Читаем без скачивания Новенький - Уильям Сатклифф

– Я друг Барри?

– Нет – потому что... ммм...

– Я неопытен и можно мною командовать?

– Нет – потому что... просто – ты мне нравишься. Правда.

Потом она меня невероятно поцеловала, я растаял, и мы занялись любовью.

Аллилуйя!

Ееееееееееееееееееееессссссссссссссссссть!

ГООООООООООООООООООООООООЛЛЛЛЛЛЛЛ!

ЗИКО – БРАЗЗЗИИИИИИИИЛИЙААААААА!

Благодарю тебя, Боже.

Говорят, что в первый раз секс разочаровывает. Это безусловное вранье.

В первый раз секс, без сомнения, роскошен изумителен невероятен ошеломителен идеален ослепителен лучше всего на свете. Это задним числом, обнаружив, насколько он может быть лучше (что он может длиться дольше трех минут, что паузы разрешаются и т. д.), можно говорить, что первый сексуальный опыт разочаровал.

В ту минуту, когда я кончил заниматься сексом с Луизой (что случилось через не очень много минут после того, как я начал заниматься сексом с Луизой), я понял, что открыл нечто поистине фантастическое. И если бы оно никогда не стало лучше или дольше, я бы не жаловался. Дальнейшие усовершенствования – просто бонус.

Но я хотел задать один маленький, крошечный посткоитальный вопрос.

– Луиза?.. Знаешь, вот ты говорила про все то, что с тобой случилось, очень сложно, и у тебя есть причины, по которым я тебе нравлюсь, и я слишком молод, чтобы понять, и – но ладно, мне это неважно, но я хочу знать – я... ну то есть, это... я – я достаточно красив?

Она рассмеялась и крепко меня поцеловала.

– Мне нравятся уроды, – сказала она.

Черт.

Я надеялся на другой ответ.

Но на сей раз мне было до лампочки.

Глава тридцать пятая

В общем, во второй половине первого семестра старшего шестого класса в моей походке появилось чуть больше развязности – еле уловимая упругость «я больше не девственник», которую, думаю, люди начали замечать. Я обратил внимание, что посторонние теперь относятся ко мне слегка уважительнее.

Всем моим одноклассникам было около восемнадцати, но большинство из нас оставались девственниками. В обычной школе все уже детьми бы обзавелись, а наша будто опоила нас каким-то магическим зельем – экстрактом кошмарной общественной жизни. Должно быть, им спрыскивали нашу пишу, и оно не позволяло нам изобретательно использовать свободное время.

Не то чтобы это зелье избавляло нас от жажды секса. Все поголовно в школе были одержимы мастурбацией, и в течение дня было практически невозможно избежать какого-нибудь спора насчет количества («четверть пинты, как с куста»), частоты («раз пять в день минимум») и силы («аж на потолке пятна, мужик, представляешь?»).

Эта тема пользовалась невероятной популярностью, и я часто думал, что школьную псалтырь, торчащую у каждого салаги из кармана, неплохо бы заменить «Случаем Портного»[29]. Логичнее, если бы вместо пения гимнов на утренних линейках священник вставал, читал несколько страниц из «Случая Портного», а потом вел нас на коллективную дрочку. Тогда бы мы вступали в новый день с повышенной способностью к концентрации.

«Пожалуйста, встаньте. Положите священную книгу на стулья. Сложите руки. На пенис. Двигайте. УОТСОН! ТЫ МОЛИШЬСЯ? Немедленно прекрати, или я заставлю тебя заниматься этим, стоя перед всей школой! Если ты действительно не можешь сдержаться, можешь купить «Тэблет»[30] и пользоваться им в школьных уборных».

Кроме моей новой походки, главной новостью семестра стало то, что один из школьных преподов по музыке последние десять лет у себя на яхте приставал к мальчикам.

Все были в курсе, что мистер Ньютон по выходным приглашает любимых учеников кататься на яхте, но никто не знал зачем. Равно никто не замечал, что его любимые ученики усердны в разной степени, однако почему-то все они – голубоглазые блондины с правильными чертами лица и предпубертатным румянцем на щеках. В школе, битком набитой евреями и азиатами, отыскать подобные экземпляры не так просто. И с чего это обычный препод может себе позволить собственную яхту? Правда, это не так уж невероятно, если у тебя нет семьи.

Хотя не требуется суперпроницательности, чтобы обобщить все эти факты и прийти к щекотливому выводу, взаимосвязи почему-то никто не обнаруживал.

