Читаем без скачивания Незваный гость - Коростышевская Татьяна Георгиевна

Адвокат рассмеялся, выпил вторично.

— Так о чем бишь я? Да! Гаврила Степаныч у себя прием завтра устраивает, в честь возвращения на родину. Вот на него-то вы и званы. Делами отговариваться не советую, обидите Бобруйского, а он злопамятен, в Крыжовене вам более не служить.

Сергей Павлович с аппетитом откушивал, жир тек с нижней губы на подбородок. По всем признакам, недавно адвокат принял в себя любимого зелья, оттого был благостен, расслаблен, сверх меры разговорчив. Волков прожевал кусочек мяса, запил водой из хрустального бокала. Чиков продолжал с набитым ртом:

— Предшественник ваш, Блохин, умудрился хозяину дорожку перейти. И где он, Блохин?

— А его тоже в супруги Марии Гавриловне готовили? — улыбнулся Грегори, стремления купца он еще в поезде для себя уяснил. — Не сложилось?

— Дурак он был, Степка. Ему и денег дали и… — Чиков выпил еще, потряс пустым шкаликом, чтоб еще принесли. — Вот его Бог за дерзость и наказал. Или, наоборот, дьявол.

Холодные иголочки, возникшие под черепом бывшего констебля, предупреждали об осторожности. Дали денег. Взял. Бесчестие.

— Андрон Ипатьевич делился со мною… — начал Волков.

— Это кто? — Чиков икнул. — Хрущ, что ли? Ну да, точно. Он вас, Григорий Ильич, хватким юношей нам отрекомендовал. Вы мне сразу понравились. Хозяин-то меня приставом заместо Блохина собирался посадить, да только интересу к этому делу… и-ик… у меня никакого. А тут вы. Молодой, холостой, при чине. Прямо гора с плеч, право слово. Давеча Маньке говорю…

— Марии Гавриловне?

— Что? Нет, — рассмеялся Чиков, — что вы, моя вовсе… не помню, но не Гавриловна точно. И Елене Николаевне, супруге, тоже…

Мысли адвоката путались, он достал из внутреннего кармана с золоченым тиснением конверт, помахал им в воздухе.

— Приглашение! Завтра прием. Вы не смотрите, что старшенькая у хозяина неказиста, все ей достанется. И раз уж разговор пошел откровенный, на супругу Гаврилы Степановича и на младшенькую… даже в сторону ту не дышите. Осерчает Бобруйский, головы не сносите. Простите… мне удалиться на минуточку…

Конверт спланировал на скатерть, Чиков быстрым шагом прошел через зал к занавешенной бархатом двери и скрылся за ней.

Отложив прибор, Григорий Ильич достал пригласительную открытку. «Восемь вечера, дом Бобруйских на улице Гильдейской, мужчины во фраках, дамы в бальных туалетах. Г. И. Волков со сп.»

«Си.» — это спутница? Это же великолепный повод барышню Попович в оборот взять. Какая женщина от бала откажется? «Ах, Грегори, мне абсолютно нечего надеть!» — мысленно пропищал он и ответил мысленно же басом: — «Во всех ты, душечка, нарядах хороша, но платье для вечера мы купим немедленно». Разумеется, диалог пока будет вестись на «вы» и не именно этими словами, но сведется к совместному посещению модистки. Бал и новое платье, оба предложения отказа не встретят.

— Экая цаца! — Не замеченный за мечтами господин Чиков вернулся к столу в самом бодром расположении духа и теперь кивал на окно. — Она ведь с нами в первом классе ехала.

Евангелина Романовна как раз остановилась напротив и, запрокинув голову, разглядывала какую-то вывеску, скрытую от мужчин угловым козырьком. Платок соскользнул с головы барышни, ее волосы рыжели в сгущающихся ранних сумерках.

— Я ведь ее еще на вокзале в Мокошь-граде приметил, очень уж яркая девица. Хотел сразу в ресторане к ней подкатить, — продолжал адвокат, — да посмотрел, как эта гордячка кавалеров отшивает, и передумал.

Барышня Попович за стеклом беззвучно расхохоталась и решительно пошла к подъезду.

— Однако! — присвистнул Чиков.

— Что там? — Волков кивнул официанту, желая расплатиться.

— Там, Григорий Ильич, «Храм наслаждений». Бордель. А я еще познакомиться не решался. О-хо-хо… Прошу простить великодушно, я откланиваюсь. Нет, это немыслимо. Вы, сударь, оставайтесь, кушайте, я велю халдею на мой счет записать. — Адвокат натягивал шубу, пританцовывая от возбуждения. — Сейчас Сереженька все разузнает, сейчас. Будет чем компанию завтра развлечь.

