Читаем без скачивания Убить миротворца - Дмитрий Володихин

— Для меня не важно, кто из вас был зачинщиком. Слушайте мой приказ: оба — под арест до конца рейда. Потом скинете по ромбу с погонов. И считайте себя списанными с моего корабля. Вам ясно?

— Так точно.

— Так точно.

— А теперь вон отсюда. Штатное оружие сдать старпому. В кают-компании появляться запрещаю.

Когда Лопес и Семенченко вышли из капитанской каюты, Машенько было попыталась возмутиться:

— Господин командор! Они не виновны. Это я…

— Совершенно верно. Это вы.

— Их честь не должна быть заде…

— Ма-алчать!

Пряхина густо покраснела и взглянула на Вяликова с дерзостью. Мол, да, ты тут старший, но правда все-таки за мной.

— Это действительно вы, и у меня к вам, госпожа лейтенант, всего один вопрос. Вы способны сделать так, чтобы из-за вас больше не дрались офицеры флота?

— Им решать: устав или… Разве должна женщина такие вещи объяснять мужчине?

— Достаточно. Вы списаны с корабля.

Пряхина поперхнулась. Ее переполняла ярость.

— Вы не можете! Как вам не стыдно!

— Более того, вы никогда не будете служить не рейдерах. В том числе, на рейдерах Терры, Русской Венеры и Российской империи. Поверьте, я позабочусь об этом.

— Я полагала, хотя бы на флоте остались настоящие мужики.

— Сверх того, вам будет сложно продолжать карьеру флотского офицера. Кроме служб, располагающихся на поверхности. Там — пожалуйста. Соответствующая пометка будет занесена вам в служебную карту.

— Я!

— …А для начала, лейтенант Пряхина, объявляю вам выговор. Кру-гом…

Машенька выскочила, едва удерживая злые слезы.

— С вами разговор особый, Виктор Максимович. Признаюсь, я долго колебался, отыскивая правильное решение относительно вас.

Вяликов вытер платком вспотевший лоб. Нужно было очень сильно стараться, чтобы не вылететь с флота при его грузном телосложении, и даже сделать карьеру. На корабли набирают, как правило, маленьких и очень маленьких людей. Даже боевики в абордажных командах — не выше 175 сантиметров, не тяжелее 76 килограммов. Ежегодно с флота отбраковывают множество офицеров и матросов со скрытыми формами клаустрофобии, которые приобретают непозволительную остроту… Тем более рейдер: скопление угнетающе тесных мест. Командор перешибает метр восемьдесят росточком и центнер весом. Уникум. По флотилии ходит шуточка, будто бы Вяликова можно доставить на корабль только одним способом: вырезать лист обшивки, втащить командира через это отверстие, а потом заварить внештатные «ворота» до поры… То есть, пока не потребуется его выгружать.

Спрятав платочек, Вяликов продолжил:

— Полагаю, существует не так уж много людей, рожденных для флота. Фактически, все это — абсолютно здравомыслящие маньяки. Поздравляю вас, Виктор Максимович. По моим наблюдениям, вы относитесь к их числу. Ваше блистательное прошлое судостроителя, было, думается, прелюдией; истинное ваше место — здесь…

«Не повысить ли меня в должности? А еще лучше — в звании».

— …Мне хотелось бы и дальше работать с вами. Но недавняя оплошность совершенно к тому не располагает. Вы хотя бы понимаете, в чем суть вашей ошибки?

— Мне не следовало участвовать в… дуэли, господин командор.

— Такова внешняя сторона дела. Видимо, мне стоит проговорить некоторые вещи вслух.

Командор сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Для вас важнее всего должны быть три вещи: Бог, служба и семья. Участие в мальчишестве ваших друзей не входит в этот короткий список. Вы допустили ошибку по очень большому счету, Виктор Максимович. Ошибку приоритета.

Сказано.

Вяликов был прав. Во всяком случае, старший корабельный инженер с ним согласился. Бывают случаи, когда понятия «неправильно» и «недостойно» сливаются воедино. И тогда чертовски сложно бывает тыкнуть себя мордой в собственное дерьмо. Стоишь над кучкой, смотришь на нее в упор, обоняешь все ее прелести… но все никак не разрешишь себе заметить ее.

— Как вы считаете, Виктор Максимович, оправдана ли моя суровость по отношению к прочих участникам… инцидента?

Невиданное дело! Начальство просит обсудить его, начальства, приказы. «До чего сложна наука педагогика…»

— Не знаю, господин командор.

— Ну что ж, попытаюсь объяснить. Насколько я помню, вы ведь женаты, Виктор Максимович?

— Так точно.

