Читаем без скачивания Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский

Тот смущенно щурился, словно его вывели на яркий свет, от которого никуда нельзя было спрятаться. Чистенькая старушка в переднике и белом ситцевом платочке приветливо смотрела на гостя.

— Милости просим. — И тут же осуждающе взглянула на Лидию. — А ты, егоза, на тетку шибко не наговаривай. Молодой человек в самом деле подумает, будто я его боюсь. Не зверь же он и не проходимец какой-нибудь. Да и сами мы не дикари… Присаживайтесь, молодой человек. Жених не жених — разберемся после, а пока будьте гостем. Ты, Лидочка, еще и не знаешь, какие бывают настоящие-то женихи и как их привечать надо.

Лидия смешливо взглянула на Максима, как будто говоря: «Назвался женихом, так теперь терпи».

Обернувшись к тетке, сказала:

— Тетечка, этот жених, наверное, проголодался после дороги.

— Проходите в зал, пожалуйста, — пригласила старушка.

Лидия провела Максима в такую же маленькую, незатейливо обставленную комнатку. На столе шумел самовар, приготовленный завтрак в ожидании гостя был накрыт белым как снег полотенцем.

У старушки было добродушное, моложавое лицо, быстрые, веселые и очень внимательные ко всему глаза. Она держалась просто, с достоинством, ничуть не робея перед щеголевато одетым гостем и в то же время украдкой окидывая его зорким взглядом видавшей множество разных людей женщины.

— Мой-то дед ранехонько позавтракал, чаю попил и пошел в колхозное правление, а мы с Лидочкой все прохлаждаемся. Да и то сказать — гостья она у меня, — говорила старушка. — А вы садитесь, не знаю, как вас по отечеству (она так и сказала — «отечеству»), и Лидия вновь кинула на Максима снисходительно-усмешливый взгляд: дескать, извини не очень грамотной тетке неумелые слова.

— Максим, тетечка, а по отчеству — Гордеевич, — представила Лидия. — А вы зовите его просто Максом.

— Что это еще за Макс такой? У русских такого имени спокон веку не было. Максимы были, есть и будут, а вот про Максов не слыхала, — словоохотливо тараторила старушка. — Ну, а если по нраву придетесь, то и запросто Максимом, как родного — сына, буду звать. Ну а меня Феклой Ивановной величайте.

Пока Максим и Лидия завтракали, Фекла Ивановна все время простодушно, как сваха на смотринах, сыпала похвалы Лидии: она-то и умница, и послушная, и скоро станет инженером, получит диплом и поступит на хорошую должность.

— Уж сестрица ее воспитала во всей строгости и аккуратности, как следует. Образование дала, от других не отстала. Да и то сказать: стыдно в Москве необразованной быть, — нараспев говорила Фекла Ивановна.

— Тетечка, перестаньте меня расхваливать, — краснея, старалась остановить Феклу Ивановну Лидия.

— Максим отмалчивался. Ему хотелось — вновь куда-нибудь уйти поскорее с Лидией. Он ел мало, чувствовал себя неловко.

— Вот и хорошо, что покушали. На здоровье. У нас тут просто, не как в Москве. Вы уж извините, — сказала Фекла Ивановна, когда Максим и Лидия встали из-за стола. — Теперь и погулять можете. Лидочка, покажи Максиму-то Гордеевичу наш садик да малину. А то можно и по грибы сходить. Тут недалеко есть грибное местечко — страсть сколько белых грибков водится.

«А она, не в пример Серафиме Ивановне, совсем простая и добрая», — подумал Максим.

Выйдя из светелки в сени, он задержался, поджидая Лидию, и услыхал сквозь неплотно прикрытую дверь торопливый, как горохом сыплющий, приглушенный говорок:

— А он-то видный собой, представительный. И костюм на нем как на министре… и шляпа… Только молчит все, отчего? Умен больно или чересчур гордый?.. Оно и видно — сын большого начальника. — И совсем тихо: — Ты с ним в лес-то далеко не заходи. Мать не зря наказ давала.

— Еще чего-нибудь не выдумаете?! — сердитым шепотом отрезала Лидия. — Разговорились вы, тетечка, не в меру. Как будто он и в самом деле за этим только и приехал.

— А зачем же? Чего он сюда пожаловал? Ты уж не финти, — сдержанно шикнула на племянницу Фекла Ивановна. — И ладно — поглядела на него, теперь скажу Серафиме свое слово.

Максим поторопился поскорее уйти. Лидия вышла хмурясь, но тотчас лицо ее вновь осветилось беспечной улыбкой.

— Пойдем. Сад покажу и кроликов махоньких, — предложила, она. — Они такие забавные, пушистые, как снежинки… Тут дядя Филипп Петрович их разводит.