Он выбежал из ресторации, но направился не к борделю, а в противоположную сторону и скрылся за торговыми рядами. Григорий Ильич оплатил свой обед, тщательно вымыл руки в туалетной, оделся перед большим зеркалом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Учудили вы, Евангелина Романовна, изрядно. До беды себя довели. О чем думали? Собирались танцами своими ямагайскими против вооруженных охранников выступать? Или взорами жаркими опиумного курильщика на чистую воду вывести? Мечетесь все, вынюхиваете. Репортерка? Идиотка! Форменная рыжая идиотка».

Григорий Ильич вышел на площадь, прогулочным шагом обогнул торговые ряды. Чиков стоял на углу, возбужденно беседуя с какой-то дамой. Дама «за тридцать» и посему обхвата немыслимого. Шуба ее кунья говорила о немалом достатке, модная заграничная шляпка подпрыгивала в такт словам, на широком переносье в том же ритме подпрыгивало пенсне. Волков спокойно осмотрелся, убедился, что у немногочисленных покупателей, продавцов и просто прохожих интереса не вызывает, и, повернув навершие трости особым образом, поднял ее над головой на манер зонта.

Грегори Волкав был профессионал, лучший из лучших, и инструментами обладал соответственными. Мощный многофункциональный артефакт подготовили лично для него лучшие чародеи туманной империи, звались они Орден Мерлина и продавали свои услуги как государственным имперским службам, так и каждому, кто мог заплатить. И немалую, к слову, цену. Партия боевых тростей, заказанная департаментом полиции для вооружения констеблей, стоила управлению почти годового бюджета. Когда Волков похвастался обновкой покровителю — тот как раз находился в британской столице с визитом, он услышал в ответ:

— Экая занятная чепуховина! И что она может? Заместо фонаря светить? Руны определять чародейские? Нет, вещица полезная, не спорю, и машешь ты ею ловко. Что еще?

Григорий проворачивал навершие то так, то эдак. Он исторг из трости молнию, струю дурманного газа, заточенный шип, весь арсенал, упакованный местными чародеями в обычную форму мужского аксессуара.

— Че-пу-хо-ви-на, — по слогам сказал покровитель в носовой платочек, коим предусмотрительно прикрыл лицо от ядовитых испарений. — Может, против тутошних злодеев достаточная, но тебе, Гриня, вовсе не соответственная. Нам с тобой такие баталии вести придется, в том числе и против чародеев…

Он выбросил платочек, побарабанил пальцам по колену.

— Но сама мысль мне нравится: не рыться по карманам, чтоб нужный артефакт достать, а чтоб все под рукой было. Орден Мерлина, говоришь? Те еще сквалыги… Ты, мальчик, ступай, мне поразмыслить надо, завтра приходи, в это же время, только не сюда. Как же оно у вас называется? Балаган там еще…

— Пикадилли? — почтительно подсказал Волков.

— Точно! Найдешь контору погребальную, скажешь…

Далее следовали привычные в их общении указания. Назавтра, посетив погребальную контору, покровителя Григорий Ильич не встретил, зато получил от одноглазого хозяина заведения свою именную трость, личную, мощную, единственную в своем роде. Тут можно было бы еще уточнить, что ночь накануне получения презента молодой человек провел в выматывающем, болезненном чародейском сне, отвечая на сотни вопросов, возникающих из душной черноты, в которую он провалился.

Теперь же, на рыночной площади уездного Крыжовеня, коллежский асессор Волков поднял свой артефакт над головой на манер ручки зонта и, не таясь, но стараясь не натолкнуться на прохожих, приблизился к господину Чикову с его необъятной собеседницей.

— Да что сызнова начинаешь, — ругался Сергей Павлович, — чуть что, ко мне бежишь за любой мелочовкой. Ты чиновная дама, а не шлындра фонарная, сама разберись или в приказ ступай, заяви о побеге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ага, — шмыгнула женщина носом, — чтоб ко мне в приют с обыском заявились? Плавали, знаем.

— Так то раньше было, при Блохине, новый пристав совсем зеленый, ты тревогу о пацаненке изобрази, да и довольно.

— Сереженька-а, не хочу я в приказ, по-тихому хочу-у. Ты ведь мужи-ик, скажи фартовым, чтоб пособили.