Читаем без скачивания Солнце, сердце и любовь - Дмитрий Вощинин

– Что может быть красивее дерева? – продолжал бормотать Роман Григорьевич, – Деревья инерционны и сильны в жизненном цикле даже в сравнении с нападающими на них гусеницами, которые живут за счет цветов и плодов. Молчаливые здоровые деревья как бы позволяют изредка кусать себя, но весной расцветали с новой силой.

Оголяя деревья от листьев, агрессивные глупые гусеницы лишают себя пищи и привлекают птиц или садоводов с распылителями ядохимикатов и другими уловками по их уничтожению. Агрессия человека к природе также слепа и безрассудна. Гусеницы по сравнению с ним просто добродетельные детские забавы.

Животное бережливо и не тратит силы попусту.

Если ему не удается поймать добычу, он не поддается унынию, а совершенствует свои возможности и таланты.

Зверь убивает только, когда он голоден. Только человек делает это из-за куража, мести и даже удовольствия.

Цепь питания: трава, кузнечик, птица, зверь… человек – можно представить в форме пирамиды. Хищники вверху, их всегда меньше. Человек выше всех.

Его алчность несравнима ни с каким животным.

Роман Григорьевич с удовольствием узнавал до боли знакомые старые вещи и вслух говорил сам с собой:

– Молодец, Иван, оставил до боли знакомое большое блюдо из маминого сервиза с изображением чарующих птиц с человеческими глазами и головами, похожими на Сирина, Алконоста и Гамаюна. Эти яркие экзотические птицы в детстве всегда удивляли Романа и заставляли мечтать. По словам родителей, этот сервиз был подарен им на свадьбу дедом.

На столике в углу стоял отдраенный медный бабушкин самовар.

Он также обратил внимание на заботливо сохраненную прошлую мебель.

– Какой красивый стул. И эта этажерка… Как они удивительно гармонируют с этой верандой…

Роман вспомнил, что эти старомодные в 80-е годы стул с этажеркой дала ему несколько лет назад соседка по этажу. Она купила новый гарнитур и после ремонта хотела избавиться от лишней мебели. Желая похвалиться произведенным ремонтом, она пригласила его в обработанную свежей краской квартиру, которая положительно давила безукоризненной яркой белизной и безликой прозрачностью. В прихожей он обратил внимание на этот добротно обработанный резьбой интересный стул, небрежно испачканный белой краской малярами. Соседка предложила Роману забрать стул вместе с этажеркой. Он взял их и отвез на дачу, где долгое время они стояли в углу веранды и, несмотря на свои потускневшие очертания, издавали какое-то внутреннее тепло. Однажды залюбовавшись осенними цветами, стоящими на этажерке, он почувствовал гармонию между ними. После этого он обработал шкуркой и стоящий рядом стул, удалив краску, и с удовольствием садился только на него. Именно здесь ему часто приходили свежие необычные мысли.

Когда он восстанавливал эту старую мебель, ему показалось, что стул очень радовался уделенному вниманию к нему и потому с каждым днем становился все привлекательнее.

И сейчас Роман Григорьевич сел на стеклянной веранде на этот стул и положил привезенные бутерброды на этажерку. Перед обедом он решил прогуляться по лесу, пройти к реке.

Солнце играло в воде узким треугольником, его искры с яркого неба резвились на поверхности водной глади. Этот солнечный блик ощущался и в воздухе. Прищурив глаза можно было различить даже едва заметные исходящего испарения от воды, которая манила к себе этими волшебными бликами. Зеленая гладь вдоль реки убаюкивала напряженные нервы.

В траве кое-где блестела красная земляника. Он сорвал и съел несколько ягод.

Дорога к дому шла через рощу. Очарование солнечного июля поражала своей ясностью, насыщенностью красок и силой потенциала природы.

Зрительные восприятия дополнялись необыкновенными и свойственными только этому времени года запахами травы и растительности.

Он с восхищением смотрел на яркие листья деревьев. Едва заметный, похожий на звуки серебряных струн порыв теплого ветра, словно волшебный Перун вещал о незыблемости созданной природы.

9

Почти каждое утро Романа Григорьевича будили уверенные шаги сороки по крыше. Первое время они пугали и настораживали, потом их отсутствие даже немного беспокоило: «Видимо, утро еще не наступило» – спросонья думал он.

Он помнил, как в юности в летнем лагере на отрядной прогулке почти рядом с тропинкой увидел красивый белый гриб, потом еще несколько прячущихся собратьев рядом. С восторгом, продолжая завораживающий поиск, он так увлекся загадочных красотой боровиков, что забылся, попав в глухую лесную чащу.

