Читаем без скачивания Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс

Юноша. Тогда полынь насыпь на ложе брачное, / Четыре связки лоз поставь и траурной / Повязкой повяжись и погребальные / Кувшины вынь, водицу у дверей налей!

Старуха. Тогда уж и могильный мне венок купи!

Юноша. Конечно! Если только доживешь до свеч / И, как щепотка пыли, не рассыплешься.

Старуха тащит юношу в дом. Из дверей другого домика выходит молодая.

Молодая. Куда его ты тащишь?

Старуха. Мой! С собой веду.

Молодая. Бессмыслица! Тебе же не ровесник он. / Ну как с такою старой ночевать юнцу? Ты в матери годишься, не в любовницы. / Ведь если захотите выполнять закон, / Эдипами всю землю переполните.

Старуха. Завидуешь ты мне, распронегодная! / И потому болтаешь! Отомщу тебе!

Потасовка, молодая и старуха стараются вырвать юношу друг у друга. Молодой удается оттащить его.

Юноша. Спаситель, Зевс свидетель! Славен подвиг твой! / Цветочек! Ты у ведьмы отняла меня. / За эту милость нынешним же вечером / Могучим, жарким даром отплачу тебе».

4. Алексид

Алексид был уроженцем города Фурии на юге Италии, жил около 392–288 гг. до н. э. и, в соответствии со словарем Свиды, оставил 245 комедий.

Нас прежде всего будет интересовать его «Агонида» (имя гетеры). Разрозненные немногочисленные фрагменты не дают представления о пьесе в целом, но в ней определенно шла речь о Мисголе из аттического дема Коллит. Его страсть к красивым мальчикам, особенно к тем, кто умел играть на лютне, подтверждается несколькими отрывками, например у Эсхина: «Это тот самый Мисгол, сын Навкратиса из Коллита, в других отношениях человек прекрасный и душой и телом; но он всегда любил мальчиков и постоянно держал при себе игравших на лютне мальчиков и девочек». На него же намекают и Антифан в «Рыбаках», и Тимокл в «Сапфо». В «Агониде» Алексида девочка говорит матери: «Мамочка, не отдавай меня Мисголу, ведь я не играю на лютне». И приводятся такие слова: «Юноша не ест чеснока, чтобы не вызвать отвращения у своего любовника во время поцелуя».

5. Тимокл

В комедии Ореста «Автоклид» определенную роль играли любовные похождения Автоклида. Имелся в виду тот Автоклид из Гагнуса, которого упоминает в своей знаменитой речи против Тимарха оратор Эсхин. Ситуация в пьесе была схожа с ситуацией, когда Ореста преследовали фурии: любящий мальчиков (педераст) Автоклид преследуется толпой гетер; во всяком случае, фрагмент 25 указывает на это, в нем описана сцена, когда не менее одиннадцати гетер не спускают глаз с несчастного даже во время его сна.

6. Менандр

Менандр из Афин, сын Диопейта и Гегесистраты, жил в период с 342-го по 291 г. до н. э. и был племянником уже упоминавшегося Алексида, поэта средней комедии, который и познакомил Менандра с техникой комедийного жанра. Уже в возрасте 21 года он одержал победу, которую одерживал еще семь раз, на драматических состязаниях. Менандр принадлежит к поэтам, которыми не перестают восхищаться потомки и который оказал сильное влияние на своих современников. Мы уже говорили о его комедии «Андрогин, или Критяне». Там описывается поведение кинеда (сластолюбца) с некоторым намеком на Ктесиппа, сына Хабрия. О нем говорили, что он распродал даже камни с погребения своего отца, чтобы продолжать вести разгульный образ жизни: «Ну да, жена, я тоже некогда был юным, но я не мылся по пять раз в день. А теперь моюсь. У меня никогда не было роскошной одежды, а теперь есть. Я никогда в юности не умащался, а теперь я это делаю. И я буду красить волосы и выщипывать их в нужных местах, и в короткий срок превращусь в Ктесиппа».

Обзорные и дополнительные замечания о трагической и комической поэзии

Трагедия более раннего времени редко использовала эротические мотивы; за исключением «Агамемнона» Эсхила, предмет которой – убийство Агамемнона на почве жестокой ревности, мы вряд ли могли бы привести пример трагедии, где любовь играла главную роль, не говоря уже о гомосексуальных отношениях. Во всяком случае, любовные истории с трагическим концом не рассчитаны на то, чтобы заставить зрителя испытывать возвышенные чувства и ощущать трагичность судьбы на пире богов.

