Читаем без скачивания Королева сыска - Галия Мавлютова

— Пили-то небось здорово, а, Зимин?

— Было дело, — охотно признался собеседник.

— А теперь совсем нет?

— Завязал, конкретно. Подшился. — Он указал большим пальцем себе за спину. — Год уж как.

Потом по новой подошьюсь. Хватит мне вальтов.

— Были и вальты?

— Ну да, — Зимин махнул рукой. — Когда пьешь — дело обычное.

— И сумели взять себя в руки? Достойно уважения, не каждый так может. Но вот скажите, мне интересно как женщине… Не то чтобы я не верила в мужскую силу воли, в способность мужчин самостоятельно справиться со слабостями, но обычно, если рядом нет женщины, которая помогает, заставляет, выгаскивает… — Гюрза с усмешкой развела руками. — Обычно мужики сами ничего не могут. Или я не права?

— Да вроде сам как-то…

— Неужто сам? Не верится. Неужели и сейчас нет женщины рядом?..

Виктор еще раз сверился с бумажкой на ладони, потом вдавил кнопку звонка. Минуту спустя послышались шаги, и дверь открылась. Хмурая бабка в малиновом переднике подозрительно оглядела Виктора из-за цепочки.

— Смурнов Николай Ива…

Не успел он договорить, дверь уже распахнулась. Виктор переступил порог. Молчаливая бабка уже уходила по длинному захламленному коридору. Лейтенант осмотрелся — скорее всего, бабкина помощь и не понадобится. Дверь справа, перед ней вешалка, на вешалке — зеленая куртка и старая кроличья шапка. В такой куртке и шапке Смурнов приходил к нему в отделение две недели назад.

Виктор подошел к двери и постучал. Никто не ответил, но дверь приоткрылась. «В фильмах в подобных случаях в комнате обнаруживают труп», подумал лейтенант, переступая порог.

«Труп» лежал на диване в расстегнутых штанах и мычал во сне. Накануне опер звонил Смурнову на работу, но ему сказали, что Николай Иванович отсутствует, вероятно, по причине болезни. Увидев валявшиеся вокруг пустые бутылки, Виктор тотчас же поставил диагноз. Было совершенно очевидно, что у Смурнова — очередной многодневный запой.

«М-да, и что же теперь с этим чучелом делать? — размышлял лейтенант. Может, вернуться в отделение и просто поболтать с операми, пока Гюрза будет допрашивать задержанного? К тому же ей, возможно, понадобится помощь и…»

Виктор взглянул на часы и в задумчивости уставился на спящего.

— Разменялись? — переспросила Гюрза.

— Да, разменяли трехкомнатную на две однокомнатные.

— Отец не был против?

— Батя помер, когда я «парился». А так бы уперся.

— Где сейчас мать живет?

— На гражданке. Тоже в «хрущобе».

— И сколько тебе было лет, когда ты первый раз удрал из дому? — Гюрза перешла на «ты» — это придавало беседе оттенок интимности.

— Десять. Тогда-то я чисто из-за того, что хотел в пионерлагерь, а меня отсылали к бабке в деревню на все лето. Потом уже сбегал из-за бати.

Казалось бы — простые вопросы и ответы самые обычные слова и фразы. Но сейчас эти слова и фразы решали все…

— Давай вернемся к нашему разговору о женщинах. Ты говоришь, тебе нравится, когда женщина сама тебя соблазняет. То есть ты любишь, когда первый шаг делает женщина, да? Тебе нравится, когда от нее исходит инициатива?

— Можно и так сказать.

— Просто подойти к женщине на улице и познакомиться не решаешься?

И снова самые обычные вопросы, превращающиеся в тайное оружие Гюрзы, в данном случае придающие допрашиваемому определенный душевный настрой.

— Какая нормальная женщина будет знакомиться на улице? — усмехнулся Зимин. — Шалава разве…

— Да брось ты! Скажи честно — боишься, что может отшить.

Зимин молча пожал плечами.

— Вы, мужики, не умеете держать удар по вашему мужскому самолюбию, продолжала Юмашева. — Отошьет — сразу расстройство вселенского масштаба, сразу к водке и пьете до отключки.

Вы ж еще больше, чем женщины, любите терзать себя: ах, я стар, ах, у меня денег мало, я не красив, как Делон. Хорошо, а каким же образом ты тогда знакомишься с женщинами?..

Заговорить о сексе — это и составляло суть ее метода. Ведь допрашиваемые, как правило, поддерживают подобные темы, потому что наивно полагают, будто уходят на безопасное поле. А вот дудки, поле самое что ни на есть минное. Ничто другое так не открывает Гюрзе человека — будто «золотым ключиком» открывает, — как его ответы на вопросы сексуальной тематики. Поговорит человек немного на любовные темы — и вот он перед ней как на ладони, со всеми своими слабостями и комплексами. А уж она найдет, как распорядиться слабостью допрашиваемого. Совьет из него веревку, на которой его же и подвесит.

