Читаем без скачивания Мент. Одесса-мама - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я собрал всех соседей по коммуналке на кухне и устроил коллективный допрос.
— Расскажите мне про Дениса.
— А что про него рассказывать? — пожала плечами Матрёна Ивановна. — Несчастный калека, потерял ногу на войне… Даже не знаю, чего Машка с ним встречалась. Наверное, из жалости…
— Да какая тут жалость! — рубанул воздух рукой как шашкой щекастый Егор Кузьмич, прошедший всю первую мировую от звонка до звонка и дослужившийся до прапорщика.
Чем он занимался во время гражданской, мужчина умолчал. Вполне вероятно, что воевал на стороне белых.
В руке он держал кусок белой булки, которую запивал молоком из стакана.
— Из-за денег она с ним шашни водила! — продолжил бывший прапорщик.
— А что — у него и впрямь было много денег? — насторожился я.
— Куры не клюют! Портмоне толще моего кулака.
Я с уважением посмотрел на внушительный кулак Егора Кузьмича. Казалось, если он сдавит пальцы покрепче, стакан в его руке не выдержит и треснет, а молоко выльется на пол.
— Он ещё под гитару пел, — мечтательно закатила глаза маленькая чёрненькая, похожая на галчонка, Оля — супруга прапорщика. — Душевно, аж до мурашек по коже. Настоящие концерты в комнате у Маши закатывал. Романсы, арии…
Егор Кузьмич недобро зыркнул на неё. Женщина под его взглядом осеклась и замолчала.
— Денис… Денис… А фамилия у него какая?
— Пёс его знает, — буркнул Егор Кузьмич. — Нам до его фамилии дела не было. Машка-покойница с ним встречалась, не мы. Только она теперь не скажет…
Он мелко перекрестился.
— Адрес проживания… — продолжил закидывать удочки я.
— Чего не знаем, того не знаем, — практически сразу ответила Матрёна Ивановна. — Сам не говорил, а мы и не спрашивали…
— Верно Матрёна говорит — не рассказывал, — подтвердил Егор Кузьмич.
— А вы что скажете, Ольга? — обратился я к женщине.
— Я? — смутилась она.
— Ну да, вы… Может, слышали что-то краем уха?
— Нет, конечно. Не слышала я ничего…
— Уверены?
— Конечно! — теперь уже с вызовом ответила та.
— Хорошо.
Я сделал мысленную зарубку пообщаться с Олей при первом же более подходящем случае. Женщина явно не была настроена на откровенность в присутствии мужа и соседки. И это наводило на определённые размышления.
Хотя… не факт, что удастся разговорить и при других обстоятельствах и в другой обстановке. Не так уж просто эта Оля, как может показаться с первого взгляда.
Зуб даю — классический тёмный омут, в который и заглядывать-то страшно.
— А, скажем, в городе с ним сталкиваться не приходилось? — ощущая полную бесперспективность беседы, задал последний вопрос я.
— Он нам и здесь-то надоел хуже горькой редьки! Не видела и слава богу! — безапелляционно заявила Матрёна Ивановна.
Бывший прапорщик и его супруга сказали примерно то же самое, только другими словами.
И лишь в последний момент перед самым уходом Матрёна Ивановна сообщила мне кое-что интересное.
— Товарищ милиционер, вдруг вам это пригодится… В общем, к Маше несколько раз приходила какая-то странная женщина.
— А почему вы решили, что она странная? Что вас смутило?
— Это очень трудно объяснить… С виду женщина как женщина, не молодая, одевается хорошо, всегда в костюмчике, шляпке или шапочке с вуалью. Разве что немного крупновата…
Егор Кузьмич, глядя на Матрёну Ивановну, с трудом удержал улыбку: уже чего-чего, а его соседка точно не была миниатюрной.
— И вроде ничего такого, — продолжила та, — приличная интеллигентная барышня, разговаривает очень вежливо, наверняка, из бывших… Мужчина, пожалуй, и не заметит, но если посмотреть на неё со стороны женским взглядом… В общем, что-то с ней не так. Какая-то она не настоящая что ли…
— Да видел я её! — буркнул бывший прапорщик. — Баба как баба! А ты, Матрёна, не наговаривай! Лучше б вести себя как она научилась. Мерси там, прошу пардона иль сильвупле… А то вечно куришь да матом ругаешься!
Матрёна Ивановна покраснела, сжала кулаки. Запахло скандалом.
— Так, уважаемые жильцы: осталось выяснить, кто эта таинственная женщина с вуалью. Может, её коллега или родня? — спросил я, чтобы разрядить обстановку.
В действительности этот персонаж меня интересовал мало, в отличие от псевдо-инвалида.
