Читаем без скачивания Мент. Одесса-мама - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь резко распахнулась, в кабинет вошли двое: Кабанов и неизвестный мужчина с морщинистым лицом, в очках, с редкими вихрами, в наглухо застёгнутом на все пуговицы английском френче. Я сразу заметил, что мой непосредственный начальник держится перед ним заискивающе и где-то даже с опаской.
— Вот, товарищ Зубцов, это и есть Григорий Бодров, о котором вы спрашивали…
Мы с Ахметджановым поднялись. Мне очень не понравился цепкий и злобный взгляд, которым наградил меня этот Зубцов. Было в нём что-то маниакальное.
— Вы ко мне? — спросил я, интуитивно чуя проблемы, туеву хучу проблем.
— Зубцов, подкомиссия по зачистке, — коротко бросил человек в очках. — Бодров, чем вы занимались вчера вечером?
— Во время работы?
— После неё, — скривился Зубцов. — Особенно меня интересует то, что у вас произошло в парке с милиционерами Малинкиным и Чупахиным.
Империя… то есть Поляков наносит ответный удар?
— Эти двое милиционеров, находясь на дежурстве, стали свидетелями ограбления гражданки Анны Эммануиловны Коцюбенко. Трое вооружённых ножами бандитов заставили её снять с себя пальто и украшения, а так же отобрали все деньги из кошелька. Чупахин и Малинкин видели, что происходит, но не среагировали положенным образом. Вместо того, чтобы воспрепятствовать ограблению, они не стали вмешиваться в происходящее и проигнорировали просьбу гражданки Коцюбенко о помощи. Таким образом они совершили должностное преступление, — переходя на казённый язык протокола, произнёс я.
— А почему мне ничего не сказали? — испуганно пролепетал Кабанов.
— Это было поздно вечером, практически ночью. Я собирался доложить обо всём с утра, но не успел, — соврал я.
Зря я дал этим двум уродам шанс уволиться из органов по тихому. Сейчас, если начнут качать ситуацию, мне же и прилетит за мою доброту… Сохранил честь мундира, называется…
— Свидетели у вас есть? — склонил голову набок Зубцов и стал рассматривать меня сквозь толстые стёкла очков так, словно перед ним какой-то редкостный экземпляр болотной гадюки из террариума.
— Сама гражданка Коцюбенко.
— Заявление гражданки, — потребовал Зубцов.
— Насчёт ограбления?
— Сначала насчёт поведения постовых милиционеров!
— Заявления нет, — потупил взор я.
— Вы изъяли у милиционеров служебные удостоверение и оружие… Где они?
— Здесь, — показал я на сейф. — А в чём собственно дело, товарищ Зубцов.
— А дело, Бодров, в том, что оба милиционера говорят, что никакого ограбления не было, что они дежурили на посту, когда появились вы — пьяный, размахивающий револьвером. Вы направили револьвер на них и, угрожая расправиться, отобрали документы и оружие. И всё это Малинкин и Чупахин рассказали у себя в отделении и там же написали на вас заявление…
— То есть ограбления не было, а я, значит, был пьяным и угрожал им оружием… Интересно девки пляшут, — присвистнул я.
— То есть вы признаёте свою вину?
— Не признаю, — категорическим тоном заявил я. — Всё было именно так, как рассказал я и у меня есть свидетельница — Коцюбенко Анна Эммануиловна.
— Угу, ваша соседка, которая из дружеских побуждений или опаски, могла подтвердить для вас всё, что угодно, — злорадно ухмыльнулся Зубцов.
Я видел, я догадывался, что он в курсе как всё было, но ему доставляло удовольствие топить меня.
Дело приобретало скверный оборот.
Я вытащил второй свой козырь.
— Хорошо, вы можете не доверять гражданке Коцюбенко, но у меня есть другие доказательства.
— Показания ещё какого-нибудь соседа или соседки? — не выдержал и злорадно ухмыльнулся Зубцов.
Я не стал доставлять ему удовольствие и хладнокровно продолжил:
— Дело в том, что я вчера лично арестовал тех, кто ограбил гражданку Коцюбенко в парке. Это был некий Борис Мозер, известный по прозвищу Борька Анархист, с ним было ещё двое подельников. Я ночью доставил всех трёх задержанных в угрозыск и передал дежурному для оформления.
Кабанов облегчённо вздохнул.
— Вот видите, товарищ Зубцов, у меня в отделе всё в порядке. Не стоило так переживать.
— Дежурного сюда вместе с журналом учёта арестованных! — вместо ответа на его слова, потребовал Зубцов.
Кабанов кивнул Ахметджанову, который дотоле с открытым ртом внимал происходящему.
— Да-да, сейчас, — он понял, что от него хотят и пулей выскочил из кабинета.
