Читаем без скачивания Итальянская новелла Возрождения - Джиральди Чинтио

— Раз это предложение не проходит, поручите двум из нас вызвать магистра Дино, сказать ему все, что полагается, и как следует его напугать.

И вот Гино и еще один послали за магистром Дино. Когда тот явился, Гино начал с того, что расхохотался и в конце концов сказал ему, что Дино жаждет не более не менее как его трупа и что он все прочее готов ему простить и со всем примириться, кроме спущенных штанов. На что магистр Дино говорит:

— Есть на свете страна, наиобширнейшая, и есть в ней король всемогущий, и множество у него князей подначальных и имя ему король Сарский. И когда кто-нибудь чинит им поклон, то снимает шапку, а когда чинит поклон самому великому королю, то снимает сразу и шапку и штаны. Я же, рассудив, что Знаменосец Справедливости — величайший из синьоров не только этой провинции, но всей Италии в целом, сделал, когда захотел ему поклониться, то же, что принято делать в этой стране.

Услыхав эти доводы, оба приора захохотали пуще прежнего и, вернувшись к Дино и к остальным, рассказали, как они пристыдили магистра Дино и как круто они с ним обошлись, а что он сослался на такой-то обычай в такой-то стране и что если это правда, то он не так уж виноват, и уговаривали Дино больше об этом не думать и предоставить это дело на их усмотрение.

Коротко говоря, Дино стал постепенно забывать об обиде, нанесенной ему магистром Дино, однако не настолько, чтобы с ним разговаривать, и это в течение нескольких лет, а магистр Дино этим только наслаждался и говорил:

— Если он со мной не будет разговаривать, я не пойду его лечить, когда он заболеет.

И так у них продолжалось долгое время, пока наконец магистр Томазо дель Гарбо не помирил их, устроив вечер в их честь и угостив их ужином с желудком и куропатками.

Всегда хорошо, чтобы в числе синьоров-правителей и в их компании был кто-нибудь один, кто своими повадками развлекал бы остальных.

Дино этот и был таким, но он не от какого-либо прирожденного изъяна, а только благодаря своему воспитанию гнушался всяких гадостей и не хотел даже о них слышать, и над этим-то и потешался магистр Дино и этим потешал синьоров. Поэтому благодари господа, если у тебя такой желудок, который приемлет все.

Новелла CI

Джованни — апостол, прикрываясь святостью собственной особы, проникает в пустынь и имеет дело с тремя пустынницами, так как больше трех там и не было

Не так давно в Тоди жил некий человек по имени Джованни дель Иннаморато, и был он из тех, кто называют себя апостолами и ходят в серых одеждах, никогда не поднимая глаз, а кроме того, он исполнял в Тоди обязанности цирюльника. Он имел обыкновение бродить по разным местам в окрестностях Тоди и часто проходил мимо одной пустыни, где обитали три молодые пустынницы, из коих одна была красавицей хоть куда. И означенного Джованни часто спрашивали:

— Почему тебя прозвали «дель Иннаморато»[46]?

И тот отвечал:

— Потому, что я влюблен в благодать Иисуса. И почти что все признавали в нем святого, особливо же эти три пустынницы, которые его весьма почитали. И Джованни этот говорил, что влюблен в Иисуса, но втайне еще больше был влюблен в красивую пустынницу. Однажды побывав в одной монашеской обители на расстоянии около трех миль от Тоди и возвращаясь оттуда поздно вечером в холодную и снежную погоду, он дошел до этой самой пустыни в столь поздний вечерний час, когда он уже не мог бы попасть в Тоди, что всецело и входило в его намерения. Подойдя, он постучал в круглое окошко.

— Господи, кто это?

Он отвечает:

— Это я, ваш Джованни дель Иннаморато.

— А что вы здесь делаете в этот час?

Тот говорит:

— Я ходил нынче утром в такое-то аббатство и провел день с отцом Фортунато, а сейчас возвращаюсь в Тоди, но поздний час и злая непогода привели меня сюда, и я не знаю, как мне быть. Поблизости от вашей пустыни нет ни дома, ни крова.

Пустынницы и говорят:

— Что же заставило вас идти в такое позднее время?

Отвечает апостол:

— Не было солнца, и тучи меня обманули, но раз уже так, прошу вас, впустите меня ненадолго под эту крышу.

Пустынницы говорят:

— А разве вы не знаете, что мы никого к себе не впускаем?

На это апостол:

— Это ко мне не относится, ибо я такой же, как вы, слуга господний. К тому же и случай такой, что ночь и непогода меня сюда привели — на мою же беду, и вы знаете, что господь наш приказывает помогать тем, кто в беде.

