Читаем без скачивания Дьявол Сент-Круа - Станислас-Андре Стееман

— Не понимаю…

— Во-первых, знаки. Идея столь невероятным способом предупреждать тех, кого намерен убить, могла зародиться лишь в больном мозгу; чтобы безрассудно подвергать себя такому риску, убийца должен не понимать, что в его поступке таится опасность, иначе он не стал бы рисковать. Отмечать дверь определенного дома, знать в этот момент, на кого нападет грядущей ночью, и каждый раз исполнять задуманное, порой даже прибегая к хитростям, вроде той, что помогла выманить мясника из дома, да разве все это не дело рук сумасшедшего убийцы, становящегося необычайно изобретательным, когда испытывает потребность удовлетворить свою роковую страсть?! Во-вторых, свечи. Разве это тоже не открывает правду? Вы можете себе представить человека в здравом рассудке, совершающего подобные действия? Именно узнав от кюре эту деталь, я отбросил последние сомнения. В-третьих, анонимное письмо. О! Оно особенно интересно… Рассмотрим его внимательнее, если вы не против…

Себ достал из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и положил на стол.

— Итак, аноним писал левой рукой, чтобы изменить почерк. Я немного занимался графологией, и неоднократно изучение образцов почерка позволяло мне обнаружить у их авторов начало умственного расстройства. В данном случае расстройство очевидно. Смотрите, автор письма после буквы «п» вместо «о» везде пишет «а»: «госпадин, пазвольте, пасоветовать, спакойных, пачтение». Заметьте, что это ни в коем случае не орфографические ошибки, так как все остальное написано правильно. По-моему, это указывает на любопытное частичное умственное расстройство, доказывает защищенность автора письма на идее фикс. И, наконец, я могу вам сообщить: 999 шансов из 1000, что письмо написано женщиной…

— Женщиной! — Анон уже не знал, чему удивляться. — Но раз…

— Однако, — продолжал Себ, — я не могу утверждать это категорически, так как текст составлен существом, потерявшим контроль над собой: соответственно его почерк претерпел настолько глубокие изменения и отклонения, что, возможно, приобрел признаки, свойственные человеку другого пола… Хотя лично я придерживаюсь иного мнения.

— Но, — заметил Анон, — четвертый пункт ваших рассуждений в таком случае опровергает третий. Вы говорили о необыкновенной физической силе убийцы, задушившего Жюля Виерса… Как же вы допускаете, что автор анонимного письма, а значит, и пресловутый дьявол Сент-Круа, женщина?..

— Мужчина он или женщина, — ответил Себ, — речь идет о существе с больным рассудком, отчего силы его удесятеряются; специалисты в данной области — Бруардель, в частности, — утверждают, что внезапное удушение не требует особой силы. В любом случае, даже бычья шея Жюля Виерса не могла устоять под давлением рук, быть может и хрупких, но подчиняющихся мощному импульсу расстроенного мозга. Не забывайте, в тот раз убийца к тому же использовал линейку и платок, соорудив нечто вроде гарроты…

Инспектор снова раскурил потухшую трубку.

— Если верить учителю Маскаре, эта линейка из фургона Гвидо, так же как и яркий шелковый платок. Во всяком случае, учитель заверяет, что видел в фургоне похожие. Я собираюсь в ближайшее время расспросить на этот счет Марию, жену цыгана.

Себ наклонился к заместителю королевского прокурора:

— Как вам понравится идея развесить на стенах по всей деревне большие красные афиши с предупреждением жителей о подстерегающей их опасности и с надписью большими буквами: «Берегитесь сумасшедшего!»

— Я думаю, — ответил Анон, — нет лучшего способа посеять панику…

— Возможно, — согласился инспектор, — но в то же время это обеспечит мне множество добровольных помощников, что, предупреждаю вас, будет отнюдь не лишним. Заметьте, с самого моего прибытия в деревню я предчувствовал правду, вспомните — я начал с того, что ходил по улицам, прислушивался к сплетням, изучал взгляды, походку, поведение каждого… Уже тогда, под влиянием странного предчувствия, я искал сумасшедшего или сумасшедшую и бессознательно накапливал в памяти зрительные образы, которые позже всплывали на поверхность. Так вот, обо всех встреченных мною я могу сказать лишь одно — мне они показались душевно здоровыми. Но проверка, какую я мог осуществить, например, перекинувшись с ними несколькими словами на ходу, наблюдая тем или ицым способом за их реакцией, до сих пор была крайне поверхностной. Что нам остается? Обследовать всех жителей деревни у психиатра? Об этом и говорить не стоит! С другой стороны, наш безумец тщательно скрывает свою болезнь, ведь она проявляется только в момент кризиса, кризиса, наступающего регулярно каждую ночь…

— Что до меня, — сказал Анон, — я уверен, он неизбежно себя выдаст…

— О! Разумеется! — признал Себ. — Кризисы наверняка усилятся и участятся… То есть, прежде чем мы сумеем его обнаружить, этот дьявол удвоит, а то и утроит число жертв.

