Читаем без скачивания Книга Темной Воды (сб.) - Андрей Егоров

Кэт выглядела изможденной, умирающей, было заметно, что она испытывает тяжкие страдания, но глаза ее горели жгучей живой ненавистью.

— Ух, ты, – сказал я, – скажи, ты что, и вправду, думала, будто я отдам тебе капсулу там в пропасти? – Поскольку она не отвечала, я продолжил: — Они пообещали мне бессмертие. – Я улыбнулся: — Осознаешь, красотка Кэт? Я получу бессмертие, а ты через пару минут отправишься в черную пустоту. Есть в этом некая высшая справедливость. Ну, хватит. Прощай.

Я встал, навел игл на ее голову, и выстрелил.

Ждать пришлось недолго. Они пришли за мной очень скоро. Тело Кэт еще не успело остыть, а они уже вынырнули из пустоты. Как и в прошлый раз — неожиданно. Когда кто-то вдруг оказывается перед тобой, в первый момент возникает чувство, что испытываешь галлюцинации. Привыкнуть к такому невозможно.

— Я выполнил свою часть договора, – сказал я.

В моем мозгу всплыла серия устойчивых образов — мы всегда общались только так — они сказала мне, что благодарны за то, что я сделал и намерены воздать мне по заслугам и наградить заслуженным бессмертием.

Если бы я только знал, что мои наниматели понимают под бессмертием. Священный храм в одном из миров, где вплавленный в ледяную глыбу я должен буду провести целую вечность. Сознание мое благодаря вживленным в мозг электронным устройствам то угасало, то вновь вспыхивало пламенем жизни.

В те краткие мгновения, когда я приходил в себя и видел толпы паломников, пришедших поклониться предателю своей расы, меня охватывал такой непомерный ужас и такое глубокое раскаяние, что единственным моим желанием со временем стала жажда смерти.

Но они не давали мне избавления от страданий, справляя странные обряды у подножия моей необыкновенной тюрьмы. Они возлагали увядшие венки и гниющую пищу к основанию ледяной глыбы, в которую был заключен Предатель, и желтые глаза паломников при этом отражали религиозный экстаз. Они видели ту же истину, что и я…

Департамент переселения

Из Департамента переселения я вернулся подавленным. По дороге только и думал о том, как сообщить эту новость Дане. Моя жена и так не справлялась с эмоциями, постоянно говорила о том, что потом ничего не будет, что она боится, боится, боится… И я должен быть с ней, сейчас и потом, всегда должен быть рядом.

Иногда она впадала в состояние, близкое к истерике, заходилась в крике, обвиняла во всем меня, кричала, что я ничего не чувствую. И тогда я думал о том, что пусть бы уж лучше скорее это случилось, чем жить вот так, в ожидании неизбежного, наблюдая, как она постепенно сходит с ума…

Терпеть ее поведение — вот, в чем действительно заключался кошмар. Вот если бы ее сознание было устроено по-другому. Добавить бы ей хотя бы капельку здравого смысла. И наша жизнь, точнее то, что от нее осталось, превратилась бы в обоюдный покой и счастье.

Я испытывал дискомфорт, но все же находил в себе силы — прижимал Дану к груди, чувствовал, как стучит ее маленькое сердечко, и радовался, что у нас еще есть способность понимать друг друга. И что мы можем потратить оставшееся время, радуясь мгновениям ее стремительно истекающей жизни на этой Земле.

Катер опустился на парковочный магнит. Я откинул дверцу, выбрался наружу. На улице было ветрено и сыро. С серого неба сыпали в лицо капли мелкого дождя. Пригибаясь, я побежал к подъезду. Тяжелая подъездная дверь при моем приближении распахнулась. Навстречу выкатился дворецкий, поскрипывая гусеницами.

— Добрый вечер, господин Белов.

— Привет, – буркнул я. Мне куда больше нравился прежний, живой дворецкий. Но его, как и многих других, забрали почти полгода назад — программа Большого переселения, как ее называло правительство.

Живых людей теперь почти всюду заменили дешевые роботы. Производить дорогие модели для нужд исчезающего человечества — в этом нет никакого смысла.

Электронный ключ щелкнул в замке. Я торопливо ввел код. Дверь в квартиру распахнулась.

Дана ждала меня. Обняла. Прижалась всем телом.

— Где ты был так долго, малыш?

— Зашел в магазин после работы, – соврал я. – Ты же знаешь этих механических продавцов. Я уже думал, мне придется там заночевать.

— Купил что-нибудь?

— Нет. Плюнул, и поехал домой, к тебе…

— Сегодня случилось кое-что… — она подняла на меня полные слез глаза.

— Что? – Меня охватило дурное предчувствие. Сейчас она закатит глаза, будет говорить все быстрее и быстрее, потом начнет метаться по комнатам и кричать. А я буду чувствовать, что виноват перед ней. Нелепое чувство. Бессмысленное, как сама жизнь в привычном человеческом понимании.

— Олеся… — сказала она и замолчала.

— Что Олеся? – Впрочем, я знал ответ. Олеся была ее лучшей подругой. Они общались с Университета.

— Ее нет.

— Как это?

— Переселение! – Она произнесла это с такой интонацией, что стало очевидно — сообщи я ей известие сейчас, и у нее начнется истерика. Но когда-то же надо ей сказать. Ведь все уже решено. Я сам все решил.

Я медленно снял плащ, повесил на вешалку и обернулся к ней. Я смотрел на нее, не отрываясь, почти минуту. Потом проговорил чуть слышно:

— Я был…

Она попятилась, как будто это я угрожал ей чем-то. Я ощутил боль. Несмотря ни на что, она оставалась моей женой, моей женщиной. Я почти ничего не сказал, а она все поняла. Наверное, потому, что каждый день думала об этом, ожидала, когда это, наконец, случится, и меня вызовут в Департамент. Чтобы там вручить полис на переселение.

— Давай обойдемся без истерик, – попросил я.

— Ты был там, да? Был?! Скажи! Да или нет?!

— Да, – быстро ответил я. – Нам дали три дня.

— Боже мой, – проговорила Дана, – боже мой… я знала, я все время знала, что это произойдет. Но мне отчего-то казалось, что это случится не скоро, что у нас еще есть… хотя бы полгода … Давай уедем куда-нибудь! – выкрикнула она. – Умоляю тебя. Поедем в горы. Там воздух чище. Там с нами все будет в порядке.

— От этого вируса нет спасенья. Ни в горах. Ни под водой. Ты же знаешь, как мучительна смерть для тех, кто заразился. А мы просто уснем. И переместимся в другую реальность. Туда, где нам будет хорошо. Где мы будем вдвоем. Всегда вдвоем.

— Ты в это веришь?!

— Конечно, верю, – я постарался говорить, как можно спокойнее. – И потом, мы ничего не сможем с этим поделать. Есть постановление правительства. Если мы не пойдем на это добровольно, мы нарушим закон. И тогда, знаешь, что будет?

— Знаю! Я видела! Видела, как они тащили парня из девятой квартиры. Они не знают жалости… У них нет милосердия.