Читаем без скачивания В споре со временем - Наталья Решетовская

Очень кстати через несколько дней после операции пришла посылка. Уже можно было есть всё без ограничений, а для поправки в самый раз.

Через две недели Саня выписался из больницы.

И вот в марте он пишет нам, что выглядит хорошо, несмотря на перенесённую операцию, и чувствует себя крепко.

К этому времени он получил от тёти Нины те учебники, которые незадолго до того просил ему прислать. Собирается заняться подготовкой к учительской деятельности... Просил он арифметику и геометрию. Да не просто какой-нибудь курс геометрии, а "лучше не стабильный" (стабильного он ничего не любит!), да издания более раннего, "где в тексте много задач на построение".

Человек с высшим математическим образованием, который и в "шарашке" ею занимался, наверняка математику не забыл и легко сможет преподавать её в сельской, как он уверен, школе! Но Солженицыну хочется уже для себя, для какого-то внутреннего удовлетворения даже в сельской школе выступить чуть ли не реформатором методики преподавания математики! Вести её на самом высшем уровне!

Что ждёт Саню через год - неизвестно. Будущее в полном тумане.

Кое-что в лагере теперь изменилось. Режим стал помягче. И с питанием лучше стало. И кино стали чаще показывать.

Многих теперь в лагере не досчитаешься. Уехали с этапом Дмитрий Панин, Павел Гай и другие.

Работа теперь у Сани другая. Стал было учиться столярному делу. "Хорошо бы ещё этой специальностью овладеть",- мечтается Сане. И клянёт своё воспитание "интеллигента-белоручки". Сколько оно досадило ему в жизни! "Вырастает тридцатилетний оболтус,- жалуется он нам,- прочитывает тысячи книг, а не может наточить топора или насадить ручки на молоток".

Но не судьба овладеть Сане столярным делом! Вскоре он уже - рабочий в литейном цеху. Вот об этом даже память осталась: алюминиевая ложка. Ему была она дорога. Потому что он сам отливал её в песке из алюминиевого провода.

Идёт последний лагерный Санин год... Как тяжёл он оказался! "Невыразимо медленно тянутся недели и месяцы". И оставшийся срок всё ещё кажется "очень и очень большим".

* * *

Когда в конце августа 51-го года к началу учебного года мы с мамой вернулись в Рязань, нас встретил В. С. В ожидавшем нас такси лежал букет цветов. В ту осень к В. С. приехал его старший сын - живой, смышлёный мальчуган.

Виделись мы с В. С. очень часто: и дома, и на кафедре. Стали вести совместную научную работу. Но всю зиму была ещё неопределённость. На чашу и без того колеблющихся весов легло ещё одно обстоятельство... Однажды начальница спецчасти института вызвала меня и сказала, что директор просит меня заполнить... вот эту анкету. Такую же, какую мне осенью 48-го пришлось заполнять в Москве.

Пришлось сказать, что у меня брак с бывшим мужем находится в процессе расторжения. Сведения о Сане я, как и тогда, написала в графе о бывшем муже. Значит, брак надо расторгать. Теперь это уже неизбежно!

В то время необходимы были публикации в газете. Не желая, чтобы в Рязани всё стало известно, я поехала в Москву и, притворившись москвичкой, возобновила в Московском городском суде дело о разводе с Солженицыным А. И. Адрес я указала Туркиных.

На полную перестройку своей жизни я решилась весной 52-го года. О регистрации наших с В. С. отношений речи не было, потому что у меня не был расторгнут брак с Саней. Просто с какого-то времени мы назвались для всех мужем и женой. Так оно осталось и после получения мной официального развода с Саней.

Написанное Саней в ноябре 51-го года письмо не дошло. Но теперь не только он, но и я ему уже не писала. Не могла писать. Послала только поздравление ко дню рождения, пожелав ему "счастья в его жизни".

У меня не хватало мужества писать Сане о своих колебаниях, пока я ещё не решилась. Но и когда решилась - всё ещё медлила. Вероятно, это было малодушием, которому я искала оправдание в том, что в его лагере всё равно нет женщин, а потому в его судьбе ничто не может в этом смысле измениться... Быть может, так, постепенно, сперва только заподозрив недоброе, он легче примет то, что произошло...

И я всё молчала, хотя понимала и знала, что Саню это не может не беспокоить. В конце концов, он настойчиво попросил тётю Нину "рассеять неясность". По моей просьбе тётя Нина в сентябре 52-го года написала Сане: "Наташа просила Вам передать, что Вы можете устраивать свою жизнь независимо от неё".

Не буду себя ни оправдывать, ни винить. Я не смогла через все годы испытаний пронести свою "святость". Я стала жить реальной жизнью.

