Читаем без скачивания Герой на подработке. Без царя в голове (СИ) - Тихомирова Елена Владимировна

— За то, чтоб Виктор Верше не вздумал нам мстить, — подумав, добавил я и потряс надо ртом флягу, чтобы допить остатки. Напиток был вкусным.

Оба компаньона глядели на мои старания и в их взглядах мне чудилось некое сочувствие. Во всяком случае, я посчитал так, потому что вожак с какой-то нежностью, только что не гладя меня по голове, заключил:

— Выродок ты.

И я, ибо действительно не знал своих родителей, согласился:

— Это да.

— Какой он умный сегодня, — дружелюбно хмыкнул лучник и потёр заслезившийся от ветра единственный глаз.

— Ну, раз умный, — продолжил Данрад разговор, — то пусть знает. Стая Малую в обиду не даст. Она своя теперь.

Сказав это, он открыл горловину кожаного мешка, который зачем-то принёс с собой, и вытряхнул его содержимое на землю. Этим содержимым оказалась разлагающаяся голова советника Вцалбукута. У меня нехорошо засосало под ложечкой, но вида я не подал. Данко тоже. Он поправил лук за спиной и буркнул, что решил отправиться поохотиться. Данрад тоже ушёл по своим делам. Так что я в полном одиночестве, скрестив ноги, сел на траву возле откромсанной головы и вытащил из кармана головоломку.

Смысл её становился всё явственнее.

Глава 8

Нет, как же бесит меня этот Борко!

Я искоса и зловеще поглядел на светловолосого мужлана, числящимся моим соратником, но, размыслив, всё же налил в его бутылочку зелье без добавления парочки «индивидуальных компонентов».

Крайне раздражал этот тип меня тем, что после смерти Марви он совсем распоясался. Наша убийца умела держать всех в узде, хотя и была женщиной. Но Борко являлся тем уродом, к которому в комплект должны идти постоянные ежовые рукавицы. Теперь он почувствовал волю и уже с месяц безбоязненно чудил, воображая себя чуть ли не первым лицом королевства. У него не получалось добиться авторитета лидера в Стае лишь по той причине, что руководил здесь Данрад, а он властью делиться ни с кем не намеревался. Да и остальные не особо любили признавать кого-то над собой.

— Чего так на него косишься? — тихо спросил меня Сорока привычным для него спокойным и ровным голосом. Ранее мы спарринговали, вот он и остался посидеть да посмотреть на варку эликсира.

— Не нравится он мне.

— Тоже думаешь, что надо бы убрать?

Ого! Что-что, а не думал я, что однажды такое услышу. Борко, несмотря на свою мерзость, воином был хоть куда и уже стал полноценным членом команды. И потому после скользкого вопроса мне ничего не оставалось как начать испытывающе коситься на Сороку, но, размыслив, я вздохнул и подтвердил:

— Да.

— Значит, действительно вальнём.

Больше он ничего не сказал, а, потягиваясь, поднялся с бревна и пошёл в ближайшую палатку. Над ней развивался флаг — оранжевая помятая тряпка, на которой я некогда водостойкими красками намалевал ворона и поверженного дракона. Знамя Стаи колыхалось на ветру, как будто издали грозило кому-то. Ворон казался живым, но то было лишь разыгравшееся воображение. Поэтому я прекратил смотреть на него, а затушил огонь и принялся разбирать треногу, думая, что совсем плохо обстановка на моих спутниках сказывается. В пути бы до такого разговора дело не дошло.

Возле границы с Ингшвардом мы торчали уже восьмой день и хорошо, что сразу разбили постоянный лагерь. Причиной долгого ожидания послужило отсутствие пропускной грамоты. Как говорил мне некогда Арнео, политика такое дело, что в ней за месяц всё может поменяться. Так и вышло. Подойди мы к заставе днём раньше, то уже шагали бы по ту сторону границы, а так вот бумаги потребовались.

А какие бумаги? У кого их брать?

