Читаем без скачивания Записки бухарского гостя - Фазлаллах ибн Рузбихан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[Далее описывается мороз и ветер в прозе и стихах.]
Короче говоря, на рассвете, в такую стужу словно мать времен охладила любовь /57б/ к своим детям, а войско страданий со всех сторон набросилось на спутников, двадцать тысяч человек с нагруженными повозками и вьючными животными стояли на краю кака, [не видя] пути ни вперед, ни назад.
Некоторые великие эмиры и знатные лица, которые сопутствовали, сами, сойдя с коней, брали по ноше дров, шли от берега кака к краю полыньи и бросали дрова в воду с целью перекрыть полынью. И сколько людей с большими трудами и усилиями ни подносили к краю полыньи огромные деревья, из которых каждое равнялось тысяче манов дров, и с силой, многими ударами ни погружали их в воду — казалось, будто в какую-то дыру, которую сделали в океане, или [словно] стрелы пускали в голубое море небосвода. Куда бы горделивые воины[209] ни гнали коней отваги — не найдется ли где-нибудь переправы, [куда бы] ни спешили найти путь к спасению, они лишь блуждали наподобие реки, и ноги у них от хождения взад в вперед застывали, как лед, и они снова возвращались к этому каку.
Прочие султаны и эмиры, которые пустились в путь ранее, застряли среди этих каков. Ноги их намерений замерзли в трещинах [льда], а стопы переправы сломались. Войску ровно ничего не было известно о положении его ханского величества, ни одной душе не видно было и следа движения звездоподобного кортежа. Короче говоря, с большим трудом срезали несколько деревьев и слегка переплели их друг с другом. Один смелый всадник, промолвив слова: Не подобает душе умереть иначе, как с соизволения Аллаха, — поднялся ради [спасения] жизни, сел на быстроходного коня и попытался проехать по тем сплетенным деревьям. Как только он сделал несколько шагов, ноги коня ушли в глубь кака и конь, свалившись с ног, рухнул в воду. Люди, подняв крик, бросились вслед за воином, но нашли его вместе с быстроходным конем в пучине гибели и потопления. Поскольку всадник на резвом коне, несмотря на легкость веса, с таким трудом прошел [несколько шагов] и, не дойдя до берега, утонул в волнах несчастия и бедствия, то другие, у которых были тяжелые ноши и вещи, спрятали зубы желания перейти [на тот берег] и посыпали прахом неудачи глаза надежды на избавление.
Непрестанная сильная буря, непрерывное бушевание холодных ветров настолько всех привели в замешательство, что никто не решался обдумать бедствия создавшегося положения и не мог, [несмотря на] усилия, выбраться из пределов этого кровожадного кака.
/58а/ В общем, когда наступил день и совершенно гладкая ледяная поверхность кака стала несколько более проходимой, люди со [всех] сторон направились за деревьями и все с большим усилием и старанием, не описуемыми в словах, приносили множество поленьев деревьев и пней и сбрасывали на переправе. Со многими трудностями караван за караваном переправили навьюченных верблюдов по одиночке через кровожадный как и доставили на спасительный берег необходимый для жизни дорожный багаж. По этой залитой водой земле пришлось еще Несколько раз переправляться через каки; таким же способом, перекрыв деревьями полыньи, к концу дня переправились [все]. [Затем следует описание холодной зимней ночи.]
Сборище воинов отстало, подобно звездам, от прекрасного солнца ханского величества, отдалилось, словно темная ночь, от солнца высшей точки величия. Вместе с теми сильными, как судьба, воинами, спрятав горестную голову в воротник заботы и подобрав тягостную ногу под полу печали, мы с тысячью неприятностей и лишений провели эту ночь до утра. Когда же с восходом солнца занялся счастливый день после мрака и самой длинной, беспросветной зимней ночи, мы снова, возложив на быстроходных верблюдиц паланкины намерения, пришли в движение и с большой печалью и озабоченные пустились в путь.
В полдень, когда ладья солнца достигла середины голубого моря небосвода и солнечные лучи, воздействуя теплотой, в общем согрели руки и ноги шествующих по этой холодной долине, [мы] поднялись на возвышенное место. Из-за чащи леса и нагромождения ветвей, из-за места, [вызывающего] опасения, показалась кровожадная река Сейхун, окаймленная громадными зарослями камыша, вследствие густоты которых змее не было /58б/ возможности проползти в их узких проходах. Солнце, несмотря на острые клинки [своих] лучей, никогда не проникало вглубь, чтобы срезать их на корню. Кроме тени, которая охватывала их полу, никто не решался ступить ногой, чтобы проложить путь сквозь эти камышовые дебри. Кроме воды, которая протекала внизу, никто не мог раздвинуть их властной рукой, чтобы пройти. Края этой рощи были так окружены стрелами камыша, что каждый человек, который шел там, уподоблялся колчану и жизнь свою превращал в мишень стрел смерти. Текущая у полы камышей вода в этих зарослях так замерзла, что казалось, будто камышовые стрелы воткнуты в колчан или камыш внизу был сломан льдом от долгого пребывания в тех ямах.
Когда за чащей зарослей камыша стала видна река Сейхун, то она представилась морем, словно рудник текучего серебра или остановившейся от сжатия, неподвижной ртути. Словно небосвод, частицы которого — серебристые звезды или Млечный Путь, а облака на нем — блюдо, полное небесных созвездий. Посередине зеленого моря деревьев [будто] протянулся широкий серебряный мост или [словно] продолжение первого проблеска утреннего рассвета, показавшегося на краю темно-синего горизонта...
Посередине этого белого моря виднелась черная полоса грозного, как судьба войска, проходившего через переправу. Чернота чернил растянувшегося войска стерла белизну той серебристой страницы. Полки воинов и отряды конников, могучих, как рок, своей чернотой покрыли поверхность той белизны. Вереницы верблюдов арабской породы следовали друг за другом подобно буквам в письме, как сказал поэт:
Верблюдица, брат ее, отец ее [происходят] из гор,
Верблюдица,
