Читаем без скачивания Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не смогу поехать с ним, да? – спросила миссис Магован. Я покачал головой.
– Я лягу в больницу, – сказал мистер Магован, тоже качая головой. Он поднял на меня глаза, и в выражении его лица была решительность, которой я не ожидал увидеть. – Я воспользуюсь любым шансом на выздоровление.
– Вам не придется долго ждать скорую помощь, – сказал я. – Простите, мне нужно идти.
– Конечно, идите.
Жалея, что не могу поговорить с ним дольше, я вышел из комнаты. Шел дождь. На середине сада я остановился, чтобы поговорить с миссис Магован. У меня пока не было возможности снять средства индивидуальной защиты, обработать инструменты и убрать все в саквояж.
– Я ведь увижу его снова, да, доктор Фрэнсис? – спросила она.
– Уверен, что увидите, миссис Магован, – ответил я, после чего снял верхнюю пару перчаток, положил ее в мусорный пакет, взял антисептическую салфетку и стал протирать стетоскоп. – Удостоверьтесь, что медсестры смогут до вас дозвониться. Они свяжутся с вами при первой же возможности.
Однажды после утреннего приема на юге Эдинбурга я направился в одну из гостиниц на севере города, чтобы встретиться с Рэнкином Барром – менеджером благотворительной организации «Стритворк».
В зоне рецепции, где посетители раньше могли выпить кофе, теперь лежали файлы, коробки с пожертвованной едой, папки, списки гостей и дел пяти сотрудников, каждый из которых поднял руку в знак приветствия. Коротко остриженный Барр был одет в футболку с шотландской рок-группой, джинсы и спортивные штаны Adidas. Он тепло мне улыбнулся, и мы заменили рукопожатие ударом локтями. Я пошутил насчет масок: некоторые резиденты, находившиеся в фойе, носили их, но на сотрудниках их не было.
– Я вам все покажу, – сказал Барр. – Здесь у нас смотровая.
Прямо у фойе был гостиничный номер со стенами цвета бургунди. На письменном столе нелепо лежал фен, а на месте кровати стояла кушетка.
– Врачи общей практики ведут прием здесь, – сказал Барр. – Напротив расположен еще один кабинет, где мы осматриваем гостей с подозрением на коронавирус.
Он провел меня в кабинет напротив, раньше он служил подсобкой. Теперь поставленные друг на друга коробки вдоль одной из стен были накрыты моющимися простынями.
– Вы здесь же делаете мазки на коронавирус? – поинтересовался я.
– Нет, на улице, – ответил Барр. – На ветру! Так безопаснее.
Пока мы шли по гостиничным коридорам, Барр выразил удивление по поводу того, сколь многого удалось достичь всего за семь недель. Он сказал, что один из гостей ночевал на улице почти десять лет.
– У него была сильная клаустрофобия, и я сомневался, что он вообще сможет остаться в гостинице, – сказал Барр. – В итоге нам удалось его убедить.
Из-за сильной тревожности этому мужчине выделили самый большой номер.
– Нам пришлось показывать ему, как пользоваться душем и телевизором. Он так долго жил на улице, что не знал, как включить телек, – сказал Барр, качая головой. – У него глаза наполнились слезами.
Он рассказал мне о мужчине, который обычно спал в мусорном баке на колесах – одновременно он служил ему транспортным средством для перевозки вещей.
– Впервые за много лет у него появилась крыша над головой, – сказал Барр.
Затем он рассказал еще об одном мужчине, который не заходил внутрь: кошка сказала ему, что там небезопасно.
– Сотрудники каждую ночь проверяют этого парня, – сказал он. – Я надеюсь, что он все же придет.
– Сколько людей продолжает жить на улице? – спросил я.
– По моим предположениям, от пяти до десяти во всем городе. Это либо те, с кем мы не можем совладать в такой обстановке, либо те, кто отказывается поехать в гостиницу из-за привычки жить на улице.
Барр рассказал мне и о неудачном опыте: трое мужчин были изгнаны из гостиницы за торговлю наркотиками, а еще нескольким пришлось покинуть это место из-за агрессивного поведения. Одному человеку потребовалась госпитализация, поскольку он кричал всю ночь.
– Перед освобождением заключенные указывают адрес гостиницы под видом своего домашнего адреса, – сказал мне Барр. – Тюремный персонал ничего не проверяет, для него это просто формальность. Бывает, к нам приезжают полицейские или офицеры пробации, думая, что это многоквартирный дом, но потом узнают, что это отель.
Первые три недели Барр не покидал гостиницу.
– Сначала мы ничего не знали о наших постояльцах, только имя и дату рождения. У некоторых была героиновая ломка, а у кого-то случались передозировки, – сказал Барр дрожащим голосом.
Поскольку на улицах практически не стало пешеходов, просить милостыню было не у кого. Многие бездомные приходили к Барру в состоянии сильнейшей ломки, связанной с тем, что они не могли позволить себе обычные дозы.
– У некоторых сотрудников смена завершалась в полночь, когда общественный транспорт уже не ходил, поэтому им тоже приходилось оставаться в гостинице, – продолжил он.
Численность ночного персонала теперь сократилась до четырех человек: охранника, двух работников «Стритворк» и одного работника гостиницы. Однако в беспокойное время в марте и апреле достаточная численность персонала была необходима для сохранения порядка.
В первые дни жители соседних от гостиницы домов жаловались: им не нравились изменения, произошедшие на их улице. Барр всем раздал свой номер телефона и сказал звонить в любое время дня и ночи, если возникнут какие-либо проблемы. Мы разговаривали, стоя на тротуаре, и, пока Барр доставал связку ключей, один из гостей прошел мимо нас и выбросил пакет с мусором.
– Он делает это несколько раз в день, – пояснил Барр. – Это его способ отблагодарить нас. Улица стала чище, чем когда-либо.
Я поинтересовался, как «Стритворк» распределяет доступное жилье.
– В центре рядом с хостелом Армии спасения мы проводим полную оценку потребностей каждого человека и выясняем, есть ли у него проблемы с поведением. У некоторых людей есть особые нужды, а кто-то может быть опасен.
– Опасен?
– Ну обострились проблемы с психическим здоровьем, причем очень сильно. Я думаю, что это связано с локдауном. Некоторые люди не могут регулярно принимать препараты, и у нас