Если бы Виктор сейчас развернулся и ушел, он так бы ничего и не услышал, ничего бы не узнал.

Но он постоял в раздумье с минуту, легонько пнул пустую бутылку, и та, покатившись по паркету, ударилась о тарелку с окурками, стоявшую рядом с диваном. Смурнов проснулся, завозился и что-то пробормотал. Затем чуть приподнялся, нашарил под диваном черную сумку и извлек из нее початую поллитровку. Сделав несколько глотков, Смурнов заговорил с Виктором причем так, будто Виктор и должен был находиться в его комнате, будто он уже давно стоял рядом.

Смурнов болтал без умолку — то есть умолкал лишь для того, чтобы в очередной раз приложиться к бутылке. Сначала он думал, что совсем недавно пришел с работы, потом сказал, что уже утро, и начал собираться на работу; затем вдруг заявил, что он — матрос срочной службы, в общем всякое говорил… Разумеется, это был пьяный бред, но Виктору удавалось вылавливать в этом мутном потоке поистине бесценные крупицы информации.

Удавалось лишь благодаря тому, что он постоянно задавал наводящие вопросы, иногда просто произносил «кодовое» слово — «Астахов». Смурнов то и дело сбивался, но лейтенант проявлял упорство, в результате узнал много интересного.

«С этим его запоем мне крупно повезло, — поздравлял себя Виктор. Оказывается, не зря я подозревал, что трезвый Смурнов недоговаривает о нанесении тяжких телесных Астахову. А может, у меня уже вырабатывается интуиция, о которой любит говорить Гюрза? Интересно, раскрутила она того типуса?..»

Хотя форточка была открыта, по кабинету плавали клубы табачного дыма. Прикурив очередную сигарету, Гюрза сказала:

— Тридцать пять — да это даже больше, чем полжизни. Женщины в таком возрасте уже считают себя старухами. Шутка ли — тридцать пять!

К этому моменту Гюрза уже прекрасно знала, с кем имеет дело; Зимин был явно не из тех, кто мог бы запереться от нее наглухо и не пустить в темные закоулки своей души, — не так умен, не так изворотлив и силен волей, чтобы уйти от нее. Так что она без труда нащупала его слабину, его болевую точку. Было совершенно очевидно: гражданин переживает то, что называют «кризисом среднего возраста». Причем переживает очень тяжело. Оглядываясь на прожитые годы, он видит, что как был никем, так никем и остался, — швалью прожил, ничего не нажил, кроме дерьма. Пьянки, шалавы, гастроном, кухня с тараканами, друзья-алкаши…

И невыносимо хочется наверстать, резко взлететь, стать человеком, сделаться крутым. Выход же ему видится в тугом кошельке — большие бабки, дескать, его поднимут. Потому и связался с Тенгизом.

Не придумал ничего лучше. Решил разом выправить свою жизнь, а ведь прежде от такого действительно опасного криминала воздерживался — Гюрза сразу это поняла. Возраст — вот его ноющая язва. И теперь следовало давить и давить на эту точку, хорошенько расковырять эту рану.

— Не собираешься юбилей справлять в ресторане, как многие делают? Многие тридцать пять именно так отмечают.

— Да какой там ресторан? Не по доходам…

— Такая дата раз в жизни бывает. Может, и будущую жену среди старых приятельниц найдешь.

Я полно таких случаев знаю. Ведь сколько можно бобылем? Даже если сейчас родишь, посчитай, сколько тебе будет, когда твоему ребенку стукнет, скажем, шестнадцать. Пятьдесят один, почти пенсионер. Не находишь, что пора уже обзаводиться детьми?

— Некоторые и позже обзаводятся! Вон в мастерской один в сорок два первого завел.

— А ты знаешь, какой ты будешь в сорок два, что сможешь? Бывает, сперматозоиды со временем теряют способность оплодотворять. Не слышал про такое?

Зимин вздрогнул. Гюрза же мысленно улыбнулась — со сперматозоидами, видать, в самую точку попала.

Главное сейчас — не останавливаться, не делать пауз, гнать вопрос за вопросом, чтобы у сидящего напротив не оставалось времени подумать. Да-да, гнать, давить — и «клиент» дозреет.

— Ну, чего молчишь? Мужик, а не знаешь таких простых вещей. С возрастом бабы теряют красоту, а мужики кое-что другое, не менее важное.

Вот скажи, раз у нас пошел откровенный разговор, ты разве в постели сейчас такой же, как и в двадцать пять?

«А это тебе дополнительный хук с левой. В двадцать пять ты сел, и эта цифирь — „двадцать пять“ — сейчас в тебе отзовется очень неприятным эхом», — думала Гюрза, дожидаясь ответа…