Во всяком случае, до тех пор, пока один особенно ангелоподобный четвероклассник не явился в кабинет к директору с магнитофонной записью.

Он прокручивал эту пленку друзьям с начала года. Говорил, что тайно записал ее на яхте, играя с мистером Ньютоном в сеанс гипноза. Внятно он так и не сказал, успешно ли его загипнотизировали, и его ответы на пленке разобрать невозможно, однако вопросы мистера Ньютона достаточно ясны, и голос абсолютно узнаваем. Я цитирую:

– Тебе нравятся девочки? Тебе нравятся фильмы про секс? Тебе нравятся журналы? У тебя уже бывает семяизвержение? Тебе нравится играть с собой? Как часто ты это делаешь?

Ангелочек дал послушать пленку всем своим друзьям, всем друзьям своих друзей и большинству друзей друзей своих друзей, пока кто-то не предложил дать ее послушать директору. Что он и сделал.

Мистер Ньютон из школы исчез. О его уходе не объявляли, а его имя так и не появилось в рубрике «Увольняющиеся учителя» в школьной стенгазете. Его с корнем выкорчевали из истории.

(Нужно ли говорить, что парня, который понадеялся завести друзей путем проигрывания пленки, безжалостно третировали как гомосексуалиста, и он ушел, не доучившись до шестого класса.)

Вся история была забавна до крайности – вот ради подобных вещей и стоит ходить в школу.

После такого развлечения остаток семестра казался пустым. Единственным замечательным событием стало открытие, сделанное Майклом Фоксом (парнем с квадратной головой), который штудировал руководство по профориентации: оказывается, в Абердинском университете читают курс «Теология в пивоварении».

Глава тридцать шестая

Мои отношения с Луизой развивались странно. Превращение из друзей в любовников (меня восхищает это слово – такое взрослое), похоже, совершенно ничего не изменило, не считая периодических трахов. Мне это нормальным не казалось, но как только я ударялся в сентиментальность или порывался час проговорить с ней по телефону, она меня ставила на место, не успевал я развернуться. Я ни на йоту не верю во всю эту чушь про сдерживание эмоций, но, наверное, было бы чуть нормальней, если б из нас двоих более страстной была она. Я очутился в странном положении человека, отчаянно мечтающего о долгом взгляде, улыбке или прикосновении. На самом деле обо всем этом должна была мечтать она.

Поймите меня правильно, – все было замечательно, секс потрясающий, и мы отлично ладили; но я все равно нервничал из-за того, что в постели она со мной лишь физически. Вне спальни Луиза обращалась со мной просто как с другом и едва меня касалась. На самом деле она гораздо больше касалась меня раньше, когда мы еще были вроде как на стадии флирта. Теперь же, по-моему, она стала менее дружелюбна, чем тогда.

Ну, это нормально, – хорошо, что она у меня есть. Я просто чувствовал, что нахожусь в проигрышном положении. Я не пытаюсь превратить это в теннисный матч и уж точно не хотел бы отношений, когда приходилось бы всю ночь мечтательно пялиться в глаза подруги, – но я считал, что она все-таки чересчур холодна. Я напрягал все мускулы, чтобы оставаться максимально холодным, но ей как-то удавалось меня перехолодить. Так, будто... будто ей было на меня плевать.

Я слышал нытье насчет того, как кто-то кого-то «использует», и всегда считал, что они просто тупицы с комплексом жертвы, но сам не мог избавиться от мысли, что... что, может... что Луиза... в общем, мне казалось, что Луизе не так уж это все нужно. Что для нее это просто шуточки.

Слушайте – я же не жалуюсь – на самом деле мне безразлично, и даже если бы Луиза наняла меня секс-рабом и никогда мне слова не сказала, все равно было бы отлично: я хотел учиться сексу и занимался именно этим. Жаловаться не на что. Просто я по большей части был не очень-то счастлив.

Чего в имеющихся обстоятельствах совершенно не ожидал.

Я начал смотреть мыльные оперы, надеясь понять, что в подобной ситуации должен делать мужчина, но без толку: такое, похоже, приключалось только с женщинами. И меня определенно не вдохновляло рыдать на семейном диване и проводить с матерью сеанс эмоционального единения душ, в ходе которого она утешила бы меня и случайно обронила, что я приемыш/незаконнорожденный/болен неизлечимой болезнью.

Но должен признаться, положение было крайне чудное. У меня имелись: физическая симпатия к парню, из-за которого я год пребывал в истерике по поводу собственной сексуальной ориентации; секс с его сестрой, которая не касается меня, когда я одет; да еще вполне нормальная дружба с ними обоими.