Читаем без скачивания Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

Игорь решил не настаивать. Бегство из СССР и пережитые мытарства заставили его переоценить такие понятия, как правда и ложь. Он теперь ни в чем не был уверен, разве что в том, что жив. Для него это была единственная истина на земле: человек либо жив, либо мертв. Остальное — вопрос верований или идеологии.

— Думай, что хочешь, мне все равно. Ты прав, здесь я не врач, а санитар.

Виктор расценил столь стремительную капитуляцию как доказательство мастерства Игоря в искусстве обмана и решил, что из него выйдет хороший таксист.

— Сколько ты сейчас зарабатываешь?

— Не много.

— Хочешь зарабатывать больше и быть свободным?

— Кто же от такого откажется? Если работа честная, я согласен.

— Ты решил меня оскорбить или просто неудачно шутишь? Не забывай, я бывший офицер царской армии. Надеюсь, ты не еврей?

— Я жив, разве это не доказательство?

Игорь стал работать таксистом на графа Виктора, чье весьма растяжимое понятие честности не распространялось на клиентов, особенно на иностранцев.

— Зря ты цепляешься к мелочам, Игорь Эмильевич. Ты меня знаешь, я человек верующий и соблюдаю заповеди. Бог создал простофиль, чтобы их надували.

Игорь не сразу стал настоящим парижским таксистом. Париж — огромный город, все парижане — бешеные, парижанки пребывают в состоянии перманентного возбуждения, в предместьях черт ногу сломит, а их обитатели — скупердяи. Игорю помогла его докторская память, и он в конце концов выучил наизусть план города и те места, где возникали самые безнадежные пробки.

— Раньше Париж ехал. После Освобождения движение по улицам было просто отличное. Потом появился «Ситроен-2CV»[92] и испортил нам жизнь. А после того, как завод «Рено» выпустил дамский «дофин», начался настоящий бедлам.

— Я согласен — при одном условии: буду работать по ночам. Днем я сплю.

— Даже не знаю… Ночной таксист — особая профессия.

— Решай, Виктор Анатольевич, ты хозяин, тебе и карты в руки.

— Моя жена вынесет тебе благодарность. Дневной водитель меня обкрадывает. Насчет тебя я спокоен, у коммуняк одно достоинство — честность. Посоветуешь снотворное?

— Я не разбираюсь во французских препаратах, но сам снотворного не пью. Давно у тебя бессонница?

— Как попал в Париж, так и перестал спать. Поправился на сорок кило. В молодости ел мало, как птичка, а спал как убитый. Чертов врун! Будь ты врачом, знал бы, как мне вылечиться.

Виктор рассказал Игорю, какие хитрости и уловки позволили ему купить белый домик на холмах Лей-ле-Роз, откуда был виден весь Париж, Эйфелева башня и Сакре-Кёр. До самой своей смерти от сердечного приступа, случившейся двенадцать лет спустя, в мае шестьдесят восьмого, в гигантской пробке на Национальном шоссе № 7 в окрестностях Орли (он довел до полного исступления пассажира-техасца, которого два часа мотал по южному предместью!), Виктор считал Игоря первоклассным выдумщиком, который ни дня не работал врачом. Граф заставил Игоря поклясться на образе, что он будет хранить его секрет вечно, и рассказал, как отвлечь внимание клиента и возить его по кругу, делая вид, что едешь по прямой, как продлить поездку, ловя «красную волну» светофоров, на каких улицах движение тормозят мусоровозы и где три раза в неделю гарцуют национальные гвардейцы. Он учил его, что нужно выбирать маршрут по проспектам, где идут дорожные работы, а не те, где их уже закончили. Игорь узнал, как выгодно бывает застрять за фургоном, доставляющим продукты или перевозящим мебель, и как отвлечь внимание пассажира. Одним словом, Игорь постигал науку, как честным трудом заработать на домик в предместье. Виктор предостерегал Игоря против «буров» — садистов-полицейских, пристраивающихся к таксистам, чтобы прищучить их под любым предлогом, учил, как распознать мерзавцев и как с ними договориться — на самый крайний случай.

— Они ездят только на черных «Пежо — четыреста три». Заметил такую сзади, поднимай флажок, как положено. Тебе повезло — они редко работают по ночам.

Игорь и Виктор не стали подписывать договор — они ударили по рукам и расцеловались. Игорь ворчал, что Виктор его эксплуатирует, но продолжал на него работать. Он игнорировал все советы нанимателя и всегда выбирал самый прямой и экономичный для пассажира маршрут. Он был сам себе хозяин и без труда зарабатывал на жизнь. Только это и было для него важно. Игорь ни разу никому не сказал, что он русский, — в отличие от Виктора, который таким образом набивал себе цену. Ему случалось возить советских партийных функционеров, обожавших парижские русские кабаре, слышал много секретов. Он рассказал нам о смещении Никиты Хрущева и назначении генсеком Леонида Брежнева за четыре дня до этих событий. Он знал, что похожий на Бастера Китона бессменный министр иностранных дел СССР Андрей Громыко, бывая в Париже, навещает очень дорогую любовницу по имени Мартина.