Между яблонями копился пахучий зной. Среди листвы уже виднелась молодая плодовая завязь — зеленые, подернутые сизым налетом, величиной с грецкий орех, нестерпимо кислые яблоки. Дурманяще пахло укропом и пышно распустившимися махровыми бутонами мака. Небольшой уютный садик был старательно обработан — земля взрыхлена, стволы деревьев подбелены известкой и подвязаны мочалой к колышкам, чтобы не кривились. Но и тут, как во всяком большом саду, в самом конце таился, точно нарочито оставленный, запущенный уголок. Здесь между кустов жимолости росли рябина и черемуха, вилась по земле, оплетая малину, цепкая ежевика, вперемежку с папоротником и двухцветной иван-да-марьей цвели лиловые колокольчики и невинно-голубые васильки. В этом укромном, скрытом от посторонних глаз, диком уголке сада таилась дремотная тишина; только слышно было, как в кустах басовито гудели, шмели да с поля притекал рокот трактора.

Узкая скамеечка на вбитых в землю столбиках, рассчитанная не более чем на двух человек, стояла под рябиной.

— Сюда по вечерам мои старички выносят столик, ставят самовар и часами пьют чай. Хорошо тут?

— Лучше, чем в парке культуры и отдыха, — шутливо ответил Максим.

Порозовевшее лицо девушки, окропленное солнечными бликами, сияло. После данной в лесу «клятвы верности» Лидия стала относиться к нему так, словно вопрос об их взаимоотношениях был решен раз и навсегда. Максим, даже когда произносил слова клятвы, не придавал им в глубине души того важного значения, какое придавала им Лидия. Ему все еще казалось, что она подражает какой-то книжной героине, что она невольно играет роль. Но он ошибался.

Чистая радость лучилась из ясных, доверчивых глаз Лидии. Смеясь, она то срывала ветку жимолости и легонько ударяла ею по шее Максима, то, сделав серьезное лицо и предостерегающе вытянув палец левой руки, правой тянулась к присевшей на цветок бабочке. В эту минуту в облике ее проскальзывало что-то детское, шаловливое, но и это выражение не казалось наигранным подделыванием под маленькую девочку.

Она с увлечением стала рассказывать как будет проходить практику на строительстве в Черемушках и что к тому времени, когда Максим освоится с работой в Ковыльной, она получит диплом и попросится туда, где будет работать он.

— Ты только потерпи, пожалуйста, годик, — просила она, заглядывая ему в глаза. — Пусть будет так, как хочет мама… Уважай меня, слышишь? — И она умоляюще-ласково взглянула на него.

Склонясь, Лидия рвала колокольчики, а Максим стоял возле нее, сдерживая непреодолимое желание обнять ее. Перед ним золотисто смуглела под солнечными пятнами ее гибкая шея с рассыпанными по затылку вьющимися прядями. Она почувствовала, что он глядит на нее, и обернулась. Стыдливый румянец залил ее щеки.

Тишина уединения, одуряющий зной, сонное гудение шмеля в кустах как бы усиливали охватившее их волнение. Лидия, видимо, хотела отвести напряженность минуты простым дружеским жестом. Ее рука протянулась к растрепанным волосам Максима, чтобы снять запутавшийся в них листок жимолости. И в это мгновение нетерпеливые руки обхватили ее повыше талии и притянули к себе. Она не отстранилась, а только, выгнув спину, откинулась назад и, смеясь, стала водить цветком колокольчика по его губам. Он старался поймать ее губы, но она уклонялась, отворачивалась. Потом вырвалась и рассмеялась:

— Пойдем — я покажу тебе дядиных кроликов.

Максим пожал плечами. Лидия подвела его к пристроенной к сараю вольере, где не менее полсотни кроликов прыгали и грызли корм. Кролики действительно были красивые — крупные, чистые, с голубовато-серебристой шерсткой. Лидия вошла в вольеру, стала брать на руки робких животных, гладить их, нежно приговаривая:

— Ах вы, трусишки этакие! Чего испугались?

Максим давно заметил: Лидия относится ко всему с живым любопытством и заинтересованностью — не было вещей, мимо которых она проходила бы равнодушно, и это подчас изумляло его, особенно в тех случаях, когда то, на что обращала внимание и чем даже увлекалась Лидия, казалось ему малозначительным.

Так было и теперь. Ему стало смешно и скучно глядеть на возню ее с кроликами.

— Лида, оставь их. Пройдемся лучше в лес, — напомнил он.

Она вышла из вольеры, тщательно притворила дверцу, спросила:

— Почему ты стал такой скучный, Макс?;

— Да я ничего… — Он отвел глаза в сторону. — Я вижу — ты тут совсем стала колхозницей…

— А разве это плохо? Я каждый день хожу с дядей на молочную ферму. Познакомилась со здешними девчатами-доярками. Они уже выучили меня доить коров. Разве ты не ездил со всем институтом в деревню? Не копал картошку?