Читаем без скачивания Сабля Цесаревича (СИ) - Алексеева Татьяна Сергеевна

— Да, — отозвался тоже приостановившийся Алексей. — «Дом-сказка», так его называли… И называют.

Раздавшийся позади колокольный звон отвлек Павла. Он обернулся и снова застыл. Вдалеке, там, где была площадь Тургенева, он увидел увенчанную шпилем колокольню, которой там точно не было. Не могло быть…

— «Люблю летать, заснувши наяву, в Коломну, к Покрову…» — продекламировал Алексей.

В тоне его ощущалась легкая усмешка.

— Леша, где мы? — севшим голосом спросил Павел.

— Там, где должны быть. Пошли.

Павел с облегчением увидел, что его собственный дом, ничем особо не выдающийся, кроме давности постройки, стоит на положенном месте. Правда, выглядел он совсем не так, как когда мальчик выходил из него всего несколько минут назад. Грязноватый облупленный фасад был заново оштукатурен и явно не очень давно покрашен светлой краской. Над выходящими на проспект парадными нависали изящные козырьки, поддерживаемые легкими столбиками.

А на маленькой аллее, которая была между Пашиным домом и Домом-сказкой, небольшие деревца разрослись, поднялись и шелестели уже желтыми, но все еще густыми кронами. Между стволами стояли удобные скамейки, которых тут сроду не было.

Пожарский бы долго глазел на эти чудеса, если бы Алексей не потянул его за рукав.

— Пошли, пошли, у нас не так уж много времени.

Павел молча пошел рядом с другом, понимая, что спрашивать его о творящемся вокруг волшебстве бесполезно.

Вообще-то, он пребывал в некоем странном, полувосторженном — полунапряженном состоянии. Все вокруг казалось ярче и четче, чем всегда, Павел ощущал приподнятость, но в то же время было такое чувство, словно он на полной скорости стремится во что-то неведомое, невероятное, и понятия не имеет, что ждет его в конце пути.

Они пошли по Декабристов… Хотя и это уже было не совсем так. «Офицерская», — на ходу прочитал Павел на одной из висящих на домах табличек. Сама по себе улица изменилась немного — большинство домов оставались на своих местах, только, как и Пашин дом, они казались отремонтированными и обновленными, сияли красочными вывесками магазинов и чисто вымытыми окнами.

Еще Пожарского потрясло, что по улице почти не проезжали автомобили, которые, вообще-то, всегда шли здесь почти сплошным потоком. Теперь же лишь раза два-три мимо них пронеслись легковые машины незнакомых Павлу марок. Да еще иногда небольшие юркие автобусы. Зато было очень много велосипедистов и людей на самокатах.

Прохожих тоже было не очень много, и они тоже были несколько… иными, как и все здесь. Мальчик не вполне понимал, чем они отличаются от обычных горожан — может быть, немного другой одеждой — ярче и непривычных фасонов, может быть, выражением лиц — более спокойным и каким-то… незамутненным. Не таким, как в мире Павла.

Ибо шли они по другому миру — для Пожарского это было неоспоримым фактом.

Они миновали красивую арку на том месте, где в мире Павла был вход на стадион Лесгафта. В глубине, за аркой, возвышались какие-то хитрые аттракционы. «Луна-парк», — прочитал мальчик.

Уродливая «стекляшка» на углу с Лермонтовским исчезла, на ее месте возвышалось изящное, облицованное красным гранитом, здание, и его башенка явно служила репликой на оставленный позади «Дом-сказку». Первый этаж здания занимал вестибюль станции метро.

На месте свежепостроенной, но скучной и громоздкой второй сцены Мариинки тоже было другое здание, и весьма впечатляющее. Какой-то холм из циклопической золотистой паутины — зрелище странное, но привлекательное. Однако Павел лишь мельком взглянул на него — поразить чем-то еще больше его теперь было трудно.

Огромного монстра — всеподавляющего могучей серостью жилого дома в стиле сталинского ампира на противоположной стороне улицы Декабристов… то есть, Офицерской, не было вовсе. Вместо него там простирался обширный сквер с тенистыми деревьями. А в глубине его, напротив Новой Голландии, где раньше стоял какой-то нелепый пестрый домик, возвышался громадный белый монумент с золотой фигурой наверху.

— Туда, — сказал Алексей, и они перешли улицу по «зебре».

