Читаем без скачивания Жернова. Книга 1 - Вик Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Джок сам виноват. Сам. Он обливал помойными словами мать, он был готов распотрошить меня. Я защищался!
— Хрень все это! — возражал второй голос. — Ты неплохо уворачивался и спокойно мог бы удрать, не подпустив его к себе и не дать вспороть брюхо. Ты сам ярил его, чтобы он дал тебе повод использовать твою сраную яджу!
— Я не собирался убивать, просто… да, хотел испробовать яджу на этой скотине, но …
— Хрень! Ты давно выслеживал его, узнавал, выжидал, чтобы подловить его здесь одного, в глухом месте. Ты все рассчитал, копил яджу, и даже не пытался сдержать выброс, потому что знал, что, если Джок уцелеет, то сразу сообщит Непорочным. Ты хотел убить и убил.
— Джок был дерьмом. Паскудой!
— Еще какой! Только вот паскуда Джок никого не убивал. В отличие от тебя…
— Мало того, — продолжал долбить голос, — ты еще и Сироса погубил, ведь именно ты виноват, что из-за тебя страшной смертью умрет невинный опозоренный пекарь.
— Это случайность! Я не хотел! Кто-то донес на него, просто сводя счеты…
— Само собой, кто-то донес… Но это будет случайностью, если ты пойдешь и признаешься в убийстве мясника до того, как его насадят жопой на кол…
— Но тогда казнят меня!
— Само собой… Само собой…
Странно, но сразу после убийства, Бренн чувствовал себя очень даже неплохо. Совсем не так, как после лечения Дуги, когда его мутило и ломало. Конечно и сейчас его здорово колбасило, но больше от перевозбуждения и страха, что его схватят. Убивать оказалось неожиданно легко. И он чувствовал лишь небывалый прилив сил и веселой злости, — как после хорошей порции синюхи.
А вот сейчас он бесился из-за этих сраных голосов, а еще потому, что перед глазами маячили выкатившиеся кроваво-красные глаза Джока и обгадившийся от ужаса Сирос, на месте которого должен быть он — законопослушный благонадежный ученик кузнеца Бренн Ардан.
***
Неожиданно в темечко вонзилась мысль, которая напугала его до дрожи, — а вдруг Дознаватели ничего не обнаружили, потому что сила просто-напросто ушла из него, как вода сквозь песок? Но с чего бы это? Бренн запутался в своих страхах и злился. Какой же он пень — сначала трясся, что яджу обнаружат, теперь — что она исчезла.
В глотку не проталкивалась даже каша, которую Лотта щедро приправила маслом и медом. Видя такое дело, Морай налил полстакана синюхи и молча поставил перед ним. Бренн глубоко вдохнул, махом влил в себя обжигающую жидкость и заорал — ободранное ротовой пробкой горло загорелось огнем. Отдышался. В темечко ударило, и ледяной ком в груди растаял. Через пару минут он жадно съел миску каши и провалился в глубокий сон до самого вечера.
— Давай-ка не разлеживайся, — на закате спать не дело, — услышал сквозь густой сон голос опекуна, полагавшего, что труд в поте лица — лучшее лекарство в большинстве случаев, ну а проверка на гниль у Непорочных как раз и есть тот самый случай. Воспаленные порезы от медузьих щупалец Морай вообще не счел поводом ныть и жалеть себя — мужику не пристало обращать внимание на ожоги и царапины.
— Работа к тебе уже идет, скоро к порогу прихромает … — добавил, посмеиваясь Якоб, очень довольный, что Бренн вернулся целый и невредимый. А все остальное, по его твердому убеждению, — труха…
Бренн нехотя поднялся. Во рту — горько и сухо. Перевязанные руки почти не болели… терпеть вполне себе можно, и работать можно. Даже нужно. Вышел через задний двор к воротам, шлепая босыми ногами по теплым камням. Вишневая улица была полна привычным шумом, криками и повседневной суетой. Возвращались с рынка торговки, дребезжали по булыжникам тележки зеленщиков, возилась в пыли мелюзга, играя в камушки, порхи тащили на спинах ящики и корзины с товаром, орали коты и галдели чайки.
На душе стало светлее, когда Бренн увидел под спутанной челкой веселые глаза Хагана, ведущего под уздцы хромающего темно-пепельного жеребца, припорошенного «инеем» — светлыми прядками в хвосте и гриве.
— Приветствую! — оскалил белые зубы карлик, сжимая плечо Бренна, — Театр дядюшки Гримара, наконец-то, прибыл в ужасный и прекрасный Бхаддуар и, как всегда, мастерит подмостки на площади Сухого Дуба… А чего руки забинтованы? Помочь-то сможешь? — забеспокоился он.
— Конечно помогу… А руки… руки «розочки» обстрекали, падлы! — отмахнулся Бренн, разматывая тряпки на ладонях. — Ерунда в общем… Рад тебе, Хаган, — он сжал ему плечо в ответ и повернулся к лошади. — Что Пепел, захворал, бедолага? — Бренн положил ладонь на бархатистую морду жеребчика. Шумно дыша, конь ткнулся ему в плечо… Крепкий и теплый звериный запах успокаивал.
Карлик сдвинул светлые брови, озабоченно глядя на Пепла: — Да вроде опять эта долбанная заковка… Лишь бы не нагноилось…
— Если и нагноилось, то не глубоко, — помотал головой Бренн, — я видел, как он шел, — ему больно, но терпимо…
Присев, он быстро ощупал колени жеребца. Слева — прохладное, воспаления нет. На правой ноге, которую жеребец щадил, — небольшая тугая припухлость, кожа теплее, а вот копыто — горячее. Бренн легко пробежался пальцами по ноге Пепла, нащупав пульсацию артерии.
— Ты прав, Хаган, — это поганая заковка, но, слава Синдри, все же непрямая, — подковный гвоздь мясо не задел. Однако ж, гляди, — Бренн ткнул в черное пятно на копыте — гвоздь «горит». Недели три назад подковали?
— Так и есть — как-раз в Беллармо заезжали… Кузнец тамошний, видать, хряк криворукий… — карлик выругался.
Бренн уже не слышал, как возмущается Хаган, — наступил тот самый момент, которого он так боялся. Сейчас он узнает точно, сгорела ли искра Жизнедателя… И очень может быть, ему придется принять неизбежное и горькое… Он с волнением прислушался к себе, поглаживая колено вздохнувшего Пепла. Внутри задрожало, сердце забилось чаще, стало жарко — яджу откликалась! Она никуда не делась и по-прежнему бурлит в крови…
Но как такое может быть? Дознаватели ошиблись? А почему нет? Ведь в Сиросе они разглядели гниль, а на деле пекарь был чист, как непорченая дева. И все равно странно…
Хаган со смешками рассказывал обо всем, что происходило в театре Гримара за последние полгода, расписывая города