— Но это чудовищно! — вскричал заместитель королевского прокурора. — В жизни не видел подобного истребления…

— Да, — прошептал Себ задумчиво, — это чудовищно. Каким логическим способом открыть личность нелогичного чудища?

Он достал из кармана измятые телеграммы, полученные из Брюсселя:

— Как объяснить это им? Что может противопоставить бедный человеческий разум убийственным фантазиям безумца?

— Но, — вставил Анон, — свидетельства… улики…

— Вы не хуже меня знаете, как нам их катастрофически не хватает! Да и имея их, мы все равно не сумели бы извлечь из них пользу. Думаю, они скорее сбили бы нас с пути, чем подсказали правильный… Нет, нет, в этом деле нам может помочь только вдохновение…

Заместитель королевского прокурора вздохнул, от ошеломляющих откровений инспектора у него пот выступил на лбу. Он был явно растерян и одновременно всем существом восставал против приоткрывшейся истины.

— Недопустимо, — изрек он наконец, — чтобы сумасшедший или сумасшедшая провели людей… людей…

— Людей в здравом уме? — договорил за него Себ. — Это ваши слова, господин заместитель королевского прокурора…

Он зевнул, потянувшись:

— Я думаю, у сумасшедшего было бы больше шансов, чем у нас, распутать это дело, вычислить другого сумасшедшего, которого мы ищем. При небольшом везении они бы, конечно, встретились на общей территории, избранной их безумием… Поверьте, правильный конец рассуждения, который искал Рультабиль, здесь не поможет.

— А ваш список? — поинтересовался Анон. — Мне бы хотелось на него взглянуть…

— С удовольствием, — согласился Себ. — Но я вам говорил, в него внесены лишь известные мне жители деревни. То есть, он очень неполон. С другой стороны, так как все или почти все эти люди имеют твердое алиби, убийцей может быть кто-то из тех обитателей деревни, о чьем существовании мы до сих пор и не подозревали.

Заместитель королевского прокурора взял протянутый ему список. Впервые за время разговора он улыбнулся и прошептал:

— Это было бы очень грустно, Себ, для окончания придуманного вами романа о нынешних событиях.

— Конечно, — признал Себ. — Это было бы грустно.

— Боже всевышний, я скорблю и раскаиваюсь, что оскорбила Вас, не только потому, что потеряла надежду на спасение и заслужила муки ада…

Сквозь решетку исповедальни тихий голос с трудом доходил до слуха дремлющего кюре Рокюса.

— …но особенно потому, что Вы бесконечно добры и совершенны, и грех огорчает Вас. Я нижайше прошу прощения во имя Иисуса Христа…

В церкви царили тишина и безлюдье. Кюре Рокюс, устав от бессонных ночей, посвященных целиком молитве, прислонился затылком к деревянной стенке и воспользовался короткой передышкой. Слова покаяния мягко баюкали его.

— …и, моля о Вашем святом милосердии, я обещаю себе не оскорблять Вас больше, понести епитимью и лучше жить в будущем. Да будет так.

Кюре Рокюс перекрестился, шумно вздохнул, и приоткрыв глаза, приложив рожком руку к уху, склонился к лицу, маячившему в темноте светлым пятном.

— Слушаю вас, дитя мое.

Потом снова закрыл глаза, чтобы его взгляд не тревожил грешницу. Круглое лицо священника приняло обычное для него выражение снисходительности и сосредоточенности. Толстые пальцы, обвитые четками, были соединены на груди, он был готов все выслушать и все простить.

Он повторил:

— Слушаю вас, дитя мое.

Однако ничто не нарушало тишины, если не считать короткого учащенного дыхания по ту сторону решетки.

Удивленный священник вновь открыл глаза, и его взгляд встретился со взглядом грешницы. Никогда, подумалось ему, не видел он эти глаза так близко и такими большими.

— В чем дело, дитя мое? — прошептал он. — Вы совершили какой-то проступок?.. Вы должны верить в бесконечную милость божью…