Читаем без скачивания Такой долгий и откровенный день (сборник) - Елена Ронина

А ОНИ В ЧЕСТЬ НЕГО ЧЕРЕПАШКУ!

А что же наша Донателла? Мы стояли посредине уютного района Брера: узкие улочки, высокие дома, постройки времен Муссолини, мощеные тротуары.

Донателла заламывала свои тонкие длинные руки и говорила:

– Это мой муж, это все мой муж! Джованни! Это все он! – в глазах у нее были слезы.

– Поругались? – предположила Валентина. – Неужели побил?

Донателла с сомнением посмотрела на нас.

– Почему побил? Как побил? Я пригласила его в ресторан, сегодня на вечер! Я нашла прекрасный ресторан здесь, в Брера. Это очень хороший район, здесь прекрасные повара. Очень вкусно, очень! Таких ресторанов нет в других районах. Потому что этот район не туристический.

Слово «туристический» дается Донателле с особым трудом, но она справляется.

– Да, Брера – это для миланцев, здесь нет туристов. И поэтому мало народу и вкусно, очень! Я готовлю дома мало. И ем овощи, еще немного рыбу. Муж ест все, но я это «все» не готовлю. Я решила пригласить его в ресторан. Здесь, в Брера. Будем есть салат из рукколы, это очень вкусно, очень! А он?!

– Что? Заболел? – предположили мы.

– Он! Отказался! Да! Говорит, у него к вечеру будет болеть голова.

– То есть пока еще не болит, – уточнила я.

– Нет! – Донателла говорила, немного наклонившись ко мне, видимо, чтобы мне было лучше слышно. – Но говорит, он чувствует, – это слово она произнесла по слогам, – чув-ству-ет, что вечером точно заболит.

– Поди ж ты, какой чувствительный. Донателл, да ты так не убивайся, может, еще и не заболит. И сходишь ты в свой ресторан. И мужик твой мяса наконец поест! – успокаивала ее Валентина.

– Вы так думаете? А салат?

– Салат тоже закажите, не помешает! – как можно убедительнее говорили мы. – Но мясо – обязательно. Мужиков кормить надо. И пойдем уже в Бреру.

– Да-да, Брера. Это чудесная галерея. Она небольшая, около четырехсот полотен, но каких! Вы начнете удивляться прямо с внутреннего дворика.

Донателла вспомнила про экскурсию и понеслась вперед, смешно переставляя длинные ноги и размахивая руками. Ну прям кузнечик какой-то! Нам ничего не оставалось делать, как опять припустить за ней. Мы уже поняли: если сейчас остановимся, то будем слушать про мужа, которому надоело быть вегетарианцем. Так что надо бежать вслед за Донателлой, пока она не исчезла за поворотом. Мы взялись за руки и, спотыкаясь о средневековые булыжники, поскакали ей вслед. Рассматривать старинный район Брера возможности у нас не было.

– Вот, вот! Выдумаете, это греческий бог? – мы добежали до внутреннего дворика картинной галереи.

Мы еще ничего не думали, нам нужно было отдышаться и осмотреться. Ровный квадрат лужайки был обрамлен роскошными, в стиле барокко, стенами музея. Посредине дворика возвышалась красивая статуя, изображающая идеальную по пропорциям мужскую фигуру.

– Это Наполеон. Вот таким он видел себя сам. Ну что, я вас удивила? А вы думали, он маленький и толстый. И другие тоже так думали. А он сам думал, что он высокий, стройный и красивый. Вот как этот бог. Но это не так важно. Главное, это он собрал все эти картины. Сейчас вы все увидите.

Донателла говорила, тщательно проговаривая слоги, делая акцент на каждом слове.

– Ну, пойдемте наверх. Это очень интересно. Здесь и библиотека, и галерея.

– Ну надо же! Опять куда-то лезть. И что бы им эту галерею на первом этаже не организовать? Ну не у всех же ноги, как у нашей Донателлы.

Пока мы внизу рассуждали, Донателла уже купила билеты и махала нам со второго этажа своей длинной рукой.

– Сейчас вы удивитесь, – опять принялась она за свое, как только мы одолели почти «Потемкинскую лестницу», поминая про себя знаменитый фильм Эйзенштейна «Броненосец Потемкин».

– Мы с вами будем смотреть Тинторетто, Караваджо, Хаеса и, конечно, Рафаэля, – в глазах у Донателлы блеснули слезы.

– Мне кажется, ей все-таки нужно есть мясо, – тихо предположила Валентина. – Вот чего рыдает, скажи мне. Нет, это определенно недостаток белка.

– Ну, пойдем, – обратилась она к восторженной Донателле, – где тут твой Рафаэль.

Музей действительно нас впечатлил. Я люблю небольшие коллекции, где все просматривается, где, по выражению художников, хорошо развешаны картины. Можно подойти поближе, отойти подальше, найти свою точку, откуда именно тебе нужно смотреть на это полотно. И ты можешь погрузиться в то время и понять, что хотел сказать художник, и угадать, как он жил, что думал.