Объяснение тёти Нины Саню не удовлетворило и он попросил меня написать всё, как оно есть. Неужели же наше супружество может кончиться "такой незначащей загадочной фразой"?.. Он заверял меня, что в любом случае, что бы ни случилось, он ни в чём не смеет упрекать меня, потому что виноват передо мною только он, он принёс мне "так мало радости", он всегда будет "моим должником"...

Я написала Сане, что у меня есть семья и что это настоящее...

На этом наша переписка на некоторое время оборвалась...

* * *

Если бы Солженицын встретился с Шуховым не в 50-м году, а лет на пять раньше, мало бы нашлось между ними сходного, хоть и тогда было бы. Ведь мужичок себе на уме, Шухов где-то пересекается с интеллигентом себе на уме Солженицыным! И экономия своих духовных и физических сил, и в общем-то рационалистическое отношение к жизни, расчётливость и бережливость. Поговорку "запасливый лучше богатого" Солженицын вполне и к себе мог бы применить!..

Но в том бы они резко отличались, что Шухов, несмотря на всю свою хитрецу и оборотистость, "как человек робкий", не умел "шуметь и качать права", как с успехом делал это Солженицын в "шарашке" и Нержин в "Круге первом". То пять граммов подболточной муки, то польские злотые вытребовал, дойдя до Верховного Совета... То Даля не дал отобрать, то Есенина вытребовал у администрации вместе с моей надписью на нём: "Так и всё утерянное к тебе вернётся!" - больно хорошо в законах разбирался...

А теперь и философия жизни у них общая стала. Будь что будет! Ни страха, ни беспокойства перед тем, чему суждено быть... В повести есть и другие простые люди: бригадир Тюрин, помбригадира Павло, но именно Иван Денисович ближе всех к самому Солженицыну, а потому и выбран в главные герои. По духовному настрою, по отношению к жизни, по оценке людей и событий Шухов гораздо ближе к интеллигенту Солженицыну, чем звонкий капитан Буйновский, чем интеллигент Цезарь Маркович.

Казалось бы, в задумке автора Шухов - самый рядовой из рядовых! Он и на фронте рядовой, он и в колхозе был рядовым, и здесь в бригаде, хотя он и хороший мастер, всё же только рядовой! И автором это всё время подчёркивается. А вдуматься - так Шухов увидится далеко не рядовым... И в этом - снова сходство между ними.

ГЛАВА VI

Сельский учитель

Когда из Экибастуза, отбыв свой срок, Саня ехал в Кок-Терек, районный центр в Казахстане, то проезжал Талды-Курган - место нашей с мамой эвакуации в 1942-1944 гг. Теперь конец февраля 53-го года. Меня давно там не было. И вообще меня у него тогда не было.

В первых числах марта он получил удостоверение ссыльного.

Лагерная жизнь Солженицына кончилась. Ссыльная ещё не началась. И как её начинать?..

Ему не сразу разрешили учительствовать. Какое-то время пришлось поработать экономистом-плановиком в райпотребсоюзе. Всё же ещё до конца учебного года Саня стал преподавателем, принимал выпускные экзамены.

Учебная нагрузка навалилась на него сразу большая. Саня дорожит тем, что у него за последние годы успокоились нервы, появились добродушие и уступчивость, и немножко побаивается, чтобы суматошная школьная жизнь не вызвала обратных изменений...

Налаживать по-настоящему быт как-то не хочется. Может, ему совсем недолго быть в ссылке?.. Сталин-то умер... И Саня чувствует себя, как на пересадочной станции: "в любую минуту взял чемодан, надел рюкзак - и садись на поезд".

Саня знакомится и быстро сходится с пожилыми супругами Зубовыми, тоже ссыльными. Довольно ясно предстают они в повести "Раковый корпус" под фамилией Кадминых. Но только Зубовы духовно богаче. Николай Иванович, врач-гинеколог,- большой эрудит. Чего только он не знает: и языки, и историю, и архитектуру и многое другое. А Елена Александровна тонко чувствует литературу, поэзию...

Зубовы обладают прекрасным свойством - радоваться малому. В их доме не услышишь нытья и жалоб...

Начинается новый учебный год. Подвёртывается случай снять отдельную хатку. Ну что же, работа в школе надёжная. Надо же как-то наладить свой быт. А раз будет отдельная хата - он сможет ещё и безбоязненно писать столько, сколько захочет...

При домике есть огород. Сразу за "забором" из колючих веток джингиля начинается степь, на горизонте синеют Чу-Илийские горы... По его улице не ездят вовсе; ничего на ней нет, "кроме глухой полевой тропинки", а потому "тишина изумительная".

Квартирка (комната, кухня, коридор) хоть и с земляным полом, но чисто выбеленная, светленькая. В комнате два окна: на юг и на запад, в кухне одно, на юг.