Читаем без скачивания В глубь времен - Рене Баржавель

Он подошел к лифту, вытащил из кармана связку плоских ключей и стал подбирать нужный. Ему никак не удавалось это сделать, поскольку руки сильно дрожали. Тогда он снял перчатки, подышал на заледеневшие пальцы, постучал ими о колено и немного попрыгал на месте. Кровь снова начала циркулировать. Он вернулся к своему занятию. Наконец он нашел подходящий ключ, вошел в лифт и нажал на кнопку спуска.

В медпункте Симон смотрел на спящую Элеа. Он больше не оставлял ее. Как только он удалялся, она требовала его к себе. К ледяному безразличию, которым она себя окружила, добавлялось еще, когда его не было рядом, физическое беспокойство, из которого она немедленно требовала вывести себя.

Симон рядом, и она могла спать. Дежурная медсестра тоже спала на одной из двух раскладушек, стоящих рядом. От синей лампы над дверью исходило нежное сияние. И в этой едва освещенной ночи Симон смотрел на спящую Элеа. Ее руки, вытянувшись, лежали поверх одеяла. В конце концов она согласилась надеть фланелевую пижаму, очень уродливую, но удобную. Ее дыхание было спокойным и медлительным, лицо — серьезным. Симон наклонился, приблизил свои губы к длинной ладони с длинными пальцами, но так и не коснувшись ее, снова выпрямился.

Потом он подошел к свободной раскладушке, растянулся на ней, набросил на себя одеяло, вздохнул от счастья и уснул…

Мужчина вошел в реанимационный зал. Он направился прямо к металлическому стенному шкафу и открыл его. На полке он нашел несколько папок, полистал их, сфотографировал несколько страниц фотоаппаратом, который висел у него на плече, и положил на место. Затем приблизился к следящей телекамере — на ее экране постоянно высвечивались помещения Яйца. Новая камера, чувствительная к инфракрасным лучам, пробивалась сквозь туман. Он ясно увидел мужчину в блоке из гелия и цоколь, который поддерживал Элеа. С одной стороны цоколь был открыт, и там на полках находилось несколько предметов, которые Элеа не потребовала принести ей.

Человек привел в действие пульт управления камерой. На экране высветился открытый цоколь. Затем он приблизил изображение и наконец зафиксировал крупный план того, что искал: оружие.

Он удовлетворенно улыбнулся и начал спускаться к Яйцу. Он знал, что там царит страшный холод. Без космического комбинезона, он должен был все сделать быстро. Он вышел из операционного зала. Внутреннее помещение Сферы, слабо освещенное несколькими лампочками, было похоже на скелет гигантской птицы, нарисованной в сюрреалистическом стиле и наполовину поглощенной бессознательной ночью. Чтобы вернуть самообладание, человек нарочно кашлянул. Звук разбил полную тишину, наполнил Сферу, разорвался между колоннами и арками, оттолкнулся от наружных стен и вернулся к человеку тысячью кусочков разбитого острого шума.

Неизвестный натянул шапку на уши, обмотал вокруг шеи толстый шарф и, спускаясь по золотой лестнице, надел меховые перчатки. Электрическое приспособление позволяло приподнять дверь Яйца. Он нажал на кнопку. Дверь поднялась как створка раковины. Он проскользнул внутрь. В тот же момент дверь за ним закрылась.

Внутри царил туман, нереально голубого цвета, который шел от неподвижного генератора через прозрачный пол и отражался от слоя сыпучего снега. Зажав фонарь в руке, человек осторожно спустился по лестнице. Чем дальше, тем сильнее он чувствовал, как холод проникает в его лодыжки, запястья, колени, бедра, живот, грудь, горло, череп.

Нужно было все делать быстро, очень быстро. Наконец он достиг пола, покрытого снегом. Он сделал шаг влево и у него перехватило дыхание. Его легкие заледенели и превратились в камень. Он хотел крикнуть и открыл рот. Его язык замерз и полопались зубы. Внутренняя оболочка его глаз замерзла так, что стала твердой, выдавливая радужную оболочку наружу как гриб. Перед тем, как умереть, он еще успел почувствовать, как холод заморозил его внутренности и превратил в лед его мозг. Его фонарик погас.

Он упал вперед, в голубой снег. При соприкосновении с полом его нос сломался. Снежная пыль, на мгновение поднятая в легкое сияющее облако, упала и покрыла его.

Утром оператор, зевая, приблизился к камере в операционном зале, и возмутился, увидев на экране вместо общего плана Яйца крупный план оружия.

— Какой мерзавец трогал мою машинку! Опять электрики! Я им скажу все, что о них думаю, когда эти козлы спустятся!

Все еще продолжая ворчать, он стал нажимать на кнопки пульта управления, чтобы вернуть изображение общего плана. Вдруг внизу экрана он увидел руку в перчатке, расставленные пальцы которой едва различались из-под снега.

Когда одетые в космические комбинезоны люди вытаскивали труп из-под снежного савана, то, несмотря на все меры предосторожности, его вытянутая правая рука сломалась. Со всей одеждой, которая ее покрывала, она упала, как мертвая ветка, и разлетелась еще на четыре куска.

— Я очень сожалею, — говорил Рошфу журналистам и фотографам, собравшимся в конференц-зале, — сообщая вам о трагической смерти вашего товарища Хуана Фернандеса, фотографа из Буэнос-Айреса. Он тайно проник в Яйцо, чтобы сфотографировать Кобана, но холод убил его прежде, чем он успел сделать три шага. Эта ужасная смерть — наилучший способ продемонстрировать вам, насколько надо быть осторожными. Мы ничего от вас не скрываем. Напротив, наше самое большое желание, чтобы вы знали все и распространяли сведения по всему миру. Я вас очень прошу — не занимайтесь самодеятельностью, это не только опасно для вас, но и может нанести непоправимый ущерб делу, призванному полностью изменить судьбу человечества.

Все сочли инцидент исчерпанным, однако в телеграмме из журнала "Насьон", переданной через "Трио" из Буэнос-Айреса, сообщалось о том, что никакой Хуан Фернандес никогда не состоял в его штате. Тогда вспомнили, что оператор обнаружил крупный план изображения оружия. В комнате Фернандеса провели обыск. Там нашли три фотоаппарата — американский, чешский и японский, немецкий радиопередатчик и итальянский револьвер.

Руководители МПЭ и реаниматоры собрались в конференц-зале, удалив оттуда журналистов. Они были потрясены.

— Это наверняка один из кретинов секретных служб, — заявил Маисов. — Но какой службы? Ни я, ни вы не знаем. И, без сомнения, не узнаем никогда. Это воплощение тупости человечества и неэффективности мышления. Они тратят колоссальные суммы, а результат… мышиная возня. Единственное, что им всегда удается, — это катастрофа. Нужно защитить себя от этих крыс.

— Все они дерьмо, — сказал Гувер по-французски.