Читаем без скачивания Звонок в дверь - Рекс Стаут

Оба отрицательно покачали головами.

— Тогда прошу всех к ленчу. Радио будет выключено. За столом мы никогда не обсуждаем никаких дел. Никто, кроме меня и мистера Гудвина, разговаривать не будет.

Он поднялся со стула.

12

Я бы хотел вновь пережить эти двадцать восемь часов. Когда идешь лесом, в котором, как тебе известно, засели снайперы и один из них, может быть, притаился на ближайшем дереве, от тебя требуются лишь сила воли и острый глаз. Но если ты не знаешь, есть ли там снайперы или нет, это уже иное дело. К чему вся твоя сила воли, к чему зоркость и внимательность!

Мы не знали, прослушивается ли наш дом, мы только предполагали это. Если Джервис или Кирби закричат или выругаются, прищемив дверью палец, это может погубить все задуманное нами, но только может, и это было хуже всего. Всякий раз, как я выходил проверить, дежурят ли в вестибюле Саул, Фред или Орри, и не назюзюкались ли они, и не принялись ли болтать между собой, я чувствовал себя крайне глупо. Взрослые люди не глядят под кровать каждую ночь, чтобы проверить, нет ли там вора, хотя вор может спрятаться там.

Обед и ужин прошли довольно тоскливо, разговаривали только Вульф и я, большей частью Вульф, остальные только поглощали пищу и слушали нашу беседу. Попробуйте испытать это сами. Я был не вправе даже обратиться к кому-нибудь из них с просьбой передать мне соль или масло, а мог только показывать пальцем. А когда мы, например, перетаскивали пустые ящики в кладовую, даже мне нельзя было разговаривать, так как мог возникнуть вопрос, с кем я разговариваю.

Я выходил из дому только один раз, вечером в среду, позвонить Хьюиту и сообщить, что груз получен в хорошем состоянии, и в гараж, чтобы проинструктировать Тома Халлорана.

В этой мрачной жизни были и светлые моменты, два из них падают на среду и четыре на четверг, когда Джервис разглядывал Вульфа. Стоя в вестибюле, Джервис изучал, как Вульф спускался по лестнице, как шагал по ровному полу. Во время второго занятия, в четверг, Джервис копировал Вульфа, наслаждаясь довольной улыбкой на лице шефа. Конечно, Кирби точно так же наблюдал за мной, но его задача была значительно проще. В обычным день я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице десятки раз. Единственно, чего не мог видеть Кирби, так это моей манеры управлять автомашиной. А ведь возможно, что за ними до самого дома Хьюита будут следовать филеры, и, если его манера вождения машины слишком отличается от моей, это может вызвать подозрение у сметливого сыщика. Утром в четверг я привел его в кабинет, включил радио и с полчаса толковал с ним на эту тему.

Вспоминая все это, я думаю, что мы не упустили ни единой мелочи. Часов в одиннадцать вечера в среду я поднялся в свою комнату, которая выходит окнами на Тридцать пятую улицу, и, не обращая внимания на то, плотно ли задернуты занавески, переоделся в пижаму, сел на постель, повернул выключатель и погасил свет. Через несколько минут вошли Фред и Орри и разделись в темноте. Затем я поднялся, а они легли. Саул спал на диване в передней, там света мы не выключали. Мы редко это делаем.

Я упоминаю смешные вещи. Когда в среду вечером я погасил свет в кабинете и залез под одеяло, я думал не о ловушке, которую мы готовим, не о том, сработает ли сна, а о кушетке в квартире Сары Дакос. Что, если уборщица решит перевернуть подушки и заглянет под пружины? Задержись я там еще минут пять, может быть, я бы додумался о лучшем тайнике для револьвера.

В четверг утром мы завтракали без Фрица. Как было договорено, в восемь часов утра Хьюит прислал за Фрицем машину. Я помог ему вынести вещи, и, садясь в машину, он мрачно пожал мне руку. Настроение у него было явно неподходящее для создания гастрономических шедевров кучке гурманов. Саул и я приготовили завтрак, а на ленч у нас было холодное мясо, осетрина, две бутылки шампанского и пять сортов сыра.