Вернулся вместе с дежурным, державшим подмышкой журнал.
— Вызывали?
— Вызывал, — подтвердил Кабанов. — Что у тебя по Борису Мозеру?
— По Мозеру… Сейчас посмотрю, — дежурный положил на стол журнал, пролистнул его и ткнул в запись пальцем. — Вот, гражданин Мозер арестован, находится у нас…
— Покажите, — потребовал Зубцов.
— Да-да, — подвинул к нему журнал Кабанов. — Вот, у нас всё чётко, как в аптеке. Фиксируем всё до мелочей…
Зубцов склонился над записью, долго её изучал, а потом поднял вопрошающий взгляд на меня.
— Да, всё верно. Борис Мозер сидит у вас в камере.
Я было успокоился, как грянул выстерл'.
—… но, — после паузы объявил Зубцов, — здесь указано, что задержали его не этой ночью, а две недели назад. И брал его не Бодров, а агент уголовного розыска Поляков. Как прикажете это понимать, гражданин Бодров⁈
Я нервно сглотнул. Это была конкретная подстава, и, кажется стала прорисовываться схема происходящего. Вот почему так спокойно и безмятежно вёл Себя Мозер, вот почему не оказывали сопротивления его дружки. Вся эта свора благополучно сидела у нас в «КПЗ» по какому-нибудь пустячному делу, а по ночам выходила на ограбления, тем самым обеспечивая себе идеальное алиби.
Поляков обеспечивал им «крышу», по его же приказу постовые милиционеры не трогали бандитов, а те, очевидно, платили за оказанные услуги процент…
Простая, но продуманная и эффективная схема, которую я чуть было не сломал… Да, попал так попал. Мне ж ни одна собака не поверит…
— Так всё-таки — как это прикажете понимать, Бодров⁈ — повторил вопрос Зубцов.
— Ну как-как… — жалобно пролепетал я, делая шаг к нему. — Облажался я, гражданин начальник…
Когда между нами оказалось все несколько сантиметров, я резко толкнул его в сторону, рванул на себя ручку двери и выскочил из кабинета.
— Стой, сволочь! Стой! — полетело мне в спину.
Глава 25
Я выскочил из дверей губрозыска как пробка из бутылки с шампанским, едва не сбив какую-то полную гражданку.
— Простите…
— Хам!
Какие-то секунды у меня ещё были, но именно что секунды.
Я пересёк улицу, нырнул во дворы и вынырнул на широком проспекте, где пока до меня никому не было дела.
Возле парикмахерской наткнулся на лихача. Пассажира в коляске не было.
Ждёт кого-то или свободен?
А, плевать!
Не долго думая, я запрыгнул в коляску, рессоры спружинили под моим весом.
— Эй, ты чего?
Кучер — пожилой представительный дядька недовольно обернулся в мою сторону.
— Гони, дядя! Спешу. Плачу вдвое, — выпалил я, для убедительности приложив руку к сердцу.
Дела шли так, что сейчас я мог обещать что угодно, хоть полцарства в придачу.
Он обрадованно кивнул и тронул с места.
Я знал, что в первую очередь меня станут искать дома, что через несколько минут, когда ступор пройдёт, свора во главе с Зубцовым полетит на мой адрес. Но я не мог поступить иначе, я обязан предупредить Настю и Степановну.
Лихач не подвёл, довёз быстро. Я сунул ему деньги, спрыгнул на мостовую о побежал в подъезд, перепрыгивая через ступеньки крыльца, а потом и лестницы.
Ворвался в квартиру подобно смерчу и кинулся к жене.
— Настя, прости, мне некогда разговаривать. Слушай меня внимательно и не перебивай, — скороговоркой затараторил я. — У меня неприятности, меня ищут и скоро будут здесь. Что бы тебе ни говорили, знай, я не виноват.
Она встревоженно кивнула.
Я кинулся в комнату, вытащил пакет с червонцами, взял несколько штук себе, остальное показал Насте.
— Что это? — удивилась она.
— Это… командировочные. Их нельзя держать здесь. Сюда придут с обыском, а вам надо на что-то жить, пока я всё порешаю. У соседнего дома, розового такого есть арка — помнишь? — стал инструктировать я.
— Д-да.
— Если присмотреться, в правом нижнем углу раскрошилась кладка. Я вытащу один из кирпичей и засуну пакет на его место. Думаю, никто его там не найдёт. Ни в коем случае не иди туда сегодня или завтра: за тобой могут следить. Когда всё-таки пойдёшь — будь осторожна, проверяйся от слежки. Умеешь?
— Мой папа и муж — сыщики.
— Умничка, — мне хотелось задушить её в объятиях, но я мог