Софокл в своих сюжетах часто выводил любовную страсть, но только в качестве подчиненного мотива, например любовь Медеи к Ясону в «Женщинах Колихиды», Гипподемии к Пелопсу в «Эномае». В качестве основного и единственного сюжета любовная страсть присутствует лишь в одной трагедии – в «Федре», где непреодолимая любовь Федры к ее красивому пасынку Ипполиту приводит к преступлению, являясь осью, вокруг которой вращается все действие пьесы. Это самая старая по времени трагедия любви в прямом смысле этого слова. Надо отметить, что блестящее изображение безумной любви произвело неизгладимое впечатление на зрителей и стало мощным стимулом для дальнейшей интерпретации эротических сюжетов. Не только Еврипид использовал тот же мотив в двух своих трагедиях, одна из которых дошла до нашего времени, но в соответствии с Павсанием история Федры и Ипполита позже стала повсеместно известна «даже не грекам, если только они могли понимать по-гречески». Еврипид сделал приоритетным эротический материал и, следовательно, перевел героическую трагедию в тип буржуазной пьесы с несчастливым концом; ведь несмотря на то, что он использует имена и характеры героического времени, мужчины во все времена остаются мужчинами, а чувства и страсти, представленные поэтом, присущи всему человечеству и вовсе не связаны с определенным историческим периодом.

Отныне эротика завоевала греческую сцену, и Еврипид, как и другие греческие трагики, не уставал описывать в разнообразнейших вариациях всепобеждающую силу любви – высочайшее блаженство и безмерное страдание – и позволял зрителям переживать всю глубину и бездонность величайшей из всех тайн, которую люди называют любовью. Еврипид также стал первым трагиком, осмелившимся представить мотив инцеста на сцене в трагедии «Эол», в основе сюжета которой – любовь Канакиды к ее брату Макарею со всеми трагическими последствиями. Сходные мотивы стали часто использовать трагики более позднего периода; и в связи с этим мы должны помнить, что не только любовь Библиды к ее брату Кавну, но и Мирры к ее отцу Кинару, Арпалисы к ее отцу Климену также стала содержанием пьес, вынесенных на суд зрителей. Овидий не преувеличивает, когда после длинного списка перечислений эротических трагедий говорит, что для полного списка одних только названий у него не хватило бы места для целого тома.

Хотя Аристофан («Облака», «Лягушки»), главный представитель старой комедии, нападает на трагических поэтов, представлявших любовные страдания как основной элемент и движущую силу пьес, начало которым положил Еврипид, – его собственные пьесы, как мы видели, полны эротики, – это лишь признак наступления новой комедии. По мере того как женщины все более и более освобождались от ограничений, наложенных на них в старые времена, в новой комедии любовь мужчины к женщине начинает занимать все более значительное место. Постепенно любовная интрига и становится основным стержнем комедии о сентиментальной любви.

Поэтому Плутарх верно заметил, что «творчество Менандра держится на одном стержне – на любви, которая прорывается во всех его комедиях, на едином дыхании жизни». И теперь уже чувственная сторона любви становится главной темой, поскольку все молодые женщины новой комедии, по которым страдают мужчины, являются гетерами. Мужчины все еще были убеждены в том, что брак полон обязанностей, а любовные отношения следует оставить гетерам.

Хорошо известно, что античная сцена ограничивалась небольшим количеством актеров, а женские роли исполняли мужчины.

Наряду с масками, сумасшедшими выходками и шутками античная комедия также сохранила такой атрибут народных шествий, как фаллос, сделанный из кожи, как символ богов плодородия. После всего, что было сказано о культе фаллоса, эту традицию, по крайней мере, легко понять; комедия выросла из песен участников шествий с фаллосом.

Если роль предполагала обнаженную натуру, актер надевал облегающую одежду, под которую накладывались фальшивые груди и фальшивый живот, где отчетливо выделялись соски и пупок. С течением времени фаллос использовался все реже; во всяком случае, на вазовой живописи нам известно немало сцен, где он вовсе отсутствует. Он, безусловно, принадлежал старой комедии, которая использовала его в карикатурном виде в сценах с мифологическим содержанием, он подчеркивал комизм и гротеск ситуации. Участнику хора в сатирических пьесах надевали набедренные повязки из козлиных шкур, которые прикрывали фаллос, а сзади приделывали маленькие хвостики сатиров.

Современный читатель, возможно, заинтересуется, посещались ли комические представления, где так много эротики и непристойных шуток, женщинами и детьми. Конечно, на это не было запрета; возможно, что зрителями комедий чаще становились гетеры, чем добропорядочные матери семейств, однако присутствие мальчиков на представлениях подтверждается надежными свидетельствами. Всякий, кто находит это непристойным или даже оскорбительным, должен понимать, что древние воспринимали сексуальность достаточно наивно, что, в сущности, они не окружали сексуальные отношения завесой тайны, но отдавали им дань уважения в качестве необходимого условия собственного существования, и это, хотя и в гротескном виде, можно было наблюдать в отношении к комедии.