В 16.45 я находился в кабинете вместе с Саулом, Фредом и Орри. В это время спустился из оранжереи орхидейная нянька Теодор Хорстман, которому сегодня было предложено закончить работу раньше, попрощался и ушел. Вульф был наверху, в своей комнате. В 17.10 я поднялся к себе, зажег свет и начал переодеваться. Я мог бы проверить, нет ли просвета между занавесками, но для меня было бы необычно беспокоиться об этом, а мы дьявольски хотели, чтобы все шло, как всегда. То же самое делал Вульф в своей комнате. В 17.40, одетый для ужина, я спустился в кабинет, а в 17.45 раздался шум лифта, и появился Вульф. Не включая радио, мы принялись разговаривать относительно предстоящей дороги. В 17.55 послышались легкие шаги в вестибюле — это спустились Джервис и Кирби, также одетые для званого ужина. Вечерний костюм Джервиса был значительно лучше костюма шефа, видавшего лучшие времена; костюм же Кирби не шел ни в какое сравнение с моим, за который я в свое время выложил три сотни. Они остановились в дверях. Я сказал Вульфу, что буду ждать его в машине, вышел в вестибюль, подал свое пальто Кирби и протянул мою шляпу. Когда он открывал дверь, чтобы выйти на крыльцо, я встал в угол так, чтобы меня нельзя было увидеть с улицы. Появился Джервис, я подошел и подал ему пальто и шляпу Вульфа. Через несколько минут, которые показались мне вечностью, подкатил наш «герон» и остановился у подъезда. Джервис вышел и затворил за собой дверь. Я наблюдал за ним сквозь смотровое стекло и решил, что он честно зарабатывает лишнюю тысячу долларов. У меня не было никакого мнения относительно Кирби, так как я не знаю, как выгляжу, когда ухожу, но я бы поклялся, что это Вульф собственной персоной спускается с крыльца, пересекает тротуар и садится в машину, если бы не знал точно, что это Джервис. «Герон» укатил спокойно, не торопясь, и я вдруг осознал, что сдерживаю дыхание один Бог знает сколько времени.

Вестибюль опустел. Перед тем как там погас свет, Вульф ушел в кухню, Орри — в неосвещенную столовую, а Саул и Фред — в темную, смежную с вестибюлем комнату. Я сунул руку в боковой карман, ощупал «морли» тридцать восьмого калибра, сделал шаг к парадной двери, удостоверился, что она заперта, постоял, пока мои глаза привыкли к темноте, и затем сел в кресло, стоявшее у вешалки.

Я чувствовал себя отлично. Напряжение прошло. Я был готов ко всему, и мне не оставалось ничего иного, как только ждать, клюнут ли они, решатся ли пойти на грязное дело, или нет: это уж зависело от них, не от меня. Я не знал, сколько подобных дел было на их счету. Никто, кроме них, не знает этого, но мне было доподлинно известно про четыре случая в Нью-Йорке за последний год, не говоря о всяких сплетнях, которые я слышал. Все зависело от того, верил ли Брегг, что это его люди убили Элтхауза. Если верил, то десять против одного, что они заявятся сюда. Если же не верил или почему-либо считал, что его люди не имеют отношения к убийству, они не появятся. Хороша ли наживка, зависело теперь от Брегга, не от нас. Мы сделали все от нас зависящее. Я чувствовал себя превосходно.

Решив, что прошло уже полчаса, я подошел к двери, чтобы взглянуть на часы при свете, проникавшем через матовое стекло. Было всего 18.22, и я почувствовал себя значительно хуже. Ошибка на восемь минут. Обычно я довольно точно определяю время и, если сейчас ошибся, значит, несколько распустился. Вместо того чтобы сесть на место, я пересек вестибюль, подошел к двери в кабинет и почувствовал себя еще хуже, когда дважды зацепил плечом стену. Это было непростительно. Следовало взять себя в руки. Конечно, пойти обратно, руководствуясь прямоугольником света в матовом стекле двери, было проще, но, будь оно проклято, я должен пройти прямо в центр вестибюля, который знал так хорошо! Я проделал это три раза подряд, а затем вернулся и сел.

Я не могу точно назвать время, когда они появились, потому что твердо решил не смотреть на часы до семи вечера, но это произошло около семи. Тусклый свет в дверях вдруг стал еще тусклее — это были они. Двое. Возможно, что третий оставался на тротуаре. Один из них наклонился, осматривая замок, а другой стоял спиной к двери, лицом на улицу.

Конечно, они знали, что замок был системы «Рабсон», и прихватили с собой нужные отмычки, но все же не смогли отпереть дверь с первого раза. Спешить мне пока было некуда. Они не зажгут карманный фонарь в тот же момент, как войдут внутрь, а постоят некоторое время прислушиваясь. Дверь из вестибюля в комнату находилась в четырех футах от моего кресла и была открыта. Я шагнул к ней, сунул внутрь голову, тихонько присвистнул сквозь зубы и в ответ услышал такой же свист. Затем, не касаясь стены, я направился к двери в столовую, еще раз свистнул и вновь услыхал ответный сигнал.

Впоследствии я спорил с Саулом, сколько времени у них ушло на то, чтобы отпереть дверь. Он утверждал, что прошло восемь минут, прежде чем дверь отворилась, а я говорю, что десять. Во всяком случае, она отворилась, и я тут же прошел в кабинет, прижался спиной к стене, протянул левую руку к выключателю, а правой вытащил из кармана свой «морли».