В общем, Данрад сумел как-то договориться с командиром гарнизона, чтобы этот высокопоставленный служивый походатайствовал за нас. Тот написал письмо и отправил птицу, заранее нас предупредив, что ответ вряд ли придёт быстро. Что, мол, на его просьбы начальство завсегда отписывается, да вот послание по земле отправляет. А когда там почтовый обоз дойдёт? Ближайший ожидался где-то через недели три, но тут как с погодой повезёт. Вполне вероятно, и дольше дожидаться пришлось бы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В целом, перспектива выглядела безрадостной, а потому Данрад приказал ставить палатки и отправился в компании нескольких человек шастать по округе, чтобы дело какое сыскать. Но с работой на приграничье было глухо. Так что, когда вчера он снова уехал, оставив за главного Сороку, никто ни во что хорошее уже не верил. Начались тихие роптания, а Борко (которого вожак так властью обделил да и с собой не взял тоже) надулся и принялся подначивать ребят делать то, что он велит.

— Чего, маг? Готово?

О, вспомнишь кое-кого, вот и оно.

— Готово, Борко. Забирай.

— Хороший ты варщик, — похвалил он меня и, взяв бутыль, несколько раз подкинул её на ладони. — Я тут вот что подумал, может, какое дело вместе обтяпаем?

— О чём ты?

— Можно было бы рюши наделать и продавать.

— Рюши? — представленные в моём воображении оборки для платьев никак не соответствовали лихому виду моего собеседника. Чего-то я недопонимал.

— Порошок такой. От него хорошо становится, легко и чудится всякое.

— Теперь я понял тебя. Нет, такие порошки не зря под запретом.

— И чё?

— Объяснять долго. Считай, что законников тревожить не желаю.

— Да ну их сучар бояться! Монету сунул, они и исчезли, — легкомысленно отмахнулся Борко. — Да и мы на одном месте сидеть не собираемся. Где будем, там продавать и станем. Ты б варил, а я сбывал. У меня опыт есть. Получится.

— Не получится. Я таким паршивым делом заниматься не стану.

— Белого и пушистого из себя строишь?

— Нет, но у меня есть свои принципы.

— Ах, ты принципиальный?

— Да, знаешь ли.

Наш жёсткий разговор прервало появление Засланца. Он единственный не расстроился из-за вынужденной задержки и с радостью беспробудно пил все дни напролёт, дожидаясь вожака и пропуска в Ингшвард. Откуда он деньги на выпивку находит, все знали. К гадалке не ходи — ворюга залезает в дома по округе соответственно специальности. А результат, вот и сейчас едва на ногах держится. Хорошо хоть на своего компаньона по гулянкам опирается — Окорока. Тот взирал на мир осоловелыми глазами и действительно уже больше походил на подпорку, нежели на человека. Как они добрались до меня оставалось загадкой человеческой выносливости. Костёр-то для варки я завсегда разводил чуть поодаль, чтобы не слишком воняло зельями.

— Стханник. Там тебя… ик… баба ждёт.

— Какая баба? — опешил я.

— С села… ик!

Вместо того, чтобы и дальше расспрашивать я поднялся и, окончательно собрав свои вещи в сумку, закинул её на плечо да пошёл к центру лагеря.

— Морьяр, тут к тебе Софья, — встретила меня Элдри и, не дав толком снять с себя поклажу, потащила за руку. — Вот она.

Софья оказалась женщиной лет под сорок, но уже полностью седой. Судя по одежде, была она небогатой селянкой, а потому робела и порой прикрывала лицо широким рукавом заношенной душегрейки. Хотя, может, и от сглаза вероятного так старалась защититься.

Видел я её впервые.

— Чего надо?

— Матрёнушка, — тоненько, словно овечка, проблеяла та, с интересом оглядывая меня.

По мере того, как она на меня смотрела, страх её исчезал. Мой мальчишеский безбородый вид всё ещё производил благоприятное впечатление.

— Какая Матрёнушка?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Коровушка у нас на всё село одна осталась, — начала жалобно объяснять женщина. — Все померли, несчастные. Зараза какая-то их поизвела. Я вот, дура, радовалась, что моей Матрёне хоть бы хны. Ан не. И Матрёнка слегла. Лежит, родненькая, дышит тяжело. В поту вся. Глаза загноились. В вымени молоко не молоко. Что-то густое, вонюче больно. Сынок вот с заставы на побывку на денёк зашёл и мне в укор, что я молока ему зажалела. А я разве ж родной кровинке зажалею? В ноги ему бросилась и расплакалась! Так и так. Рассказала всё, хотя до последнего молчала. Не хотела его расстраивать. У него и так служба тяжёлая, ратная, а про мать-вдову и про брата неразумного не забывает. И деньги шлёт, и навещает.