— На ближайшие полчаса я освобождаю вас от обязанности строить со мной разговор с помощью уставных фраз. Так вот, позвольте поинтересоваться, довелось ли вам испытать сомнения в день свадьбы?

— Сомнения?

— Именно. Попросту говоря, была ли у вас уверенность, что рядом с вами именно та женщина, и никакой иной быть не может?

— Да, разумеется.

— Простите за назойливость, вы счастливы? Хотя бы довольны? Можете не отвечать, если этот вопрос кажется вам бестактным.

— Почему же… Да… господин командор…

— Даниил Дмитриевич.

— Да. Даниил Дмитриевич… все нормально. Я счастлив. Не было у меня никаких сомнений, нет и, даст Бог, не будет. Мне повезло с Катей.

— Отлично. А я вот менее вас избалован удачей в семейных делах.

— Я… сочувствую вам.

— В этом нет никакой необходимости. Во-первых, вина за развод лежит исключительно на мне. Я разрешил себе сомнения, от которых вы милостью Божиею были освобождены…

— И все равно женились?

Вяликов заметил неописуемое изумление в глазах старшего корабельного инженера и поморщился.

— Представьте себе. Я был тогда моложе вас и очень, очень самоуверен. Я не знал твердо, так ли уж нужна мне Саша… та женщину. То есть, именно она ли мне нужна. Тем не менее, мы венчались. У меня, поверьте, достаточно тихий и покладистый характер, вполне приспособленный для семейной жизни. Впрочем, не мечтайте! Одно дома, другое — на службе… Она совершенно также казалась мне милым и вежливым человеком. Я надеялся на взаимную приязнь и терпение. Даже если нас и не связывало сильное чувство, порядочности, воспитания, общих интересов должно было хватить…

Командор на секунду сбился, увидев, как краснеет, стремительно и неудержимо, его подчиненный. А Сомова не вовремя посетило озорное видение: взмыленная Катькина спина, белая, широкая, замечательная любимая спина, подергивается, попадая в такт его собственным движениям, а вокруг такое шумовое оформление, что будь Судный день, то ангелу-трубачу пришлось бы со стыда об колено сломать свою никчемную дудку.

— …эээ… — с некоторым сомнением продолжил командор, — видите ли… Семья это что-то вроде машины с многочисленными трущимися частями…

Сомов сделался краснее вареного рака, и его командир поспешил добавить:

— …в нравственном и бытовом смысле. Все худо прилаженное в самом начале, с течением времени обязательно погнется, сломается, выйдет из строя.

— Я вас понимаю.

— Черта с два. Сытый голодного не разумеет. Иными словами, колебание в день свадьбы способно разрастить сначала до ссор, потом до взаимной неприязни, а через год-другой напременно обернется катастрофой. Поверьте. И, во-вторых, сочувствовать мне не стоит, и по другой причине. Я, собственно рад был развестить. Колоссальное облегчение. Досадую лишь из-за Саши. Жаль, не сумел я сделать счастливым существо, которое мне доверилось.

Вяликов сделал паузу, но капитан-лейтенант пропустил свою реплику. Он мучительно боролся с виртуальной супругой, пытавшейся перевернуться. «Если перевернется, — думал Сомов, — кранты. Жди непоправимого».

— Сейчас я женат на рейдере «Бентесинко ди Майо»…

Эта фраза неожиданно избавила Сомова от лукавого видения. Он представил себе бронированную спину с лючками, надстройками, антеннами и ракетными портами, подергивающуюся в такт… о! и оторопел.

— …и не смею позволять себе сомнения. На этот раз они могут обернуться гораздо печальнее — и для экипажа, и для корабля. Мне необходима полная уверенность. Малейший риск здесь столь же неуместен, как и при выборе спутницы жизни. Люди, поколебавшие эту уверенность хотя бы один-единственный раз, должны быть заменены как перегоревшие детали. Старая флотская мудрость: нервных — за борт. Иначе сгинут все. Надеюсь, мне удалось ясно выразить свою мысль. А, Виктор Максимович?

— Да, Даниил Дмитриевич.

— Рад, что вы со мной согласны. Надеюсь, наша беседа останется у вас в памяти, а некоторые ее… эээ… подробности не превратятся в сплетни.

— Конечно.

— По поводу вашего участия в давешнем инциденте я принял следующее решение. На вас было дано представление к Синявинскому кресту. Если бы не ваше судостроительное прошлое, плавать бы нам всем глыбами льда вокруг планеты Сатурн. Я было хотел отставить… Но, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что лишать вас заслуженной награды неправильно. Крест вы получите. Но в следующий рейд не пойдете.