Читаем без скачивания «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова. Комментарий - Юрий Щеглов

Жить спокойно, жить беспечно, в вихре танца мчаться вечно. – Ария Виолетты: «Sempre libera degg’io folleggiare di gioia in gioia…» из оперы Дж. Верди «Травиата» (1853) (русский текст: «Жить свободно…»).

Ой, Глеб, где же ты? – Призывание друзей, типичное для большинства третьих снов (ср. сны Глеба, Володи, Вадима, Степаниды).

В пятнадцатом билетике пятерка и любовь, в шестнадцатом билетике расквасишь носик в кровь, в семнадцатом билетике копченой кильки хвост, а в этом вот билетике вопрос совсем не прост. – Образец школьного фольклора, сочиненный самим автором (сообщено Аксеновым).

Хотя Глеб Шустиков уже и так являет собой совершенный продукт «боевой и политической подготовки», он стремится стать еще совершеннее, при каждом удобном случае оттачивая в себе идеальные качества военного моряка: подтянутость, физическую и моральную собранность, политическую грамотность, владение техникой, постоянную готовность к бою. Мышление и речь Глеба целиком сформированы армейской философией и моралью; на каждую житейскую проблему находится у него сентенция, точным, хотя и не всегда уловимым образом отражающая дух уставов, политпропаганды и военно-патриотической мифологии. Каждая реплика Глеба либо является прямой цитатой из идеологизированного военного дискурса, либо отражает более широкие, общегражданские установки эпохи «зрелого социализма».

Эта доминирующая роль военно-политических мотивов в речи Глеба позволяет каким-то краем сблизить его с теми фигурами сатирической литературы, которые мыслят в армейских терминах и переводят в них всю действительность, – вроде Бригадира, Цыфиркина, Скалозуба, Фаддея Козьмича Пруткова и т. п. Но Шустиков Глеб отнюдь не забавен, как они, а способен скорее вызвать беспокойство, да и степень сложности его образа намного выше, чем у этих карикатурных героев. Советское и армейское мировоззрение, и само по себе отнюдь не простое, располагается у Глеба на более глубоком уровне, оно у него «растворено в крови». Преломления этого комплекса советских установок в речи и манерах Глеба гораздо менее прямолинейны и очевидны, более разветвленны и тонки, порой представляя вызов исследовательским стараниям объяснить и вывести все их из какого-либо единого «нервного центра».

Один из идеалов Глеба, как и его товарищей по команде, – физическое совершенство; его отличительные черты – высокая дисциплинированность и упорство в достижении цели. 3-й сон начинается с курьезно специализированной тренировки мускулов: «Стою возле койки – даю нагрузку мускулюс дельтоидеус. Ребята занимаются кто чем, каждый своим делом – кто трицепсом, кто бицепсом, кто квадрицепсом. Сева Антонов мускулюс глютеус качает – его можно понять» (стр. 48).

Программа этого дня включает «финальное соревнование на перетягивание канатов с подводниками» – первое из двух состязаний этого сна (ср. погони, бега и схватки соперников во всех других снах третьей серии). После состязания, окончившегося вничью, Глебу встречается «неуловимо знакомый подводник», в котором мерцают черты Володи, Вадима и других; в конце концов подводник оказывается Ириной, но с чертами легендарного Муция Сцеволы, предмета бесед Шустикова с Ириной.

Начинается второе состязание – на этот раз Глеб бежит за Сцеволой, поднимая вверх подожженную руку. На пути, в темном туннеле, Глебу встречаются «империалисты»: «На бегу сую им горящую руку в агрессивные хавальники. Воют» (стр. 49). Из небесных сфер доносится голос Ирины, предлагающий Глебу посвятить себя Науке. Тут же обнаруживается и сама Наука, имеющая облик бочкотары: она стонет и жалуется, но какие-то добрые люди уже укутали ее одеялами и брезентом.

Конфронтация с враждебными силами продолжается – перед героями, мечтающими о Науке, появляется Лженаука, похожая на «Хунту из какой-то жаркой страны. В одной руке кнут, в другой – консервы рыбные и бутылка “Горного дубняка”» (стр. 49; атрибуты соответственно империалиста-колонизатора и Володи Телескопова). В ответ тренированный Глеб пускает в ход свои профессиональные умения: «Автоматически включаю штурмовую подготовку. <…> [Лженаука, она же Хунта] Размахивается кнутом. Это мы знаем. Носком ботинка в голень – в надкостницу! Тут же – прямой удар в нос – ослепить!» (стр. 49–50).

Ср. столь же специализированные подвиги никогда не теряющегося, всесторонне оснащенного юного героя повести «Мой дедушка – памятник»: «Вспомнив уроки скалолазанья, которые когда-то в Крыму преподал ему папа Эдуард, Геннадий стал карабкаться вверх»; «[Геннадий и Доллис] уже давно говорили по-английски. Вот где пригодились мальчику его усердные занятия этим языком»; «Изумленная Доллис увидела, как [Геннадий] молниеносным приемом дзю-до сбил с ног огромного парня…»; «…он засунул голову в воду и несколько раз позвал друга [дельфина] ультразвуком» и т. п. (Аксенов 1972: 83, 87, 89, 168).

