Читаем без скачивания Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Тодхантер Стаут

– Я тоже, – хмуро ответил я, не желая идти ей навстречу.

Вулф не обсудил со мной тактику поведения, хотя спустился из оранжереи ровно в шесть, а ведь прежде он частенько советовался со мной о том, как вести себя с женщинами. Впрочем, вскоре он уже показал мне, да и ей, что на этот раз помощники для задуманной им игры ему не требовались. Едва гостья устроилась в красном кожаном кресле, он заявил:

– Добрый день, мисс Лугос. Спасибо, что пришли.

В следующую секунду, когда она закинула ногу на ногу и одернула юбку, он встал, дошел почти до самой двери, потом круто развернулся:

– У меня дела на кухне. Мой помощник, мистер Гудвин, задаст вам несколько вопросов от имени миссис Оделл. – И был таков.

– Я удивлен не меньше, чем вы, – сказал я, – но эта выходка совершенно в его стиле. Никакого уважения к братьям или сестрам по разуму. Мне кажется, я уже говорил вам, что, по его мнению, я разбираюсь в женской натуре лучше, чем он. Он и вправду в это верит. Итак, реальность такова: мы с вами сидим в кабинете частного детектива, который вы предпочли розовой комнате в «Рустермане». Если хотите чего-нибудь выпить после тяжелого трудового дня, назовите, – возможно, оно у нас и окажется.

Ее губы едва заметно дернулись.

– Мне бы следовало встать и уйти, – сказала она. – Но, пожалуй… Это только…

– Да, – согласился я. – Это только. В любом случае вы уже повели себя неправильно. По телефону вы размазали меня по стенке. Поставили на место. Отбрили. Но чтобы довести дело до конца, вам следовало отослать орхидеи обратно или даже принести их с собой. Если, конечно, вы не выбросили их в корзинку для мусора?

Хелен вспыхнула и поджала губы. Потом вдруг рассмеялась, да так заливисто и весело, что даже запрокинула голову назад. Кажется, я тоже довольно ухмыльнулся. Да, на самом деле усмехнулся.

– Что ж, мистер Гудвин, – сказала она, – вы победили. Я не выбросила их в мусорную корзину. Он стоят в вазе. И я почти жалею, что не согласилась пойти с вами в «Рустерман». Но, как вы выразились, реальность такова. Поэтому задавайте вопросы.

Я стер с лица улыбку.

– Хотите чего-нибудь выпить?

– Нет, благодарю.

– Тогда давайте начнем. Во-первых, мне кажется, вы слышали, что сказали в тот вечер те шестеро, когда мистер Вулф спросил их, где и как они провели тот уик-энд. Все ли они говорили правду?

– Не знаю. Откуда я могу это знать?

– Мало ли. Может, вы слышали, как Браунинг говорил что-нибудь такое, из чего следовало, что он вовсе не плавал на яхте с пятницы до воскресенья, или Кеннет Меер проговорился, что вовсе не лазил по горам в Вермонте. Cудя по вашему виду, вы считаете, что я последний болван, коль скоро надеюсь, что вы ответите мне на подобные вопросы. Но это не так. В подобном расследовании только последний болван ожидает услышать полные и честные ответы на любой свой вопрос, но он тем не менее спрашивает. Вот, например, такой вопрос. Знал ли Деннис Коупс о привычке Кеннета Меера каждый день заглядывать в тот ящик и проверять, сколько там осталось виски?

– Вопрос довольно коварный. Он подразумевает, что Кеннет Меер каждый день залезал в ящик стола мистера Браунинга.

– Совершенно верно. Так да или нет?

– Нет. Насколько мне известно, это не так. Мистер Браунинг сам проверял, сколько у него осталось виски.

– А покупал виски он сам?

– Он покупает его коробками. Их привозят к нему домой, а на работу он приносит по две бутылки зараз.

– А Кеннет Меер пьет виски?

– Не думаю. Он предпочитает водку.

– А вы пьете виски?

– Крайне редко. Я вообще пью мало.

– А вы сами не проверяли каждый день, сколько виски осталось в ящике?

– Нет. Мистер Браунинг делает это сам.

– А я думал, что секретарши должны проверять все.

– Ну… мало ли, что вы думали.

– Вы знакомы с Деннисом Коупсом?

– Конечно.

– Два человека полагают, что бомбу подложил он, чтобы убрать Кеннета Меера, так как, по их словам, сам метит на его место. Если так, то у него и впрямь были основания думать, что Кеннет Меер имеет обыкновение лазить в ящик каждый день. Как, по-вашему, почему он мог так думать?

– Нет. Я вообще не имею понятия о том, что он думает.

– Один человек считает, что Кеннет Меер подложил бомбу, чтобы расправиться с Браунингом в отместку за то, что вы с ним спите. Об этом вы понятие имеете?

– Да. Это полный бред.

– А вот один мой знакомый репортер с вами не согласился бы. Конечно, по большому счету здесь подразумеваются целых три вопроса, а не один. Первый: состояли ли вы в интимных отношениях с Браунингом? Второй: знал ли об этом Кеннет Меер? И третий: он ли подложил бомбу? Или это тоже полный бред?

Не могу сказать, чтобы она хоть как-то отреагировала. Щечки не зарделись, глаза не загорелись. Она ответила ровно и бесстрастно:

– Полиция уже обо всем этом меня расспрашивала. Мои отношения с мистером Браунингом – это только наше с ним дело. Безусловно, не ваше. Да, женщины спят с мужчинами, поэтому нет ничего абсурдного в предположении, что мы с мистером Браунингом можем состоять в интимных отношениях, но подозревать Кеннета Меера в покушении на мистера Браунинга – это полный бред! Кеннет Меер мечтает сделать карьеру. Ему кажется, что он способен пробиться на самый верх, а кроме мистера Браунинга, ему не на кого рассчитывать.

– Но ведь есть еще вы. Что, если вы для него важнее карьеры? Это уже мое дело, мисс Лугос. Нет ничего бредового в предположении, что любовь мужчины к женщине может отодвигать на задний план все прочие помыслы и стремления. Такое не раз уже случалось.

– Кеннет Меер не из таких людей. Вы его не знаете, а вот я отлично знаю. Сколько времени это еще продлится?

– Не знаю. Это зависит от нескольких причин. Но в любом случае не так долго, как с мистером Вулфом. Он любит задавать вопросы, которые кому угодно покажутся совершенно абсурдными и даже праздными, а я предпочитаю сразу брать быка за рога. Например, когда мистер Вулф спросил вас в тот вечер, не думаете ли вы, что человек, подложивший бомбу, сидит сейчас в этой комнате, вы сказали, что ровным счетом ничего не знаете. Абсолютно ничего. Немудрено. Что еще вы могли сказать при них. А как бы вы ответили сейчас? Не для протокола, разумеется.

– Я