Читаем без скачивания Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая рассказы Барра о том, как он несколько недель провел в гостинице, я понял, что врачи, медсестры и сиделки не единственные люди, которые заботятся о других. Работа, проведенная Барром и его коллегами, привела к положительным изменениям. Тем не менее я задумался, насколько жизнеспособной была такая модель в долгосрочной перспективе, если всего за несколько дней гостиницы заполнились до предела. Барр сказал, что из 80 людей, заселившихся в гостиницы в первые два дня, 45 уже переехали в постоянное жилье, а освободившиеся места заняли новые бездомные.
– Многие люди, которые приходят к нам сейчас, – не бездомные в традиционном понимании, – сказал Барр. – Они оказались на улице из-за разрыва отношений, а из-за локдауна не могут пойти ни к родственникам, ни в хостелы.
Приблизительно половина бездомных в Великобритании были гражданами других стран ЕС. Они могли лишиться права на пребывание в Великобритании из-за брексита.
– Половина наших гостей не имеет права на пособия и социальное жилье, поскольку у них нет британского гражданства, – объяснил Барр.
Команда «Стритворк» сотрудничала с экспертом по иммиграции, чтобы выяснить статус каждого бездомного и помочь людям без документов вернуться на родину. Из 80 жителей гостиницы 14 ожидали решения Министерства внутренних дел. Мы поговорили о неутешительных прогнозах экономистов на осень, падении экономики и неизбежной волне безработицы. У Барра был доступ к дискреционному правительственному фонду «инновационных и творческих» методов борьбы с бездомностью, и часть средств можно было потратить на репатриацию людей, которым нужно было вернуться домой.
– У меня есть девять человек из Румынии, которые ждут, когда авиакомпании возобновят работу, – сказал он[27].
Тем временем в гостинице стартовала программа вакцинации. Я сказал Барру, что слышал, насколько тяжело обеспечить эффективную иммунизацию столь нестабильного слоя населения. Барр кивнул.
– Органы общественного здравоохранения годами пытались этого добиться, – сказал он.
Просто поразительно, насколько быстро удалось преодолеть все трудности, связанные с помощью бездомным, когда есть политическая поддержка и финансирование. Это не только впечатляет, но и огорчает, ведь решить проблему оказалось так просто.
Коронавирус преображал и переориентировал общество как в отрицательном, так и в положительном направлении. У меня сложилось впечатление, будто старая система иерархии отошла на второй план, уступив место новым возможностям.
Я спросил Барра, как долго, по его мнению, он сможет продолжать работать.
– У нас есть средства минимум на шесть недель, и я надеюсь, что нам дадут хотя бы месяц, чтобы найти другое решение проблемы, если финансирование прекратится, – ответил он, тем не менее оптимистично глядя в будущее: – Я вхожу в комитет всех организаций помощи бездомным Шотландии, и Кевин Стюарт, министр местного самоуправления, жилищного строительства и планирования, тоже входит в него. Впервые за все годы, что я работаю в этой сфере, министр присутствует на заседаниях вместе с нами.
Мы снова оказались у главного входа. Мне нужно было возвращаться в клинику, и у Барра тоже были свои дела.
– Именно мелочи сделали эти несколько недель настолько экстраординарными, – сказал он. – Позавчера мы праздновали день рождения женщины, которая жила на улице с девяти лет. С девяти! Она спала под открытым небом или жила в трущобах с тех пор, как была маленькой девочкой. Вы бы видели ее лицо! Это был ее первый настоящий день рождения.
* * *В книге «Счастливый человек» (1967), посвященной жизни и работе сельского врача общей практики, Джон Бёрджер[28] подчеркивает, как много разговоров врачей с пациентами начинается со слов: «Вы помните, когда?..» Бёрджер сказал о враче общей практики, что «он становится представителем своих пациентов и их объективным (в противовес субъективному) воспоминанием».
Большинство моих пациентов укрывались от вируса за закрытыми дверями, и мне было гораздо проще понимать их тревоги и облегчать беспокойство благодаря тому, что я работал с одной группой пациентов более десяти лет. Мне было привычно слышать фразу: «То же самое было пять или шесть лет назад, доктор Фрэнсис». Под «тем же самым» понимается ноющая боль в животе, сыпь на ногах или постепенное нарастание тревожности.
– Да, я помню, – говорю я и просматриваю свои записи. – Я вижу, это было в 2012 году.
– Правда? Я и подумать не мог(-ла), что это было так давно.
После этого я зачитываю свои записи вслух. Иногда эти слова не пробуждали во мне никаких воспоминаний, а иногда переносили меня в тот старый разговор. Я вспоминал, каким был свет, какая стояла погода, как пациент сидел на стуле, смотрел ли мне в глаза или избегал зрительного контакта. Я знал, что некоторым пациентам становилось спокойнее, когда их воспоминания о разговоре подкреплялись тем, что Бёрджер назвал «объективным (в противовес субъективному) воспоминанием».
Нам обоим было приятно обмениваться репликами из того времени, когда можно было увидеться лично и поговорить лицом к лицу, а не маска к маске и не смартфон к смартфону.
Бёрджер применил свои навыки критика искусства, описывая пациентов, за которыми он наблюдал шесть недель во время приема в клинике и визитов на дом. Больше всего его поразили их храбрость и упорство: «Большинство из них продолжало бесстрашно жить, – писал он. – Понятие устойчивости гораздо важнее счастья».
Иногда кажется, что общая практика открывает окна в жизнь разных людей, и через них я могу наблюдать за множеством способов жизни, выживания и сохранения устойчивости, не зависящих от событий в мире. Робби сказал, что ему было 12 лет, когда отец выгнал его из дома.
– Он со мной не справлялся, – признался он. – Отец сказал, что с него достаточно и я могу отправляться жить к матери. У них были плохие отношения, и воссоединение прошло не лучшим образом. – Я прожил с ней три или четыре года, но в конце концов она тоже меня выгнала, – сказал Робби. Он переехал в Данди к сводной сестре, которая была на несколько лет старше и имела собственную квартиру. Робби вспоминает те годы как относительно счастливые: – У меня никогда раньше не было надежного места для жизни, – сказал он. – Эта квартира стала первым таким местом.
Он стал продавать наркотики. Когда Робби было 16 лет, они с сестрой пили водку с примесью уличного диазепама. Робби потерял сознание на улице, прохожий вызвал скорую, и в больнице молодой человек пришел в себя. Его сестра, однако, отправилась домой, и это ее погубило: когда Робби