Лженаука-Хунта терпит поражение, но победитель чудовища утомлен и находится не в лучшей форме[25]. Здесь, как кажется, имеет место определенная перекличка с мотивом из первой серии снов – «квазисмертью», предшествующей спасению. «Хлынул тропический ливень – ядовитый. Кашляю и сморкаюсь. Гаснет моя рука. Бегу по комнате смеха – во всех зеркалах красивый, но мокрый…» (стр. 50; курсив наш. – Ю.Щ.). Ср. болотистую низменность Куккофуэго с ее ядовитыми гусями в тропической Халигалии, где оказывается в 1-м сне Дрожжинин, а также падение в стог самого Глеба после не вполне удачного прыжка с парашютом. Глеб видит себя в зеркалах – момент авторефлексии, также знакомый по первым снам.

Подобно Ирине, Володе и Вадиму в их третьих снах, Глеб в конце концов вырывается из замкнутых помещений на простор: «Пробиваю фанерную стенку и вижу…» (стр. 50).

Встает солнце, приближается Хороший Человек с чертами Ирины.

Сева Антонов мускулюс глютеус качает – его можно понять. – Его можно понять – одна из расхожих фраз-клише на все случаи жизни, характерных для военного моряка Шустикова. См. также комментарий к 3-му сну старика Моченкина.

Другие фразы такого рода в 3-м сне Глеба: Умело борется за победу, вызывает законное уважение, хорошую зависть. – Первая фраза – из языка военной педагогики. Ср. «Умело борется за жизнь» (Глеб о летчике Кулаченко, стр. 23). Две следующие – шаблоны, бытовавшие в наиболее пошлых образцах агитпропа: статьях, очерках, речах, стенгазетах и т. п.

Невероятный случай в истории флота со времен ботика Петра. – Штамп «в истории флота», вообще отождествление себя со своим родом войск, а также упоминание хрестоматийных фактов и прототипов из военной истории, в данном случае ботика (маленькое судно) Петра Первого, – черты военного (здесь – флотского) стиля юмора. Ср. в речи пилота Кулаченко: «Редкий случай в истории авиации, товарищи!» (стр. 23). Ср. также афоризм Глеба об авиации (стр. 24 и примечание) Уменьшительный суффикс в слове «ботик» характерен для того оттенка шутливой снисходительности, с каким в армейском фольклоре часто упоминаются прошлое, классика, культура и т. д.

Але, Глеб, делай, как я! – Делай, как я! – неуставная, но практически применяемая команда для чрезвычайных положений, требующих быстроты и находчивости. Ср. в другом месте у Аксенова, тоже с ироническим оттенком: «Делай, как я! – закричал какой-то летчик своим приятелям, и они врезались в гущу тел, отсекая дерущуюся толпу от весов…» («Апельсины из Марокко», глава 10, действие происходит в продовольственном магазине; Аксенов 1964: 229).

По радио неуловимо знакомый голос: – Готов ли ты посвятить себя науке, молодой, красивый Глеб, отдать ей себя до конца, без остатка? – Элементы стиля «Романтика» в линии Ирины – Глеба. Ср. в повести «Мой дедушка – памятник»: «Доллис, Чаби, друзья! Готовы ли вы бороться до конца за идеалы свободы и справедливости?» (Аксенов 1972: 169). Призыв отдать себя целиком науке восходит, возможно, к «Письму к молодежи» академика И.П. Павлова (1935), широко цитировавшемуся в 1940–1950-е годы.

Появление в кульминационный момент погони и борьбы фигур друзей, их призывание героем или хотя бы звук дружественного голоса, как в данном случае, – типичный элемент третьих снов (ср. сны Ирины, Володи, Вадима, Степаниды). Голос из невидимого источника, голос еще до появления говорящего – широко распространенный мотив, передающий некую многозначительность, высшую силу, судьбоносность и т. п. (ср. у Пушкина: «Тогда-то, свыше вдохновенный, / Раздался звучный глас Петра…» («Полтава», 1828–1829) и многие другие примеры).

…из комнаты смеха выходит Лженаука огромного роста. Напоминает какую-то Хунту… – Лженаука и Хунта недаром так похожи друг на друга: ведь это две параллельные мифологемы, играющие одну и ту же роль «главного антагониста» в соответственно научной и внешнеполитической («латиноамериканской») версиях советского мышления. «Буржуазными лженауками» в сталинскую эпоху были объявлены несколько областей знания, в первую очередь кибернетика и генетика: «Кибернетика <…> – реакционная лженаука» (Краткий философский словарь / Под редакцией М. Розенталя и П. Юдина. 4-е изд., доп. и испр. М., 1954. С. 236–237; см.: Душенко 2002: 535). Хунта, правящая Халигалией, – главная враждебная сила в сновидениях Вадима Дрожжинина. Лженаука – с того момента, когда военный моряк под влиянием своей подруги решает посвятить себя Науке, – играет аналогичную роль в снах Глеба Шустикова.