; ему не место в политике. Несмотря на нигилизм, свойственный его политической философии, Макиавелли оставался глубоко верующим человеком.
Его философия находится в гармонии с высказыванием Христа: «Кесарю — Кесарево» (по-итальянски, Цезарю — Цезарево; управление государством — дело Цезарево).
На первый взгляд кажется, что Макиавелли и его политическая философия полностью лишены каких-либо моральных принципов. Но вот слова «современного Макиавелли» (Г. Киссинджера):
«На протяжении веков Макиавелли считали воплощением цинизма/Однако сам он не считал себя лишенным моральных принципов. Он описывал мир таким, каким он его видел, а не таким, каким бы ему хотелось его видеть. В самом деле, он был убежден, что только сильный духом правитель может твердо соблюдать намеченный курс в условиях постоянных заговоров, от которых, к сожалению, зависит его жизнь». Конечно, здесь налицо момент самооправдания, но в целом Генри Киссинджер, несомненно, прав. Эта мысль в явном виде не сформулирована в трудах Макиавелли, она читается «между строк». К сожалению, мысли, не выраженные явно, многими остаются не воспринятыми.
Макиавелли прибегает к иносказанию, рассуждая о животных: «Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков».
Обладая львиной силой, правитель преодолеет все опасности, исходящие как из недр самого государства, так и извне. А чтобы выжить в коварном мире, государь должен обладать хитростью лисы. «Он должен оставить дело порицания другим, а благородные дела себе». Во благо своей репутации государь должен казаться добрым, человечным, даже милосердным. В то же время как власть предержащий он должен вселять страх.
Пышность и великолепие занимаемого им положения, благодаря которым сохраняется дистанция между государем и его подданными, помогут государю сохранить видимость благородства и честности. Приближенные к государю люди будут осознавать истинную сущность своего правителя, но в то же время будут понимать тщетность попытки разоблачения любимого народом государя.
Однако в другом месте Макиавелли отмечает:
«Тот, кто надеется в своих делах на людей, воздвигает дворец на фундаменте из грязи». Здесь можно узреть некоторую непоследовательность. Но как мы уже успели понять, непоследовательность — это одна из спасительных добродетелей государя.
Доблесть ли это для философа — другой вопрос.
Макиавелли создавал учение, которое работало бы, систематичность же или этичность этого учения интересовали его в последнюю очередь.
И опять мы сталкиваемся у Макиавелли со скрытым допущением. На этот раз оно смущает еще больше. В Государе Макиавелли неявно содержится программа, раскрываемая во всем своем блеске в заключительной главе, которая называется «Овладение Италией и освобождение ее от варваров». (Под варварами подразумеваются иностранцы.
В очередной раз Макиавелли скорее склоняется на сторону политического реализма, чем политической корректности.) В чем смущающая непоследовательность? В патриотической тираде Макиавелли призывает государя свергнуть иностранное иго и объединить Италию «во славу себе и ради процветания итальянского народа» (того самого народа, который ранее был назван «грязью»). Также Макиавелли восторженно говорит о древнем Риме («вековая отвага итальянского сердца еще жива») и о Чезаре Борджиа («которому было Богом предназначено возродить Италию»). И о государе: «Не могу выразить словами то, с какой любовью он будет встречен по всей стране…» Это тот самый государь, которого инструктировали, как хитростью заставить людей любить себя. Не зря вступительную статью к работе Макиавелли писал однажды Муссолини.
Однако, хотя циничные приемы Макиавелли трудно оправдать, патриотизм его понятен. Италия не была единой со времени развала Римской Империи, произошедшего более тысячелетия назад. (И не будет объединена до прихода Гарибальди — до этого еще три столетия.) Мы подходим к распределению ролей в этой великой эпопее. Кому суждено сыграть главную роль? Кому суждено стать государем? Макиавелли отвел эту роль Джулиано Медичи, правителю Флоренции.
Джулиано оказался человеком, который должен спасти Италию. К сожалению, Джулиано перестал быть правителем Флоренции