У входа в парк, рядом с мостом, под стилизованным «под старину» фонарем теперь стоял еще один памятник, на этот раз небольшой. Павел легко узнал, кого он изображает — Александра Блока, устремившего через рябь канала туманный поэтический взор на аптеку, которая работала в этом доме и в Пашином мире.

По самому парку гуляли дамы с колясками, на скамейках чинно восседали парочки и пенсионеры. Полицейский в красной фуражке неторопливо прохаживался по аллеям, к нему иногда подходили туристы, выглядящие точно так же, как и в мире Павла, и о чем-то расспрашивали.

Друзья подошли к большому памятнику и приостановились. Вернее, остановился Паша, а Алексей понимающе посмотрел на него и задержался тоже. Это был высокий круглый монумент из мрамора. Венчала его золотая фигура женщины, держащей в обеих руках большое полотнище с крестами по краям. Ниже была скульптурная композиция из нескольких фигур. Еще ниже — два яруса горельефов.

Павла этот памятник странным образом притягивал, он не мог пройти мимо, не рассмотрев его вблизи. И надо сказать, не только он — многочисленные туристы всех цветов кожи толпились вокруг, жужжа фотоаппаратами и камерами и просто глазея. Пожарский медленно пошел вокруг, рассматривая горельефы. Памятник был огромен, фигур на нижних ярусах оказалось очень много. Некоторые лица он, казалось, узнавал, другие были ему совсем незнакомы.

…Курносый человек в камзоле и треуголке — Павел I, он вспоминал его недавно. Еще царь… да, Александр II, о котором они еще в субботу говорили с Лешей. Дальше — наверное, Александр III, потом должен быть… Нет, потом какие-то военные… это Скобелев, кажется. А вот точно Пржевальский — Павел даже припомнил фотографию, с которой явно лепилось это лицо.

Паша вздрогнул, узнав лицо женщины из сна, которую называли Эллой… Елизаветой Федоровной.

Еще и еще военные, но много и штатских. Бородатый старик в пенсне — Циолковский, а вот Менделеев… Какие-то священники, епископы, и даже, кажется, буддийский лама.

Мальчик поднял глаза ко второму ярусу, почему-то отделенному от первого ободом, резко, почти уродливо черневшем на белизне мрамора. Второй ряд фигур был виден гораздо хуже, однако уж Юрия Гагарина-то он узнал. И Валентину Терешкову рядом с ним, и маршала Жукова. И… это точно была Анна Ахматова, но почему ей на плечо положил руку немолодой человек в современном костюме и с книгой в другой руке? И где же тогда..?

Паша вновь перевел взгляд на нижний ярус и подтвердил свою догадку: снизу через траурную границу к паре на втором ярусе тянул руку офицер с грустным лицом — Николай Гумилев.

Обойдя памятник наполовину, Павел понял, что может точно выяснить, кого изображали статуи — там был стенд, вокруг которого тоже толпились туристы. Подойдя ближе, мальчик увидел, что это список имен. Русский текст был продублирован рядом английским и, по всей видимости, китайским.

«Монументальная композиция «Покров над Империей» установлена в царствование Государя Императора Алексея II Павловича», — написано было сверху.

Из-за голов туристов Паша плохо видел список, выхватывая взглядом лишь отдельные имена: «Яков Кульнев… Александр Горчаков… Фаддей Беллинсгаузен… Николай Миклухо-Маклай… Граф Михаил Лорис-Меликов… Чокан Валиханов… Федор Достоевский… Святитель Николай Японский… Василий Верещагин… Петр Столыпин… Лавр Корнилов… Владимир Каппель… Александр Колчак… Мария Бочкарева… Тамара Черкасская… Осип Мандельштам… Михаил Булгаков… Николай Вавилов… Константин Рокоссовский… Николай Кузнецов… Сергей Королев… Игорь Курчатов… Лев Гумилев… Владимир и Наталья Бехтеревы… Владимир Высоцкий… Юрий Кнорозов… Андрей Тарковский… Святитель Алексий Московский… Александр Солженицын… Владимир Путин… Воин-мученик Евгений Родионов… Арсен Павлов… Магомед Нурбагандов…»

У Павла рябило от имен в глазах. Он оторвал взгляд от мелкого текста и вновь посмотрел в его начало, на строку под названием памятника. «Третий ярус: Святой преподобный Серафим Саровский, Святитель Тихон, Патриарх Московский, Святые Царственные мученики…» — дальше текст закрывали дреды рослого чернокожего туриста.