Читаем без скачивания Королева сыска - Галия Мавлютова

И снова запах бензина; от него, от этого зловония, у Гюрзы заныл лицевой нерв — не выносила она столь резких ароматов. Ей захотелось прислониться к холодному лобовому стеклу, за которым, окропляемая с небес клочковатой мокро-белой дрянью, проносилась параллельным и встречным курсами дорожная жизнь — сигналы, гудки, грохот и визг тормозов, а также зеленые, красные и желтые вспышки светофоров. А на заднем сиденье коротали время за трепом Виктор и сержанты.

— Мы решили его брать. Звоним в дверь, не открывают…

Перед глазами Гюрзы елозили по стеклу неутомимые «дворники», раскачивались в монотонно-усыпляющем однообразии, точно руки гипнотизера перед лицом пациента. Мозги с недосыпания были словно ватные, веки же становились все тяжелей и, наконец, упали, как театральный занавес, однако в ушах еще звучало:

-..А он один с тремя бабами барахтается в койке, ну, думаем, по…

На смену пришли другой голос и другая машина. Серебристый «Мерседес», остановившийся перед ее парадным. В салоне тепло и пахнет дорогим одеколоном. Рука в черной перчатке покоится на рулевом колесе.

— Я хочу увезти вас в «Асторию». А вы куда хотите, чтобы вас увезли?..

«Уазик» встряхивает, и ее бросает вперед.

— Теперь постоим, — раздается чье-то ворчание.

Гюрза раскрывает глаза и видит заляпанные грязью гигантские цифры номера на заднем бампере автофургона. То, что обещала дрема, было куда интересней… И Гюрза снова закрывает глаза. А за спиной пробормотали:

— Одной пятнадцать, другой четвертной, третьей сороковник. Он, оказывается, всю жизнь фантазировал о такой вечеринке, готовил ее, наконец подготовил, а тут мы его мечту-то и обломали на самом взлете…

…«Астория». Очень много света и блестящих предметов. «Сорокам бы здесь понравилось». Это говорит она. Ей, впрочем, здесь тоже нравится.

Может, потому, что он за ней ухаживает, он ее соблазняет этим вечером, этим рестораном, этим уставленным кулинарными изысками столом-(не съесть и впятером за пять вечеров), соблазняет вином невероятной выдержки и астрономической стоимости, забавными историями и, разумеется, комплиментами. Конечно же, он прекрасный рассказчик. Главное — не торопится, не захлебывается словами, не спешит добираться до финала, то есть рассказывает с удовольствием… Но он умеет и слушать. Слушает внимательно и время от времени легонько кивает.

Она понимает, что идеализирует его. И понимает, что делает это для себя. В этот вечер ей нужен мужской идеал. Он играет, и она играет. А разве любовь не игра взрослых? Они вдвоем среди ресторанной роскоши, среди людей, тоже предпочитающих не спать. Некоторые из них танцуют, и они тоже идут танцевать. Его прикосновение отдается…

…Оно почему-то отдается толчком.

— Да поехали же, твою мать, — прохрипел кто-то слева. Кто это? Ах да, шофер Егорыч.

Автофургон за лобовым стеклом тронулся с места и стал отдаляться.

-..А экстрасенс дал ей пилюль, подсыпай, говорит, незаметно мужу в стакан, он пить и бросит…

Как хорошо, что можно снова задремать…

Они ехали к ней, кружа по городу. Его «Мерседес» казался этой ночью вполне самодостаточным, казался маленьким мирком, параллельным большому. Большой мир проплывал за окнами гигантскими декорациями к сегодняшней ночной истории. Декорациями, выполненными для того, чтобы подчеркнуть непохожесть этой ночи на другие…

-..А муж раз увидел, как сыплет, взял за грудки, та и раскололась так, мол, и так, экстрасенс попутал. Но муж, недолго думая, хвать утюг — и по черепушке. Когда протрезвел, поплелся к нам сознаваться в бытовухе…

Откуда доносится не тот голос?

…Гаснут фары «Мерседеса» у ее подъезда. Ступенек на лестничных маршах, кажется, прибавилось.

На вешалке рядом с ее шубой его пальто. Почему-то они идут на кухню. Красное вино льется в фужеры. Он что-то рассказывает, она смеется. Они переходят в комнату. Включается музыка — магнитофон. Он берет из ее руки фужер с вином, ставит на журнальный столик и обнимает ее за плечи.

Он что-то говорит, и она тоже что-то говорит.

А потом он целует ее, и она чувствует теплую волну, захлестывающую ее с головой…

— Подъезжаем! — громко объявляет Егорыч.

Гюрза вздрогнула и открыла глаза. Откуда здесь Егорыч? Ах да подъезжаем. Перед ними вырос унылый строй гаражей. Но еще есть немного времени, чтобы досмотреть, насладиться пленительными видениями.