Вспомнив об отряде, он попытался окликнуть ребят, но в ответ слышал лишь свое приглушенное эхо. Было убаюкивающее тихо таинственно и жутко, сердце щемило от страха и тревоги.

Это состояние усиливалось после тщетных попыток идти наугад.

Вдруг он услышал стрекотание сороки, пошел, не задумываясь, на этот призыв. Через некоторое время стрекот повторился, он опять пошел на него.

Потом уже инстинктивно ждал этого звука. Услышав его снова, как бы повинуясь неведомым силам, заворожено шел на него.

Через несколько минут он вышел на лесную дорогу. Немного постоял на распутье: можно было пойти направо или в другую сторону.

Сорочий стрекот позвал налево, и он уверенно двинулся по дороге за ним.

Вскоре он услышал крики ищущих его ребят.

Он повеселел и побежал навстречу.

Его отругала бледная пионервожатая:

– У тебя же был компас, а я ведь объясняла, как и в каком направлении по нему нужно идти, – назидательно и обидно говорила она.

– Так я и по компасу и нашел вас, – выпалил он, тут же вспоминая, что совсем забыл про этот самый компас в кармане.

Тишину прохладного утра нарушило едва заметное движение черно-белой птицы. Мягкое скольжение на расправленных широких крыльях растворяли ее в предрассветном тумане.

Красивая молодая сорока с ярким сине-белым оперением и зеленым хвостом подлетела к сараю. Она важно прошлась по крыше, степенно двигая свое тело, уравновешивающееся чутким и подвижным хвостом.

Стремительно поглощающий сумерки утренний свет проявлял все ярче знакомые предметы, и зоркие глаза птицы с удовлетворением находили их на своем обычном месте. Именно в это время, когда люди видели свои сокровенные сны, сорока с удовольствием облетала все эти знакомые ей до мелочей уголки. Ее влекли к себе незаметные на первый взгляд новые предметы: опавшие в течение дня яблоки и сухие ветки, у входа в сарай – остатки проволоки и пакли.

Она легко перелетела на крышу добротного кирпичного дома, с него было хорошо видна просторная умиротворяющая своим уютом беседка, манящие плодами и прохладой высокие старые деревья и редкие кусты.

Она знала, что хозяева участка не были ревностны к сезонным огородным посадкам, их не раздражала вездесущая многоликая разноперая трава между деревьями, кустами и редкими, слегка запущенными затененными грядками.

Глаз же птицы все это только радовало, напоминая свободные лесные пейзажи.

Гнездо ее было на ветвях соседнего участка, заросшего высоким кустарником, крапивой и густой травой. Людей там не было уже несколько лет. Но обжитой участок рядом всегда ее привлекал. Там, на месте выстроенной совсем недавно беседки было когда-то родительское гнездо, где она жила свои первые месяцы.

Но она не жалела о старом насиженном месте, потому что от природы доверялась всему новому. Свое новое гнездо за забором в зарослях старой сливы она построила с более основательной крышей и входом сбоку, оно было скрыто от посторонних глаз, получилось намного надежнее и походило на неприступную крепость.

Ее взгляд вдруг поймал блеснувшую проволочку. Вот она уже держит ее в клюве и через – минуту рядом с гнездом. Быстро вернувшись, она продолжала утренний обход. Птица продолжала искать привлекающие предметы.

Она вернулась к сараю, потом спланировала на землю и продолжала утренний обход.

– Вот и славно… надо поискать еще… – с удовлетворением застрекотала птица.

Глаза продолжали искать новое, что принесло ей утро.

Степенно прогуливаясь по дорожкам сада, она время от времени скрывалась в высокой траве. По шевелению зелени и изредка поднимающемуся из нее неугомонному хвосту можно было понять, что она приближалась к яме с отбросами. Прежде чем взлететь на крышу, она всегда заканчивала свой обход именно здесь. Там можно было прокормить целую стаю сорок.

Она не спешила, рассматривая куски хлеба, остатки мяса, кожуру овощей.

Казавшаяся неприхотливой в еде, она была разборчива и всегда находила то, что ей хотелось, спокойно и по-хозяйски относилась к ночным посещениям этого места другими здешними обитателями.

Ее зоркий взгляд остановился на остатках заманчиво выделявшегося куриного крылышка наверху.

– Вот странные все-таки эти люди, самое вкусное обязательно выбросят, – довольная собой стрекотнула птица.