Женщины, которые были непорочными девами, поверили его словам и открыли ему. Когда после чтения часов и легкого ужина им пришло время отправиться на покой, Джованни говорит им:

— Идите себе спать, а я посплю на этой лавочке.

У них было только одно ложе, и они сказали:

— Мы пристроимся на этих ящиках, а ты иди на кровать.

Словом, он не захотел и сказал:

— Идите вы на кровать, а я как-нибудь устроюсь.

Те и пошли на свое ложе: красавица легла в головах, другая рядом с ней, с краю, вдоль стенки, а в ногах, тоже вдоль стенки, — легла третья. Немного погодя одна из пустынниц говорит:

— Джованни, нам жалко тебя, если только подумать, как здесь холодно.

Джованни отвечает:

— Я и сам это чувствую. Боюсь, как бы не простудиться. Меня всего трясет. — Берет светильник, который там горел, и говорит: — Я хочу сходить на кухню и развести огонь.

А когда он пошел туда, в очаге огня не было. Увидев это, он подумал: «Если я потушу светильник, света больше не будет и я легче достигну своей цели». И, потушив светильник, говорит:

— Беда, я хотел развести немного огня, а светильник погас.

— Что же ты будешь делать? — сказала красивая пустынница.

Джованни и говорит:

— Раз я уже здесь (и подходит к самой постели), я залезу сюда с этого края к твоим ногам. — И шаря руками, он натыкается на лицо пустынницы, а затем, спустившись ниже, он нащупывает край кровати и говорит: — Простите меня, уж лучше так, чем умереть.

Пустынницы притаились скорее от стыда, чем от чего-либо другого, а может быть, какая-нибудь из них и спала. Как только Джованни оказался в постели, а она была маленькая, он уже не мог не коснуться красивой пустынницы и прежде всего ее ножек, которые у нее были нежные-нежные.

Джованни говорит:

— Благословен Иисус Христос, создавший столь прекрасные ножки.

А за ножками, касаясь ее икр:

— Благословен будь Иисус, сотворивший столь прекрасные икры.

И дойдя до колен:

— Вечная хвала господу, изваявшему столь прекрасное колено.

А еще выше, касаясь ляжек:

— О, да благословенно будет всемогущество божье, породившее столь прекрасный предмет.

И говорит пустынница:

— Джованни, не поднимайтесь выше, там преисподняя.

На что Джованни:

— А у меня здесь с собою диавол, которого я всю жизнь мечтал загнать в преисподнюю. — И прижался к ней, загоняя диавола в преисподнюю, хотя она слегка сопротивлялась руками и говорила:

— Что такое, Джованни? Что ты делаешь? Ты нас всех будешь исповедовать, и меня в особенности, но зачем же прибегать к такому способу?

Джованни говорит:

— Ты думаешь, что Иисус создал твою красоту, чтобы она пропадала даром? Не думай этого.

После того как Джованни побывал там, где он хотел быть, он вернулся на свой край кровати. Из двух других пустынниц, которые, быть может, притворялись спящими, та, что была рядом с Джованни, ближе к стенке, говорит:

— О Джованни, что за нечисть такая шутит с нами нынче ночью? Истинный бог, плохую услугу ты нам оказал, и нечего тебе было залезать к нам в постель.

На что Джованни:

— О святая душа, неужели ты думаешь, что я сотворил что-нибудь иное, кроме добра? Ведь я не сказал ни слова, которое не было бы хвалой, воздаваемой Спасителю. К тому же не сомневайся, что демон захватил бы над вами великую власть, если бы никто не помог вашей немощи. Но именно это я и сделал.

С этими словами он принимается и за нее, начиная от ног, как и с первой, и все, что он делал с той, он проделывает и с этой.

Заметив возню и прислушавшись, третья говорит:

— Честное слово, Джованни, если тебе и отперли, то ты и отплатил нам по заслугам!

Джованни говорит:

— Глупые вы, глупые! Неужели вы думаете, что то, что я сделал, не добро? Неужели вы думаете, что многие затворницы, такие же как вы, не отчаялись бы, если бы кто-нибудь, мне подобный, часто не утешал их таким же способом? Вы молоды, и вы женщины. Неужели вы думаете, что от этого у вас убудет божьей благодати? А как вы знаете, он собственными устами своими изрек, что мы должны испытать все и запомнить хорошее. А это в высшей степени полезно и нашему брату, ибо хотя я и ношу это облачение, все же я — человек и меня часто обуревают любострастные вожделения, которые никак и никогда не удается укротить, если их не обуздать так, как мы их обуздываем совместно с вами. Так я поступил, и так я буду поступать в меру вашего желания и не больше того.