Читаем без скачивания Любовь и маска - Дмитрий Щеглов

Ощущение предельного, не взятого в кавычки счастья, когда все чувства работают, как идеально отлаженная, спущенная с конвейера машина.

Елена Тяпкина — столь же дородная, сколь и даровитая исполнительница роли хозяйки виллы — позднее вспоминала, что именно тогда, в Гаграх, стала свидетельницей «зарождающегося чувства».

Если оно в то время только «зарождалось», то у режиссера. В Орловой оно родилось с первой их встречи. Ей было непросто. Это ведь сейчас в глянцевитых, отредактированных добрыми людьми воспоминаниях начало их романа (как, впрочем, и вся жизнь) выглядит ручейком дистиллированной водицы, без всяких притоков, запруд, каналов (тем паче Беломорско-Балтийских), который вдруг превратился в полноводную реку «Волгу-Волгу».

А тогда для Орловой, с ее скрытностью, щепетильностью, всякое открытое выражение своего чувства было недопустимо.

Придерживаясь тщательно выверенной интонации, она завоевывала режиссера медленно и, можно сказать, в стилистике того фильма, в котором участвовала.

Когда подошло время съемок «пира животных», выяснилось, что многие умозрительные режиссерские придумки практически неосуществимы. Трюк с налакавшимся коньяка поросенком вдохновил было группу, но вот с быком Чемберленом не получалось ничего.

По замыслу — этот несчастный беломордый бык должен был выпить крюшон из вазы и сильно охмелеть. Придумать — придумали, а снять… Александров довольно обстоятельно рассказал об этом эпизоде в своих мемуарах:

«Начали с того, что поставили перед быком ведро с водкой. Бык долго принюхивался, но лакать не спешил. В конце концов стал пить водку, но, охмелев, разбушевался, разорвал веревку, которой был привязан, выбежал во двор студии и начал гоняться за всеми подряд. Приехавшего на мотоцикле ассистента загнал на дерево, а мотоцикл бодал до тех пор, пока тот не заглох. Неподалеку шли натурные съемки. Чемберлен разворотил декоративный газетный киоск, разогнал осветителей.

Решили вызвать пожарную команду и брандспойтами загнали быка в гараж.

Режиссер отправился на консультацию к Владимиру Дурову.

Выслушав его, знаменитый дрессировщик сказал:

— Бык — животное трудное. Недаром говорят: „Упрям как бык“. Приведите его в мой „Уголок“, я понаблюдаю за его повадками, характером, поработаю, а месяцев через пять видно будет, что из него получится.

За это время нужно было снять всю картину.

На студии появился бледный человек с удивительно непроницаемыми черными глазами:

— Я слышал, что вам для съемки нужен пьяный бык?

— Да, важно, чтобы он ходил качающейся походкой… ложился на пол…

— Я гипнотизер, — сказал бледный человек. — Я могу его загипнотизировать, и он будет, как пьяный.

Хотя никто никогда не слышал о том, чтобы гипнотизировали животных, директор группы удалился с черноглазым обсудить финансовую сторону дела.

Чтобы бык не крутил головой, его привязали между врытыми в землю столбами, а черноглазый сел напротив быка и стал таращить на него свои выразительные глаза. Работал он, надо сказать, честно, ни разу не сморгнул в течение четырех часов упорного напряжения, но конце концов, побледнев еще больше, потерял сознание и упал в обморок. Его унесли в студийную клинику, а с быком ничего не случилось — как он жевал с ленцой свое сено, так и продолжал жевать…

Затем ассистент И. Симков привел циркача, который предложил туго перетянуть проволокой одну переднюю и одну заднюю ногу — быку будет больно, он начнет хромать и производить впечатление пьяного. Я считал, что недопустимо истязать болью животное, и не согласился.

Время шло. Декорация стояла, занимая площадь павильона. Мы должны были снимать, выдавать по плану полезный метраж. Наше положение было трагическим. Нас прорабатывали в стенгазете и на собраниях „Москинокомбината“.

И вот неожиданно появился симпатичный старичок с синими смеющимися глазами. Это был ветеринар-пенсионер.

— Вам надо, чтобы бык был пьяный, но тихий?

— Совершенно верно!

— Быку надо дать водки и изрядно разбавить ее бромом. И тогда он будет и пьяный и тихий. Пошатается немного, ляжет и уснет.

Приняв все необходимые предосторожности, попробовали. Все получилось как надо. Бык шатался, ложился, засыпал. Задание было выполнено. Одно мгновение смеха было снято» (Г. В. Александров. «Эпоха кино»).

История с быком на этом, однако, не закончилась.

По сценарию пастуху Косте никак не удавалось выгнать Чемберлена из дома. Тогда он должен был взобраться на быка и, как наездник, направить его к выходу.

— Ну что, Леня, давай! — воскликнул Александров, обращаясь к Утесову.

— Э-э, Гриша, не еврейское это дело — на быках ездить, — ответил главный джазмен страны, к тому времени уже порядком утомленный всей этой зоологической возней.

На быка полез было сам Александров, но тут Орлова «робким голосом» предложила в наездницы себя. Ее принялись отговаривать, пытались обратить все в шутку, но она настаивала — только попробуем, страхуйте меня, если буду падать!

Не дожидаясь разрешения, она быстро взобралась по лестнице на спину быка, которого после этого потихоньку повели к декорации. Примеряясь, как лучше удержаться, Орлова ухватилась за пучок шерсти на бычьем крупе и предложила сидеть на Чемберлене вот так — лицом к хвосту, вроде бы получалось смешнее, да и в случае чего можно было бы ухватиться за этот пучок.

Когда началась съемка, Орлова увлеклась и с такой яростью охаживала быка веником, что он в очередной раз взбунтовался, брыкнул задними ногами и сбросил наездницу. Встать сама она не смогла — ушиб спины оказался настолько сильным, что больше месяца Орловой пришлось пролежать в постели. Сцену досняли через несколько недель — взять дублера актриса категорически отказалась.

Историю эту Орлова тщательно скрывала от родных. Бедная Евгения Николаевна! Вряд ли она была бы довольна своим будущим зятем, если бы узнала, чем вынуждена заниматься ее дочь.

Когда-то, в начале двадцатых, Орлова была идеальной ученицей. Теперь она доказывала, что превратилась в идеальную партнершу. С ней не было, проблем. Какие бы развеселые, неописуемые или сомнительные трюки ни приходили в золотоволосую голову неутомимого режиссера, она старалась по возможности точно и беспрекословно их выполнять и с нечеловеческим терпением повторяла и повторяла очередной пробег, притоп, поворот головы.

А у него-то в запасе всегда имелись какие-то «веселинки», штучки, иногда не очень уместные, тормозившие съемки. Свой первый фильм Александров стремился превратить в выставку новых приемов и хохм.