Мы долго стояли около Рафаэля, возле его шедевра «Обручение Марии». Донателла подводила нас и к знаменитым полотнам Рубенса и Тинторетто, и к тем картинам, которые нравились лично ей. И показала самый первый поцелуй, запечатленный художником, и влюбленные навеки поселились в Брере. Мы смотрели на работу Франческо Хаеса «Поцелуй». И нам было странно, что только в 1859 году впервые нарисовали целующихся людей.

Опять загрустила наша Донателла около картины Караваджо «Ужин в Эммаусе».

– Нет, ну почему он отказался? Джованни! Я не так часто его приглашаю! Почему он не хотел пойти? А я уже продумала меню. Это вкусно. Как это по-русски? Мне сложно. Такие племяннички с тивкой.

Мы с Валентиной озадаченно посмотрели друг на друга.

– Это она про что, родственников, что ли, еще позвать хотела?

– Донателл, вы с кем еще в ресторан пойдете?

– Нет, я неправильно все объясняю! Это такие красивые пирожки, из муки!

Донателла опять начала размахивать руками.

– Пельмени, может? Тивка… С тыквой?

– Да, да! Конечно, я путаю буквы! Но это очень вкусно. Джованни понравится. А он?

– Да не расстраивайся ты, может, пойдет еще! Только опять ты с тыквой. Мужика все травой кормишь. Ладно, давай лучше про Караваджо.

И Донателла тут же вернулась к Караваджо. Она не всегда правильно произносила слова, переставляла буквы, путала ударения. Но она очень любила свою работу, любила картины, знала про них все. Если она не могла подобрать нужного слова, она начинала размахивать руками, бегать по залу, загребая длинными ногами, что-то изображала. Ей очень хотелось, чтобы мы поняли, чтобы нам понравилось, чтобы мы тоже полюбили эту ее Брера.

Ей удалось нас увлечь. Мы вышли из галереи вдохновленные творчеством великих итальянцев.

При расставании наша Донателла опять загрустила.

– Я ему сказала, Джованни, сегодня я тебя приглашаю, – она сделала ударение на Я. – Значит, я буду платить, мне же не нужно его денег. А он все равно сказал, у него вечером будет болеть голова. А может, ему не понравилось, что буду платить я?

Донателла с надеждой смотрела на нас. Что мы могли сказать? Почем мы знали, как там у них принято. Кто за кого должен платить. Вот у нас все понятно. Кто бы ни заплатил, денег все равно меньше стало у всей семьи.

– Донателл, ты не расстраивайся, ты его на следующее воскресенье в ресторан пригласи. А сегодня поджарь ему дома кусок мяса, да с картошечкой жареной!

– Да? Только это не здоровое!

– Зато вкусное, – заверили ее мы. – Нельзя всю жизнь все только здоровое есть, озвереть можно.

Донателла смотрела на нас с сомнением.

– А я попробую!

– А вот ты попробуй!

Тепло с нами попрощавшись, Донателла побежала к месту своей следующей экскурсии.

Валентина и я еще долго стояли и смотрели на быстро шагающую Донателлу. Пару раз она оглянулась, чтобы помахать нам своей нескладной длинной рукой и улыбнуться приятной белозубой улыбкой.

А мы неторопливо побрели по старинному району Брера к своему отелю, с удовольствием рассматривая старинные особняки, маленькие лавчонки и милые итальянские кафешки.

Перламутровый период

– ОНА звонит мне постоянно…

– Как постоянно?

– Практически каждый день.

– А хочет-то чего?

– Каждый раз договаривается, когда придет ко мне в гости.

– Какой кошмар. А Вернер что?

– По-моему, он уже просто устал. Видимо, раньше он отвечал на все ее вопросы, терпеливо выслушивал, уговаривал. А сейчас готов оплачивать все эти дорогущие международные переговоры, лишь бы Виктория от него отстала. Ну сколько можно ей объяснять, что она живет в Германии, а я, ее подруга, в России, и мама Вики давно умерла. Ему нужна какая-то передышка, вот он мой телефон наберет, а сам отдыхает. А я по полчаса ее уговариваю.

Мы неторопливо пьем кофе, пытаемся обсуждать что-то другое, но Вика не выходит из головы. Ведь так у нее все было замечательно. И на тебе, эта ужасная авария. Главное, миг какой-то, доля секунды. И вот, пожалуйста, из молодой красивой женщины после сложнейших операций она превратилась в малого ребенка. Ничего не помнит, ничего не соображает. Памперсы, сиделки. Никому не пожелаешь.

Нашу задумчивость прерывает телефонный звонок. – Наверное, она, – прикрыв трубку рукой, говорит Наталья. И после короткой паузы: – Hallo, Werner! Wie gehts? – тяжело вздыхает, глядя на меня. – Na gut, gut! Вика, привет! Ну, как ты?