Ответ на этот вопрос я тоже не получил.
Простившись с обитателями коммуналки, вышел из дома, чтобы подставить лицо холодному ветру с моря. Общение с этими гражданами порядком меня утомило, заболела голова.
Прямо энергетические вампиры какие-то!
Хуже всего, что ближе к раскрытию ограбления и убийства я так и не приблизился. Если Акопян не врал, а я был склонен ему верить, Машу Будько задушил одноногий Денис, который, не факт что на самом деле одноногий.
Если это так, спрашивается: на кой ляд ему вся эта маскировка? Прячется от кого-то? Или я столкнулся с недолеченным пациентом психушки, человеком, у которого просто поехала крыша? Например, с шизофреником.
А что — тоже версия. Скажем, одноногий инвалид — просто одна из его личностей. Во второй он может оказаться каким-нибудь удачливым нэпманом. А в третьей… Да кем угодно, хоть капитаном дальнего плавания!
Вот только ограбил Акопяна, а потом задушил наводчицу он весьма продуманно и хладнокровно.
Да уж… Только психов мне не хватало!
Я запрыгнул на подножку трамвая, доехал до нужной остановки и пошагал домой.
Как говорится, утро вечера мудренее. А ещё, я вдруг понял, что соскучился по Насте и очень хочу её обнять.
Как это здорово, когда тебя ждут и встречают с работы! И как долго я был лишён этого счастья!
Я открыл входную дверь квартиры ключами, шагнул в тёмный коридор.
— Я дома!
Обычно, после этих слов, Настя и Степановна выходили из комнаты ко мне навстречу. У нас даже сложился определённый ритуал встреч и провожаний.
Странно… Но сейчас ничего этого не произошло. Никто ко мне не вышел.
— Солнышко, ау! Я пришёл и я голодный как волк!
Я снял обувь в прихожей, обул тапочки и, перекинув через руку пальто, вошёл в нашу комнату.
Никого…
И тут отворилась дверь соседки, выглянула Степановна.
— Ой, Гриша пришёл…
— Ну да! А вы что — к Анне Эммануиловне в гости зашли?
Степановна ответила не сразу.
— Гриша, загляни сюда на секундочку. Помощь твоя нужна.
Вид у Степановны был крайне удручённый.
Я нахмурился.
— Случилось что? А Настя? С ней всё в порядке?
— С Настей да.
У меня отлегло от сердца.
— А вот с Анной Эммануиловной — нет, — продолжила моя вторая мама. — Да ты сам увидишь. Заходи.
— Хорошо.
Я вошёл в комнату и увидел, что соседка лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Её худые острые лопатки содрогались от рыданий.
Рядом сидела Настя, она поглаживала Анну Эммануиловну по спине и пыталась успокоить.
При виде меня, Настя слабо улыбнулась.
— Гриша, слава богу! Мы так тебя заждались.
Я подошёл ближе, поцеловал любимую.
— Что у вас стряслось?
Поскольку Анна Эммануиловна по-прежнему плакала, отвечать пришлось Насте.
— Гриша, такое дело… Анна Эммануиловна ходила к подружке. Та живёт на Черноморской. Анна Эммануиловна засиделась в гостях и, когда возвращалась назад, её ограбили в Александровском парке какие-то гопники. Приставили нож к горлу, забрали кошелёк с деньгами, сняли пальто, серёжки с ушей и обручальное кольцо…
— Так-так… Заявление в милицию написали?
— Какое там! — махнула рукой Настя. — Там, в парке, дежурил милицейский наряд. Они видели, как Анну Эммануиловну грабили, но ни один не пришёл к ней на помощь…
— Это точно?
Соседка медленно приподнялась и села. Её глаза были заплаканы, тушь потекла.
— Григорий Олегович, я хоть и не молода, но старческим маразмом не страдаю, — неожиданно спокойно сказала она. — Я своими глазами видела этих двух молодых людей в форме и при оружии. Они стояли и спокойно наблюдали за тем, как грабители меня раздевают. Потом, когда меня отпустили, я подбежала к ним, сказала, что меня ограбили, спросила — почему они не вмешались. Ведь это же их работа… А один из них, мордастый такой, засмеялся, назвал меня старой дурой и велел валить отсюда, покуда жива.
— Описать и тех и других сможете?
— Смогу, а толку⁈ — вздохнула Анна Эммануиловна. — Вы меня простите, Гриша. Вы — приезжий, всего не знаете, а наша милиция и грабители — они как будто заодно. Словно одна шайка…
— Давно это произошло?
— Час назад, — сказала Степановна.
Вряд ли за это время милиционеры сменились. Значит, у меня есть хороший шанс их застать.
Я встал и решительно направился
