Читаем без скачивания Дело земли - Ольга Чигиринская

Потому что она вся была живой.

И когда все кончилось, он не отпустил ее от себя, не смог выпустить из рук живое тепло. Поддаться страху позорно, но Райко сейчас об этом не думал. Он и впрямь боялся, что разожми он руки, позволь этому хрупкому податливому телу отстраниться от себя — и Тидори тоже канет в темноту и холод, оставив его наедине с изнанкой мира.

Тени деревьев на сёдзи расплылись: луну задернуло облако. Расплылись, но не исчезли совсем.

— Что с вами такое сегодня, господин Райко? — спросила девушка.

— Этот лунный свет… — прошептал Райко ей в самое ушко, чтобы дотронуться губами. — От него словно холоднее. А ты такая теплая… Я был груб?

Она положила свою ладошку на его руку, прижала к груди сильней. Хрупкость этого тела была обманчивой — Тидори могла, стоя на руках, удерживать на каждой ноге по чаше вина и обойти так всех гостей, не опрокинув и не пролив. Тонкие пальчики сжали его руку с почти мужской силой.

— Вы сегодня очень печальны.

— Мир печален.

Быть может, сегодня ночные убийцы снова подстерегут девушку на пустой улице…

— Не выходи из дома по темноте, — сказал он. — Теперь опасно.

Тидори рассмеялась, перевернулась на спину. Мужской корешок Райко, уже бессильный, выскользнул из ее раковины и повис, как пустая змеиная шкурка.

— Поглядите на эти стены, господин Райко. Разве они остановят ночного демона или Монаха-Пропойцу, если он захочет войти?

Райко от изумления даже сел.

— Как ты сказала?

— Я говорю, что эти стены…

— Нет, я про Монаха-Пропойцу. Ты знаешь его?

— Кто же из сабурико его не знает… — в голосе Тидори послышалась ненависть. — Он появился в столице незадолго до мятежа Масакадо, как рассказывали. Пришел из дальних стран — Индии или Китая. Снял усадьбу непонятно на чьи деньги, ходил по домам и гадал, якобы демонов изгонял… А ночами зазывал к себе таких девушек, как мы, и насиловал до смерти… или после смерти… Когда поняли, кто этим занимается — послали стражу, схватили его… Но тут как раз случился мятеж, Масакадо прислал в столицу поджигателей — и разбойник в суматохе сумел сбежать из тюрьмы и скрыться. А сейчас он, по слухам, объявился снова. Может, и врут слухи — но девушки-то пропадают…

— А что еще о нем говорят?

Вот так — думаешь, что знаешь о столице если не все, то многое, уж и гордиться начал, а, оказывается, нечем гордиться, ничего-то ты не знаешь на самом деле, Минамото-но Райко…

— Он огромного роста. И силы — нечеловеческой. Волосы у него красные. Однако я думаю, что всё это враки. Столица на самом деле — маленький город. Такое чудовище не могло бы здесь укрыться надолго.

— Маленький? — изумился Райко. — Ты так думаешь?

Сам он в первые дни своего приезда был поражен размерами одного только посада. А ведь посадом дело не ограничивалось — к востоку и к югу от городского вала, за воротами Расёмон, простиралось поселение не меньше, а то и поболее. Не хотела, не желала Столица Мира и Покоя укладываться в заданные изначально рамки геометрической гармонии. И уже не только хибарки да хижины неимущих лепились в предместьях — а и богатые усадьбы перешагнули границы городского вала и потянулись от канала Хигаси-Хорикава в сторону реки Камо, к Шести Полям и дальше — на восток… Райко родился здесь, в усадьбе — но семи лет последовал за отцом в Муцу, затем в Сэтцу, и вновь увидел Столицу только в позапрошлом году, когда прибыл к месту несения службы. Детское впечатление остались непоколебимым: в сравнении с крохотными городками восточных провинций, лепящимися к замкам, она была огромна.

Среди множества дворцов, хибар, храмов, торжищ и людей мог потеряться даже такой приметный негодяй, как Монах-Пропойца. Красная шевелюра. Огромный рост. Следы в мерзлой земле — и по-собачьи рыжие волосины в руке у девушки с пятого проспекта…

— Не знаю, как он укрывается, но он здесь, — вполголоса проговорил Райко.

Что-то еще перед самым погружением в сон промелькнуло в сознании — словно заяц перед глазами тонущего, уходящего в трясину. Райко попытался было поймать, вернуть эту мысль — да где там… Вместо этого другое пришло ему в голову: если появление Сютэндодзи совпало с мятежом Масакадо, то Сэймэй наверняка должен был о нем знать. Похоже, Сэймэй все понял еще там, в саду — слова пленного полудемона только подтвердили его мысли. Понял — и ничего не сказал.

Ай да Сэймэй.

— Вот, вспомнила еще, — Тидори протянула руку и плотней укрыла себя и господина ватным одеялом. — Он пьет много вина. Целыми кувшинами.

Но Райко уже спал. Тидори прижалась к нему, и два тела под ворохом шелков, словно два шелковичных червячка в одном коконе, замерли, сохраняя тепло.

Осторожный человек шел по улице, где возможно, переступая через тени и трещины. Он прекрасно знал, что это — предрассудок и никакого вреда от того, что наступишь на тень, произойти не может. Но телу было удобнее двигаться так. И почему-то при этом скрадывалась скорость шага. Сейчас, например, за человеком трудно было бы удержаться, не переходя на бег — если бы кто-то следовал за ним. Но следовать было некому. Ночами на улицах Столицы хозяйничают пять видов нечисти и три вида людей: воры, стражники и божьи люди. И все они — как люди, так и нечисть — испытывали к ночному прохожему смешанное чувство страха и почтения; ну а чего больше было в этом смешанном чувстве — почтения или страха — зависело от обстоятельств.

Нечисть, во всяком случае, сегодня вела себя смирно: то ли ее обрядами очищения напугали, то ли она издалека узнавала Сэймэя и пряталась, чтобы не связываться. Стражников же Сэймэй избегал сам. К встрече с ворами он был готов, а что касается божьих людей…

Божьи люди — это разговор особый. Они как бы и есть — и как бы их нет. Ибо, с одной стороны, улицы Столицы надобно держать в чистоте: ни отбросы, ни навоз, ни трупы собак, быков, лошадей и простолюдинов не должны осквернять взоры Солнца, когда оно покажется из-за гор. Этим и занимаются божьи люди, чья община, возглавляемая хромым Акуто, находится под покровительством храма Гион и страшного Годзу-Тэнно, владыки моровых болезней. Когда принц-регент Сётоку повелел всюду распространять учение Будды, особой любви между приверженцами новой веры и ревнителями отеческих богов не было, и даже случилось несколько восстаний. Однако со временем все утряслось, а про отеческих богов выяснилось, что все они в ином воплощении сделались буддами, бодхисатвами или святыми духами, так что и воевать стало вроде как незачем. Кроме того, буддийские монахи были людьми учеными, и паства их стремилась к учению, а служители ками, особенно местных оставались близки к народу. Простолюдин приходил к бритоголовым монахам разве только если в доме кто-то умирал — а остальное время старался держаться от них в стороне, перепоручая заботу о себе, доме и урожае божествам лесов и гор. Знать же, напротив, любила слушать ученые диспуты, паломничать, показывая пышность выезда, преподносить монастырям дорогие свитки и заказывать тонкой работы чаши, воздвигать статуи и храмы, кичась друг перед другом щедростью и благочестием — а поклонение родовым богам происходило скромно, в кругу семьи.