20

Франк стоял у церкви Сент-Этьен-дю-Мон, курил и ждал, когда в лицее Генриха IV окончатся занятия. Я учился у тех же преподавателей, что и он, но ко мне они относились весьма скептически.

— Вы родственник Франка Марини?

— Да, мадам, я его брат.

— Он был куда способней вас.

Десять дней назад Франк покинул наш дом, хлопнув на прощание дверью. Я перешел на другую сторону улицы, и брат вдруг чмокнул меня в щеку. Я ужасно удивился и отнес это на счет нервов.

— Мне передали твое сообщение. Может, посидим где-нибудь, выпьем кофе?

На улице Кловис мы наткнулись на Шерлока — он наблюдал, как ученики покидают здание, заметил нас, подошел, протянул Франку руку и улыбнулся:

— Как дела, Марини?

— У меня все хорошо, мсье Массон. Что скажете о Мишеле?

— Хорошо, что несчастный случай обошелся без последствий.

— Ты попал в аварию? — поразился Франк.

У меня задрожали ноги, по телу побежали мурашки.

— Да нет, так, ерунда, потом расскажу, — промямлил я.

— Нужно быть внимательней, Мишель, — назидательным тоном произнес Шерлок. — Я наблюдал, как вы переходили улицу. Ни один из вас не посмотрел по сторонам!

— Обещаю стать осторожней, мсье.

— Невероятно, Франк, Мишель выше вас ростом, а к учебе относится иначе. Довольствуется «среднепереводными» оценками, так сказать.

— Будьте с ним построже, мсье.

— У меня создалось впечатление, что его интересы лежат, скорее, в области настольного футбола.

— Футбол в прошлом, теперь он увлекся шахматами.

— Неужели? Это интересно! Давайте как-нибудь сыграем, покажете, на что вы способны, Мишель.

Мы отправились на площадь Контрэскарп, в «Ла Шоп».

— Что это за история с несчастным случаем?

— Да так, натрепал Шерлоку, чтобы оправдать прогул.

— Ты совсем обалдел?

— Не волнуйся, я стараюсь не зарываться.

— За такую глупость тебя могут исключить из лицея! Ты о родителях подумал?

— Беспокоишься о них?

— Не о них — о тебе. Кончай валять дурака, подумай о будущем и начни как следует вкалывать.

Официант принес наш заказ — пиво Франку и лимонад с белым вином мне.

— А ты никогда не делаешь глупостей?

— Я получил диплом и теперь могу делать что захочу. Зачем вызывал, что за срочность? Если решил помирить меня с родителями, ничего не выйдет.

— Сесиль… Ты уже забыл ее?

— А что с Сесиль?

— Она несчастна. Ты пообещал перезвонить — и не перезвонил. Уже много недель она ничего о тебе не знает и не понимает, что происходит.

— Не лезь не в свое дело.

— Я думал, ты ее любишь.

— Сказал же — не лезь!

— Она потрясающая, замечательная… «Я люблю девушку с прелестным затылком, красивой грудью, изящными запястьями, чудным голосом, дивным лбом и классными коленками…» Помнишь?

— Прекрати! Что за игру ты затеял? Это Сесиль попросила тебя усовестить меня?

— Она уверена, что у тебя другая и ты не решаешься признаться!

— Бабский бред! Нет у меня никого.

— Ты ее бросил?

Франк не ответил. Он опустил голову, достал из пачки сигарету, закурил, спохватился, что в пепельнице дымится другая, затушил ее и бросил на меня недобрый взгляд:

— Умеешь хранить секреты?

— Ну вот, и ты туда же…

— Я был на призывном пункте и записался. Еду в Алжир.

— Ты студент.

— Я отказался от отсрочки.

— С ума сошел!

— Попробуй объяснить женщине, что бросаешь ее ради армии. Что можешь провести на военной службе много лет. Я ничего не сказал Сесиль, потому что это выше моих сил.

— Но она считает, что ты променял ее на другую женщину!

— Я поступил так сознательно. Чтобы она отвязалась.

— Почему было не объясниться, не сказать правду в лицо?

— Да потому, что я люблю ее, придурок! Я бы просто не смог. Не хочу, чтобы она меня ждала. Не желаю быть на привязи. Я решил уехать, ничего не говоря.