…Они так и не заснули этой ночью. Любовь, вино, разговоры, курение в постели, поцелуи, ласки — и снова вино и любовь… А потом рассвет за окнами, поглядывание на часы. Наконец они встают, она вливает в себя две чашки крепчайшего кофе, он допивает остатки вина и смеется — мол, поведет машину пьяный, пьяный от любви… Она опоздала на работу на пять минут, хоть ее и везли на «Мерседесе».

«Уазик» подкидывает, как безрессорную телегу, и вот за боковым стеклом возникает шлагбаум, преграждающий въезд в гаражный массив.

Все, пора просыпаться.

Зимин повторял про себя наказ майора Юмашевой: «Делай все как всегда, в том же темпе, с теми же шутками, на часы не смотреть, на дверь не оглядываться». Но тянуло смотреть и оглядываться, и оттого напряжение возрастало. Ведь не каждый день своих сдаешь.

Пригнанный «Форд» заводит внутрь уже Зимин. Сначала, как обычно, приехал Тенгиз. Он вошел в мастерскую, громко шарахнул железной дверью. То, что он искрил раздражением, ничего не значило — грузина в последнее время чаще всего видели именно таким.

Зимин и его напарник Степан, по кличке Стопка, курили, сидя на металлическом ящике с инструментом. Тенгиз, проходя мимо, бросил Зимину ключи от его машины. Зимин поймал, потому что приготовился ловить. Бросание ключей — часть ритуала. Ритуалом стало и то, что Тенгиз брал на прикрытие машину Зимина — более того, в день, когда проворачивали дело, своей тачкой не пользовался. Ругаясь по-грузински (высшая степень раздраженности начальника), он ставил ногу, как в стремя, в нагромождение предметов на первой полке стеллажа. Выдернув с третьей полки коробку из-под «Нашей водки», уронив при этом на пол майонезный пузырек, из которого потекла черная пахучая жидкость, Тенгиз поставил ее на пол и сел рядом на корточки. Порывшись в содержимом коробки, он отыскал надорванную пачку «Беломорa». Задымив своим косяком, Тенгиз отправился докуривать его на улицу. Оставил в мастерской травяной запашок анаши.

— Я предпочитаю водочку, — сказал Стопка, когда за Тенгизом закрылась дверь. Зимин слышал это от него в миллионный раз. И не сомневался, что это чистая правда.

Вскоре за стеной послышался нарастающий гул подъезжающего автомобиля, затем хлопанье двери, голоса. Потом в мастерскую опять вошел Тенгиз, свистнул и махнул рукой. Зимин поспешно («Не слишком ли поспешно? Не заметят ли чего?» — посыпались, как гвозди из кармана, сомнения) соскочил с ящика и бросился к выходу. Ему по роли отводилось загонять машины в мастерскую. Угонщик к этому времени, сделав дело, исчезал. Нежелание светиться перед лишними людьми, инстинкт самосохранения — Зимин был в этом уверен — именно угонялы. Тенгиз чрезмерной тягой к конспирации не страдал, скорее наоборот.

«Не обманет ли эта Газель? — выскочил, как чертик из табакерки, не вполне осознанный страх, охвативший Зимина, когда он садился за руль угнанного „Форда“. Однако он успел отметить, что тачка новая, почти без пробега и еще не вполне „обжитая“. — Обманет — не обманет, какая разница? Не хрен было ломаться, как малолетке. Ввязался, увяз, чего теперь…»

И тем не менее что-то сладостно-щемящее бродило в нем, похожее на ощущение перед спуском с высокой горы. И страшно, и тянет, и знаешь, что съезжать придется, а внизу, может, лучше будет…

От угонялы в салоне всегда оставался один и тот же запах. Зимин ждал, когда же тот поменяет туалетную воду, но теперь ему придется вовсе без нее обходиться. «Или его не возьмут? Да нет, возьмут, тачка наверняка подставная, ее как пить дать, вели от места угона. „Мусорам“ охота ведь побольше народу загрести. Конечно, подставная тачка, — уцепился он мыслью за догадку. — Слишком уж аппетитная. Такую лучше бы целиком продать, а не по частям. Но Тенгиз по-другому не работает, только через разбор. У него такая специализация».

Так, думая-толкуя, думами заговаривая разрастающийся страх, Зимин завел машину в мастерскую, поставил перед «ямой», на «яму» тачку они затолкают позже, когда это понадобится. Его собственное авто, на котором приехал Тенгиз, оставалось на улице рядом с ангаром мастерской.

Стопка закрыл створки ворот и присоединился к Зимину. Тот открыл заготовленной отмычкой багажник и выбрасывал оттуда его содержимое на бетонный пол ангара.

И завертелась привычная работа, которая лучше всего прочего отгоняла мрачные мысли Зимина, хотя прогнать окончательно и она не могла.