Читаем без скачивания Триумф солнца - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баллантайн бросил взгляд в огромное, от пола до потолка, зеркало в золоченой раме, украшавшее стену напротив. Сходство собственного лица с чертами молодого принца-консорта наполнило душу гордостью, вполне естественной еще и потому, что герцог давно уже оставил юдоль мирской скорби, а сам Пенрод ощущал себя полным сил. Новенькие эполеты на плечах офицера и пуговицы его мундира значительно поблескивали золотом, высокие ботинки для верховой езды сияли, ноги обтягивали белоснежные лосины. На поясе – сабля, с левого плеча свисает доломан, перехваченный золотой цепью, под мышкой правой руки зажат высокий гусарский кивер. На груди пурпурная шелковая лента с орденом «За доблесть» – бронзовым крестом, на чеканку которого пошел металл, выплавленный из захваченных под Севастополем российских пушек. Более высокой воинской награды в империи не было.
В приемную неслышно ступил секретарь сэра Эвелина Беринга.
– Генеральный консул ждет вас.
Боясь нарушить великолепие мундира, все сорок восемь минут ожидания Пенрод стоял; складок на рукавах кителя и бриджах почти не было видно. Капитан надел кивер, еще раз взглянул в зеркало и, убедившись, что кокарда расположена прямо над переносицей, переступил порог кабинета.
Сэр Эвелин Беринг восседал за массивным рабочим столом, перебирая доставленные курьерской почтой депеши. Пенрод молодцевато отдал консулу честь. Занятый корреспонденцией, Беринг кивком подозвал офицера к столу. Секретарь бесшумно закрыл резную дверь.
Дипломат был официальным представителем интересов британского правительства в Египте и наделенным чрезвычайными полномочиями генеральным консулом ее величества в Каире. Фактически Эвелин Беринг являлся вице-королем, руководившим действиями верховного правителя Египта. Поскольку именно английские армия и флот спасли хедива в Александрии от полчищ разъяренных мятежников, древняя страна на деле перешла под протекторат британской короны.
По молодости лет хедив Тауфиг-паша не мог противостоять консулу Берингу и могущественной империи, которую тот представлял. Уступив англичанам право властвовать, хедив получил в обмен мир и спокойствие, напрочь забытые жителями Кемта[8] со времен фараона Птолемея. В министерстве по делам колоний Эвелин Беринг считался одним из наиболее одаренных чиновников. Британский премьер Уильям Гладстон и его кабинет по заслугам ценили удивительную работоспособность и выдающиеся личные качества консула. Подчиненных Беринг держал в строгой узде и относился к ним со снисходительной покровительственностью. За глаза его именовали не иначе как Венценосцем.
Именно поэтому он подчеркнуто игнорировал Пенрода, пока тот читал донесения, делая пометки на полях своим золотым пером. Наконец он встал из-за стола и, оставив Пенрода в позе услужливого подчиненного, медленно приблизился к окну, откуда через реку открывался вид на Гизу и мрачные силуэты трех величественных пирамид, возвышавшихся на противоположном берегу.
«Чертов идиот, – подумал Беринг. – Втянул нас в эту вонючую дыру с протухшей рыбой». Он с самого начала противился назначению Китайца Гордона на должность, желая видеть на этом посту Сэма Бейкера, но Гладстон и военный министр лорд Хартингтон в конце концов одолели его. «В природе Гордона изначально заложена способность провоцировать всевозможные конфликты. Судан давно следовало оставить. Главная задача Гордона заключалась в том, чтобы поскорее вывести наших людей из этой обреченной земли, а не вступать в бессмысленную борьбу с сумасшедшим Махди и его дервишами. Я неоднократно предупреждал Гладстона о подобном исходе событий, но Гордон диктовал свои условия и фактически принудил премьер-министра и его кабинет повторно оккупировать Судан. Если бы не эти несчастные жители, которых он фактически загнал в ловушку, и не честь империи, нам следовало бы оставить Китайца Гордона в этом котле, чтобы он варился там в собственном соку».
Отвернувшись от окна и прервав размышления, которые навевали бессмертные пирамиды на другом берегу Нила, Беринг взглянул на лондонскую «Таймс», лежащую на его рабочем столе перед любимым креслом. С другой стороны, приходится учитывать мнения насмерть перепуганных сентиментальных обывателей, которыми так ловко манипулируют хитроумные представители прессы.
Он уже на память мог процитировать передовицу из этой газеты: «Нам известно, что генерал Гордон со всех сторон окружен враждебными племенами и напрочь отрезан от какого бы то ни было сообщения с Каиром и Лондоном. Учитывая эти обстоятельства, палата общин имеет все основания спросить правительство ее величества, намерено ли оно предпринять хоть какие-то меры по его спасению. Или будет и впредь равнодушно взирать на судьбу человека, призванного решить все его проблемы и брошенного на произвол судьбы. Неужели оно не в состоянии предпринять хотя бы какие-то шаги во спасение этого человека?» Именно так высказался 16 марта 1885 года Рэндолф Черчилль в палате общин. Чертовы демагоги! Беринг недовольно зыркнул на капитана.
– Баллантайн, я хочу, чтобы вы немедленно вернулись в Хартум. – Он впервые обратился к Пенроду с тех пор, как тот переступил порог его кабинета.
– Разумеется, сэр, – мгновенно отреагировал тот. – Я отправлюсь туда через час. – Он прекрасно понимал, что единственным словом, ласкающим слух этого всемогущего властителя Египта, было «да».
Беринг позволил себе слабо улыбнуться, что означало безусловное одобрение. Его ум простирался до неведомых пределов и предугадывал всевозможные последствия, коренившиеся в самых потаенных глубинах египетского общества – от самых верхних правительственных чинов и военных кругов до тайных помыслов фанатично религиозных мулл в мусульманских мечетях и христианских епископов в кафедральных соборах и монастырях коптской церкви. Он имел своих агентов во дворцах хедива и гаремах пашей, на шумных базарах, в уютных чайных и в самых разнообразных общинах как крупных городов и мелких селений.
Пенрод был всего лишь крошечным головастиком в гнилом болоте интриг, в мутной воде которого сэр Эвелин Беринг ловил крупную рыбу искусно расставленными сетями. Однако с некоторых пор он начал ощущать некоторую симпатию к этому парню. За аристократической внешностью красивого человека он обнаружил яркий, чрезвычайно живой ум и необыкновенно развитое чувство долга – его собственный портрет в этом возрасте. Его семейство было безупречным во всех отношениях. Старший брат – баронет проживал в большом поместье на границе с Шотландией. Сам же Пенрод Баллантайн имел весьма значительный доход из семейного трастового фонда, а пурпурная лента на его груди свидетельствовало о храбрости. Более того, этот парень успел уже продемонстрировать недюжинные способности разведчика. Нет никаких сомнений, что он медленно, но настойчиво создает себе репутацию весьма ценного сотрудника – разумеется, не незаменимого, поскольку таковых просто нет в природе, а именно ценного. Возможно, единственная слабость, которую Беринг успел обнаружить в этом человеке, таилась в его брюках.
